Читать интересную книгу Собачьи годы - Гюнтер Грасс

И хотя вывеска строгими белыми буквами по черному полю ясно возвещает: «МОРГ» — посетитель с первого взгляда может, пожалуй, принять заведение и за обыкновенную погребальную контору. Поскольку и в окне витрины тоже покоится пустой детский гробик цвета слоновой кости. Ну, и остальное в том же духе: восковые лилии и образцы самых изысканных обивок для гробов. Постаменты, забранные черным бархатом, украшены фотографиями первоклассных похорон. К постаментам притулились геометрически строгие, как спасательный круг, похоронные венки. На переднем плане гордо красуется каменная урна эпохи бронзы, найденная, как уведомляет табличка, на раскопках в Коесфельде, Мюнстерланд.

Столь же тактично напоминает о бренности человеческой жизни и интерьер заведения. Хотя Завацкие и не заказывали столик, их, равно как и Матерна с псом, усаживают неподалеку от носилок с телом погибшей в автокатастрофе шведской кинозвезды. Она лежит под стеклом и, понятное дело, выполнена из воска. Белое стеганое одеяло, под которым ничего не различить — только пухлые края его скрадены пышной кружевной оторочкой — укрывает актрису до пупка, зато выше вся левая ее половина, начиная от волнисто ниспадающих смоляных волос, включая щеку, подбородок, мягкие очертания стройной шеи, едва обрисованный выступ ключицы, взлет упругой груди и заканчивая точеной линией стана, — все это предстает во плоти, хотя и в восковой, но с виду вполне неподдельной и желто-бело-розовой; второй же, правой половины, если смотреть от столика Матерна и Завацких, как будто и вовсе нет, словно ее отсек нож прозектора, обнажив, — тоже, понятно, искусственные, но в натуральную величину — сердце, селезенку и левую почку. Вся штука, однако, в том, что сердце бьется, бьется по-настоящему, так что несколько посетителей ресторана «Морг» всенепременно стоят около стеклянного ящика, желая поближе разглядеть, как оно бьется.

Не без робости — Инга Завацкая после всех — они садятся. Осторожно скользящему по стенам взору тут и там предстают размещенные в мягко подсвеченных нишах не только всевозможные фрагменты человеческих скелетов, — где рука с лучевой и локтевой костью, а где и самый заурядный череп, — но и плавающие в больших склянках с соответствующими надписями крыло легкого, большой мозг и мозжечок, плацента, и все это наглядно, близко, словно приготовленное для занятий по анатомии. Тут же и библиотека, услужливо, отнюдь не под стеклом предлагает посетителю на выбор корешки своих многочисленных переплетов: вся необходимая специальная литература, богато иллюстрированная, включая даже такие изыски для совсем уж знатоков, как описание первых опытов в области трансплантации органов и двухтомное исследование о гипофизе. А между стенными нишами, неизменно одинакового формата и в изящной окантовке, строго взирают на трапезующих гостей портреты — фотографии и гравюры — знаменитых медиков: тут и Парацельс, и Вирхов, и Зауэрбрух[402], и даже римский бог врачевания Эскулап со своим чудодейственным посохом.

В меню ничего особенного: шницель по-венски, грудинка говяжья с хреном, мозги телячьи на тостах, говяжий язык в мадере, почки бараньи в горящем коньяке, есть даже банальная свиная ножка и совсем уж заурядные цыплята с картофелем-фри. Что заслуживает особого упоминания, так это сервировка: Матерн и Завацкие управляются с телячьей ножкой при помощи стерилизованного набора скальпелей и прочих патолого-анатомических инструментов; по ободку всех тарелок деликатно пробегает надпись: «Медицинская академия, отдел аутопсии»; пиво, обыкновенное «дюссельское», пенится в колбах Эрлен-майера; но уж кроме этого — никаких крайностей. Хозяин любого дюссельдорфского ресторана средней руки, равно как и представители современного дюссельдорфского «большого стиля» вроде уже помянутого киношного Маттнера вкупе со своими дизайнерами-оформителями нагородили бы черт-те чего — например, включали бы фонограмму шумов настоящей операции: тягучий, как жвачка, счет от одного до десяти или дальше, пока наркоз не подействует, негромкие, но решительные приказы хирурга, позвякивание металла о металл, а вот и пила вступила и еще что-то зудит на одной ноте, и ритмичный стук, как насос, только все медленнее, потом снова быстрей, приказы все короче, злей, и сердце, сердце… Ничего похожего. Нет даже приглушенной и ненавязчивой легкой музыки, что заполняла бы тишину под сводами «Морга». Тихо полязгивают скальпели, орудуя над мясными блюдами. Размеренно и спокойно ведутся беседы за всеми столиками. Впрочем, они, хоть и укрыты камчатными скатертями, но все же не столики, а опять-таки самые что ни на есть доподлинные операционные столы на колесиках, продолговатые, раздвижные и вариабельные, — зато горят над ними не беспощадно-яркие операционные светильники, нет: вполне старомодные, уютные, конечно же бидермайеровские абажуры заботливо укрывают каждый стол шатром своего мягкого, теплого, интимного света. И гости тоже не какие-то медики в штатском, то бишь без халатов, а скорее, как вот Завацкие с Матерном, нынешние деловые люди со своими друзьями-приятелями, изредка депутаты ландтага, иной раз даже и иностранцы, из тех, которым надо показать что-то особенное, и уж совсем редко — молодые пары; нет, в основной своей массе это солидная публика, которая решила в свое удовольствие провести вечер; ибо «Морг» — в начале, по задумке, он и вовсе должен был называться «Мертвецкая» — заведение отнюдь не дешевое и к тому же полное соблазнов. Так, у стойки бара здесь восседают не привычные девицы, призванные оживлять денежный оборот заведения, нет, никакой дешевой игры на низменных страстишках и моральных запретах — у стойки молодые люди, корректно одетые, строгие, подтянутые; это одаренные врачи-ассистенты, готовые здесь же, за бокалом шампанского, если не поставить окончательный диагноз, то вполне квалифицированно и на доступном уровне поболтать об интересующем вас предмете. Иному гостю — особенно если у кого слишком уж добренький домашний доктор — именно тут впервые доводилось осознать, что болезнь его называется так-то и так-то, допустим, артериосклероз. Отложения жироподобного вещества, то бишь холестерина, повлекло за собой отвердение стенок кровеносных сосудов. Дружелюбно, но без всякого запанибратства, столь принятого в разговорах у стойки, молодой специалист, служащий ресторана «Морг», предупредит гостя о возможных последствиях заболевания, как то об инфаркте или инсульте, чтобы незамедлительно взмахом руки подозвать одного из сидящих тут же, неподалеку и тоже с бокалом, коллег, эксперта в области обмена веществ, биохимика, который — и все это по-прежнему за шампанским — расскажет посетителю о животных и растительных жирах.

— Кстати, именно поэтому, можете не сомневаться, в нашем ресторане используются только те жиры, кислоты которых понижают уровень холестерина: телячьи мозги на тостах, например, приготовлены на чистом кукурузном масле. Кроме того, мы жарим еще на подсолнечном масле и даже на китовом жиру, но на сале и сливочном масле — никогда.

Матерна в последнее время беспокоят камни в почках, поэтому Завацкие, особенно Инга, всячески уговаривают его подойти к стойке и подсесть к одному из этих, как Инга их называет, «медицинских жиголо». Но поскольку идти через весь зал, как сквозь строй, Матерн не решается, Завацкий вальяжным взмахом руки подзывает к столику одного из молодых людей, отрекомендовавшегося урологом. Едва заслышав о камнях в почках, тот немедленно и настоятельно советует заказать для Матерна порцию сока из двух выжатых лимонов.

— Видите ли, еще совсем недавно выход даже маленьких камней после длительного курса лечения считался большим успехом; однако наша лимонная терапия дает гораздо больший эффект при в общем-то не столь больших затратах. Мы эти камни, правда, только так называемые ураты, просто растворяем: через два месяца анализ мочи у наших клиентов, как правило, уже в пределах нормы. К сожалению, при одном условии: увы, да — категорический отказ от алкоголя.

Матерн отставляет только что принесенную кружку пива. Уролог — а он, говорят, учился у светил в Берлине и Вене — не хочет больше мешать и откланивается:

— Правда, против оксалатных камней — вы можете их увидеть вон там, во второй витрине слева — мы пока бессильны. Хотя вообще-то наша лимонная терапия, — если не возражаете, я оставлю вам проспектик, — штука простая и давно известная. Еще Геродот писал о лимонной диете, применявшейся в Вавилонии как средство от камней в почках; правда, когда он говорит о камнях величиной с голову ребенка, следует учесть, что он иной раз имел склонность к преувеличениям.

Матерн горюет над своей двойной порцией лимонного сока. Добродушные подтрунивания Завацких. Втроем они дружно листают проспект ресторана «Морг». Кого у них только нет! Тут и специалисты по болезням торакса и щитовидной железы, есть невролог, есть кто-то отдельно по простате… Плутон под операционным столом ведет себя вполне спокойно. Завацкий раскланивается со знакомым радиоторговцем и его спутницей. У стойки бара жизнь просто кипит. Медицинские жиголо, не скупясь, делятся своими познаниями. Телячья ножка, кстати, была превосходная. Что на десерт? Сыры или что-нибудь сладкое? Официанты подходят сами, не дожидаясь, когда их позовут.