Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что мучные черви имеют сообщить каждому из трех господ, звучит, быть может, несколько прозаично. Самому миловидному рекомендовано во что бы то ни стало выбить из британских оккупационных властей газетно-издательскую лицензию номер шестьдесят семь, дабы начать растущими тиражами выпускать газету «Слушай!», а заодно, кстати, не забыть предоставить мельнику Антону Матерну бесплатную годовую подписку на это издание, ибо мельник обожает иллюстрированное газетно-журнальное чтиво и помешан на радио, а ведь «Слушай!» — это, конечно, подробная иллюстрированная радиопрограмма. Лицензию номер шесть, на издание еженедельника «Ди Цайт» — «Время», названного так по совету мучных червей, предложено взять самому шустрому из трех гостей. А самому маленькому и деликатному, который от робости грызет ногти и даже заговорить не решается, мучные черви шепотом через мельника просят передать совет: пусть, мол, нынешнюю свою затею, газету «Ди Boxe» — «Неделя», немедля бросит, а попытает счастья с лицензией номер сто тридцать два.
Ушлый Шпрингер[375] хлопает чудаковатого, рассеянного Руди[376] по плечу:
— Спроси у деда, как тебе окрестить твое новое чадо?
Незрячие мучные черви устами кривого мельника тотчас ответствуют: «Дер Шпигель» — «Зеркало», ибо без хорошего зеркала, в котором виден каждый прыщик, нынче ни в одном доме уже не обойтись, — правда, зеркало должно быть вогнутое; ибо то, что легко читается, легко забывается и еще легче цитируется; писать правду вовсе не обязательно, но номера домов должны быть указаны точно; словом, хороший архив, то бишь тысяч десять, а то и больше мелко исписанных карточек с успехом заменяют мысль; «люди не хотят, чтобы их заставляли думать», — так выразились черви, — «они ждут, чтобы их точно информировали».
Собственно говоря, прием как таковой уже окончен, однако Шпрингер все еще что-то недовольно бормочет насчет червячных прогнозов, потому как, если уж начистоту, он вовсе не радиопрограмму для широких масс замышлял издавать, а скорее радикально-пацифистский еженедельник.
— Я хочу их встряхнуть, понимаете, встряхнуть!
В ответ мучные черви устами мельника Матерна утешают его пророчеством: в июне пятьдесят второго он облагодетельствует нацию общеполезным начинанием — «три миллиона читающих неучей будут ежедневно завтракать с газетой „Бильд“ в руках».
Тут, торопясь, покуда мельник не раскрыл второй раз свои карманные часы, почти в отчаянии кидается за помощью и советом тот самый, еще совсем недавно такой вальяжный господин, у которого Аксель Шпрингер и коротышка Аугштайн стараются перенять хорошие манеры. Ночью, исповедуется он на аспидной дощечке, ему снятся социал-демократические сны, днем он обедает с христианскими заправилами тяжелой промышленности, тогда как сердце его отдано авангардистской литературе, словом, он совершенно не знает, как ему быть. В ответ мучной червь сообщает ему, что это сочетание — по ночам левые мысли, днем правые деяния, а в сердце авангардистский огонь — самая что ни на есть подходящая смесь для еженедельника «Ди Цайт» — «Время», органа почтенного и вместе с тем доступного, либерального и в меру мужественного, просветительского, но и прибыльного.
А вопросы так и сыпятся: «Цены на газетные объявления? Кто составит заградительное меньшинство[377] в издательском доме „Улльштайн“»? Но мучные черви в лице мельника Матерна дают отмашку. Всем троим милостиво дозволяется, прежде чем они учтиво откланяются, начертать на стволе мельницы свои имена — они и по сей день там красуются: красавец Шпрингер, оседланный мировой скорбью Руди и господин Буцериус[378], чье родословное древо коренится в глубоком, хотя и просвещенном средневековье.
После относительно спокойной недели, — мельнику Матерну доставлен и расстелен под ногами ковер; на рукояти рубильника, который в прежнюю пору включал и выключал трясучую механику сортировочного ящика, находит опору и временное пристанище застекленная фотография дряхлого Президента Рейха Гинденбурга, — после недели, прошедшей без особых хозяйственных перемен и организационных преобразований, — разве что Золоторотик успевает расширить проселок, ведущий от шоссе Фирзен — Дюлькен к заброшенной мельнице и снабдить поворот соответствующим указателем, — итак, после недельной подготовки и концентрации сил к мельнице по отремонтированной и засыпанной свежим гравием дороге один за другим начинают подкатывать хозяева концернов или их доверенные лица, обремененные заботами декартелизации[379]; так что отдохнувшие и словоохотливые мучные черви первым делом избавляют от мук несварения разъевшуюся до необозримости корпорацию Флика. На жесткой табуретке, представляя своего папашу, восседает собственной, жаждущей совета персоной Отто-Эрнст Флик. А мельнику совершенно все равно, кто это там перед ним дергается, скрещивая ноги на все мыслимые и немыслимые лады, — с непроницаемо-любезной миной он листает свои уже порядком потрепанные подшивки, а аспидная дощечка заполняется тем временем наинасущнейшими, безотлагательными вопросами. Введенный союзниками закон о декартелизации предписывает Флику-отцу избавиться либо от стали, либо от угля. Мучные черви кричат наперебой: «Шахты, шахты похерь!» Вот так и возникает вычлененное Маннесманном из своих рядов объединение, которое завладевает контрольным пакетом акций АО «Эссенский каменный уголь», а впоследствии, опять-таки по рекомендации мучного червя, возвращается под крылышко Маннесманна. А «Харпенский уголь», отошедший к французскому консорциуму, Флик-старший через девять лет, то бишь пять лет спустя после своего досрочного и день в день предсказанного мучными червями освобождения из тюрьмы, снова помаленьку приберет к рукам уже в качестве главного акционера.
Кстати, в том же году и доктор Эрнст Шнайдер, побывавший в приемной на мельнице вскоре после Флика-младшего, вступает в банковский дом Тринкхаус; а вместе с ним туда же вступают: вся группа Михеля, — бурый уголь! о, бурый уголь! а вместе с ним и углекислота! — чей наблюдательный совет он милостью мучного червя возглавит; ибо своим щедрым, как сама Висла, языком мельник раздает посты и назначения, которые за секунду до этого производят мучные черви. Так одному отставному ротмистру, — будущей ключевой фигуре зарождающейся экономики — обещано участие в двадцати двух наблюдательных советах, причем в шести из них председателем, — поскольку господину фон Бюлов-Шванте, если он хочет остаться на коне, надобно провести весь концерн Штумма через множество сложных препятствий, с каверзной плотностью расставленных союзниками по трассе.
Словом, посетители идут и идут. Важные господа раскланиваются друг с другом на лестнице, что ведет под мельничную крышу в покои мельника Матерна. Звонкие имена все гуще испещряют мельничный ствол, ибо каждый или почти каждый, будь то АО «Хоеш» или «Бохумское объединение», мечтает увековечить себя в столь достопримечательном месте. Крупп посылает Байтца, и Байтц разузнает, как уклониться от декартелизации в эти хитрые, трудные, но все равно работающие на Круппа времена. Кстати, и знаменательный разговор между господином Байтцем и господином Робертом Мерфи, секретарем Государственного департамента США, при посредничестве мучных червей проистекает загодя: это мучные черви сперва, а уж потом господа Байтц и Мерфи договариваются о долгосрочных кредитах слаборазвитым странам; однако выделит эти кредиты не государство — целевым и частным образом их раздаст рука Круппа: мучные черви с энтузиазмом проектируют для Индии металлургические заводы, которые, останься черви дома в Никельсвальде, по правому берегу устья Вислы, были бы, наверно, спроектированы для Польской Народной Республики; но поляки почему-то помощью мучных червей из Западной Пруссии пренебрегли.
А коли так — к червям идут на поклон «Сименс и Хальзке», «Клекнер» и «Гумбольдт»; нефть и калий туда, где отродясь добывали только каменную соль. Этой чести мельник Матерн сподабливается одним дождливым утром в среду. Доктор Квандт является собственной персоной, дабы выяснить, каким образом АО «Винтерсхалл» заполучит контрольный пакет акций Бурбахских разработок калийных солей. Ему растолкована и обещана выгоднейшая сделка, благодарным свидетелем которой как бы невзначай оказывается Золоторотик, заинтересованный в судьбе одной заброшенной шахты где-то между Зарштедтом и Хильдесхаймом.
Но на следующее утро в четверг — дождь не унимается, а мельник Матерн в свободные от приема часы забивает гвозди в опорные балки, перевешивая фото дряхлого президента с места на место, — Золоторотика, который, как выясняется, только хотел забросить мельнику очередную стопку иллюстрированных журналов, уже и след простыл: он опять где-то за границей. Зато сутки спустя — нудный деревенский дождь не знает ни удержу, ни передышки — пред очи мельника являются все наследники Объединения немецких промышленников. Хоть и декартелизованные, они — Баденский Анилин, Байер и Хоехст — приходят все вместе и сообща жаждут получить от мучных червей указания на ближайшие годы. «Ни гроша на дивиденды, все только на наращивание капитала!» Впрочем, подобным лозунгом мучные черви напутствуют не одну только химическую индустрию; кто бы ни пожаловал, — АО «Фельдмюле» и «Эссо», «Ханильс» и «Северогерманский Ллойд», всемогущие и всеимущие банки и агентства гарантийного страхования, — мучные черви хором и в унисон твердят одно и то же: «Отказ от дивидендов ради наращивания капитала!» А уж к этому главному совету всякие мелкие добавки. Как заграбастать концерн «Херти» вкупе с еще более старинной фирмой «Титц» в фамильный фонд Карга? Давать или не давать Бренникмайеру кредиты своим клиентам? И как должен выглядеть мужской костюм будущего, — имеется в виду, конечно же, двубортный, вожделенный объект просыпающегося покупательского спроса, — который скоро начнет выпускать с конвейера фирма «Пик и Клоппенбург»?
- Мое столетие - Гюнтер Грасс - Современная проза
- Грани пустоты (Kara no Kyoukai) 01 — Вид с высоты - Насу Киноко - Современная проза
- Соль жизни - Синтаро Исихара - Современная проза
- Артист миманса - Анатолий Кузнецов - Современная проза
- Волшебный свет - Фернандо Мариас - Современная проза