Читать интересную книгу Собачьи годы - Гюнтер Грасс

Со столь щедрыми дарами святые отцы, кто пеший, кто на велосипеде, возвращаются по домам. А однажды Бог весть каким ветром к порогу мельницы прямиком из родной аахенской обители приносит даже шестерых францисканских монахинь во всей их диковатой и декоративной красе. И хотя настоятельница, сестра Альфонс-Мария, испрашивает у мельника дозволения на получасовую беседу, предмет и содержание ее никогда и нигде не подлежат разглашению; одно только известно доподлинно: католические мучные черви — ибо мельник Антон Матерн правоверный католик — на все мыслимые и немыслимые случаи жизни сочинили епископские послания; шепотком называли также некоего грядущего министра, который знаменательным образом — nomen est omen[387] — будет носить фамилию Вюрмелинг, то бишь Червивер, и при поддержке знатных католических семейств обоснует нечто вроде государства в государстве; мучные черви уже разрабатывают соответствующие законопроекты; мучные черви настаивают на конфессиональном школьном обучении; по религиозным соображениям мучные черви решительно против воссоединения Германии; мучные черви правят в Западной Германии — ибо отростковое восточногерманское государство слишком поздно посылает к ним своего ходока, теоретика плановой экономики.

Так что прежде чем мельник со своим десятикилограммовым мешочком, в котором, кстати, пары килограммов эппской пшеничной муки уже недоставало, и пришлось с превеликим трудом контрабандой добывать их с исторической, а ныне польской родины в дельте Вислы, — так вот, прежде чем мельник Матерн вместе со своими хорошо упитанными мучными червями смог принять участие в проектировании металлургического комбината в городе Сталинштадт, что в Оденбрухе, равно как и в создании энергетического комбината «Черный насос», в разработке урановых и вольфрамовых месторождений в печально известном АО «Висмут», в организации движения социалистических бригад, — прежде чем он успел подумать обо всем этом, компетентные служащие в штатском огородили и взяли под строжайшую охрану район дислокации говорящих мучных червей; ибо если бы в ту пору господам Лойшнеру и Мевису[388] — а поговаривают, что Ульбрихт посылал даже Нушке[389] — удалось хотя бы несколько раз преодолеть заградительную полосу, сооруженную вокруг секретного объекта подчиненными некоего генерала, жизнь в нынешней Германской Демократической Республике была бы хоть куда, там было бы картошки до отвала и канцелярских скрепок сколько хошь, а так там хоть шаром покати, даже колючей проволоки[390] — и той не хватает.

Нерадивые критики экономического чуда, дружно и невпопад тычущие обличительным перстом в бедолагу Эрхарда, все скопом забывают о скромной пригородной трехвагонке на Дюрен. Господин Куби, а вместе с ним и все остальные зубоскалы-кабаретисты, пополнили бы свои колчаны самыми ядовитыми сатирическими стрелами и сочинили бы куплеты, способные потрясти империю, догадайся они хоть раз совершить паломничество к мельнику Матерну. Ибо в корне неверно предположение, будто у пристрастных червяков с самого начала на уме был один лишь Конрад[391]. Ничего подобного! Даже самые первые клиенты — те, что из прессы, и те, что были озабочены трудностями декартелизации, — подтвердят: в провидческом десятикилограммовом мешочке с самого начала царили радикальнейшие антиаденауэровские умонастроения; отнюдь не этого бездарного обербургомистра, который всего лишь четыре раза приходил за советом на мельницу, да и то по внешнеполитическим вопросам, прочили мучные черви на должность первого канцлера, о нет, вовсе не ему был отдан их вотум — напротив, они в один голос умоляли: «Пусть это будет Ганс Глобке[392], тихий, отважно сидевший в глубоком тылу герой Сопротивления!»

Но вышло по-иному, и если бы не верные ученики и приверженцы мучных червей, которые, памятуя о червячном наказе, сделали доктора Ганса Глобке теневым канцлером, обеспечив «червячной фракции» влияние в бундестаге и поставив сколько-то своих людей заместителями министров в важнейших министерствах, — многое, если не все пошло бы прахом.

А что же мельник Матерн? Каких почестей удостоился? Неужто бесплатная подписка на тот или иной журнал, неужто скромные новогодние подарки — настенные календари фирм от «А» до «Я», от «Авто-Унион» до «Яхты-Ганнибал-Ганновер» — вот и вся его выгода? Осыпан ли он должностями, орденами, пакетами акций? Разбогател ли он по крайней мере?

Сын его, вместе со своим черным псом навестивший старика в марте сорок девятого, поначалу не получает от отца ни грошика. Во дворе ветер зло трясет дырявые крылья мельницы. Некарсульм и Объединенные заводы Кесселя только что откланялись — прием окончен. Десятикилограммовый мешочек покоится в стальном сейфе. Этот сейф — подарок АО «Краусс-Маффай», которое теперь, после того как контрольным пакетом акций завладел Будерус, принадлежит к группе Флика, — установил Золоторотик, поскольку счел, что просто так, в сортировочном ящике, заветный мешочек хранить ненадежно. Есть и иные, не столь полезные, но тоже интересные приобретения: в просторной клетке — подарок АО «Винтерсхалл» — целуется пара волнистых попугайчиков — подарок страхового концерна Герлинга. Но отец и сын молча сидят друг против друга, если не считать раздающихся время от времени глубокомысленных возгласов типа «М-да» или «Вот так-то оно!» Наконец, вежливый сын первым начинает осмысленный разговор:

— Ну как, отец, что там говорят твои мучные черви?

Отец только отмахивается:

— Да что они могут говорить? Байки, одни только байки…

Теперь, как и положено, сыну полагается спросить о матери и тетке:

— А что мать? А тетя Лорхен? Или ты их бросил?

Мельник тычет большим пальцем в мельничный пол:

— Утопли обе по пути.

Тут сыну приходит в голову спросить о старых знакомых:

— А что Криве? Люрман? Карвизе? Куда Кабруны подевались? А старик Фольхерт? А Лау с его Хедвиг, ну, с шивенхорстской стороны?

И снова большой палец мельника указывает на половицы:

— Утопли! Все как один утопли по пути.

Ну, раз уж мать, тетка и все соседи упокоились на дне Балтийского моря, остается спросить об отцовской мельнице. И вновь старик-мельник вынужден возвестить об утрате:

— Сгорела дотла средь бела дня.

Сыну, коли он хочет у отца о чем-нибудь дознаться, приходится кричать. Сперва околичностями, а потом и напрямик излагает он свою просьбу. Но мельник, хоть убей, никак его не расслышит — ни одним, плоским, ни другим, оттопыренным своим ухом. Тогда сын формулирует свои желания с помощью грифеля на аспидной дощечке. Он требует денег, — «Бабки! Монеты!» — ведь он тоже погорел не хуже отцовской мельницы: «На бобах сижу! Без гроша!» Папаша-мельник сочувственно кивает и советует сыну поискать работу либо на угольных складах, либо у него на мельнице.

— Попробуй тут пригодиться. Дело всегда сыщется. И пристройку мы как раз затеваем.

Но прежде чем сын с черным псом решит пойти к отцу в услужение, он как бы между прочим осведомляется, не знает ли мельник случайно одного человека, заядлого курильщика по прозвищу Золоторотик, и нельзя ли этого куряку при помощи мучных червей разыскать:

— Спроси-ка их при случае.

Тут мельник делается будто каменный. Мучные черви хранят непроницаемое молчание в своем стальном убежище от «Краусс-Маффай». И только волнистые попугайчики — страховой концерн Герлинга — по-прежнему щебечут в своей клетке — АО «Винтерсхалл». Тем не менее Матерн-младший решает остаться и первым делом сколачивает под козлами мельницы собачью будку для Плутона. Окажись здесь вдруг Висла и дамбы вдоль Вислы от горизонта до горизонта, то вон та зачуханная деревенька была бы Шивенхорстом, а здесь вот, куда каждое утро, кроме четверга, прибывают кокосовые короли и магнаты недвижимости, находилось бы Никельсвальде. Так это место вскоре и назовут: Ново-Никельсвальде.

Тем временем Матерн-младший помаленьку обустраивается. Отец и сын по всей форме подписали договор о найме. Отныне псу Плутону надлежит мельницу со всем содержимым охранять, а о всяком деловом визите извещать лаем. Сыну же вменено в обязанности регулировать внешнее течение направляемого червями хозяйственно-экономического процесса. В своем качестве домоуправителя на сверхтарифном окладе он позволяет оборудовать у подножья мельничного холма автомобильную стоянку, но отвергает проект размещения здесь же автозаправочной станции. И покуда бензоколонки ищут и находят себе место на повороте от дюренского шоссе, он милостиво дает разрешение на строительство отделению федеральной почты и филиалу «Блатцхайм». Но вокруг стоянки дозволено возвести лишь одноэтажные постройки с трех сторон, дабы мельница — изображение которой украсило тем временем головку сувенирного значка-булавки — надлежащим образом превосходила в масштабах процветающие под нею предприятия. Небольшая телефонная станция и канцелярия обеспечивают передачу червячных указаний в ясных, логически законченных формулировках. В главном здании разместился небольшой и скорее простой ресторанчик, а также двенадцать одноместных и шесть двухместных гостевых комнат, дабы носителям червячной мысли было где с комфортом отдохнуть и переночевать. В подвале оборудован бар, где ближе к вечеру собираются у стойки адепты червячной правды или, как сейчас бы сказали, представители продуктивных общественных сил. Побрякивая льдом в бокалах, похрустывая соленым миндалем, они как бы между делом воплощают в жизнь рекомендованную мучными червями тенденцию к образованию монополий, дискутируют спорный и давно изъеденный червями кодекс честной конкурентной борьбы, подвергают оный сомнению, открывают друг другу душу и процентные ставки, готовы временно поддержать, спокойно движутся в ту же сторону, реагируют неоднозначно, однако оказывают влияние и нажим, берут на заметку и на баланс, с места и в карьер, быка и за рога, и при этом с улыбкой поглядывают на транспарант, вывешенный Матерном, домоуправителем, где белым по красному выведено: