Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

На собеседовании, после нескольких вопросов, к его разочарованию, документы были возвращены, так как оказалось, что "выходцам из ПТУ" поступать на дневное отделение вузов запрещалось, до тех пор пока таковые не отбудут положенное время в армии. Таким образом круг замыкался.

— Если бы ты окончил своё училище с отличием, — говорил ему какой-то чиновник в канцелярии института, — То имел бы право… Вот, на, почитай… Тут всё сказано… — И он протянул Волгину листок с текстом о правилах приёма абитуриентов.

Да, действительно, Саша пробежал глазами текст, из которого выловил фразу, особенно резавшую глаза из-за слов "выходцы из ПТУ".

— Ты, конечно, можешь поступать на вечернее отделение… — продолжал чиновник долбить своё, — Но, ведь, оно тебе ничего не даст… С него тебя всё равно заберут в армию. Так что, советую зря времени не терять. Ведь гарантии, что примут в институт тоже нет, с таким средним баллом, как у тебя в дипломе…

В тот же день на кухонной газовой плите новоявленный молодой комсомолец сжёг до тла свой членский билет ВЛКСМ… Поступая на работу во Дворец пионеров, Сашка заявил, что в комсомоле не состоит, и поэтому, к нему сразу же начала приставать комсорг, пытаясь привлечь Волгина к вступлению в ряды комсомольцев. Он старался избегать с ней встреч, каждый раз заканчивавшихся одним и тем же вопросом: когда он напишет заявление?

Как ни странно, встретившись теперь на лестнице с Сашкой, Наталья проскочила мимо, едва взглянув на него.

"Неужто от Ерохина?!" — подумал он с иронией. — "Никак на задание пошла…"

— Присаживайся, Саша, — как-то дружелюбно сказал Ерохин, указывая на стул, почему-то развёрнутый наоборот — спинкой к окну. Сам же продолжал по-деловому перекладывать какие-то бумаги, стоя с другой стороны своего стола.

Когда Саша сел, Ерохин посмотрел на подчинённого, улыбнулся.

— Вот что! — сказал он мягко. — Ты меня извини… Я погорячился… Давай забудем всё, что было… Я не буду ничего сообщать Степанову. Хорошо?

— Хорошо, — сухо и тихо ответил Сашка, явно ожидавший худших последствий инцидента.

— Ну, вот и хорошо, Саша! — Ерохин присел на другой стул. Его пальцы ещё раз потеребили какие-то бумаги, на столе. Он зыркнул на юношу, а потом за его спину — в окно.

— Едрёна вошь! — выругался он, как бы между делом. — Где же она? Ах, вот!.. — И он подал юноше какой-то листок, лежавший на самом виду. — На, посмотри…

В это время зазвонил телефон.

— Да! — Ерохин резко схватил трубку.

— Ничего такого нет! — услышал Саша громкий голос комсорга.

Местная подстанция работала лучше, по сравнению с городской. Звук в телефоне отличался отменной громкостью. Ерохин прижал трубку к своему уху так плотно, что больше Сашка ничего не смог услышать.

— Подожди! Я сейчас приду! — Не в силах вытерпеть громкого звонкого голоса Натальи, он бросил трубку на аппарат.

— Ты ознакомься… — Он засунул свой толстый мизинец в ухо, у которого только что держал трубку, потыкал им туда — обратно, — С этим текстом… Скажи… Грамотно ли составлен документ? Сможешь ли его перепечатать? Только одними большими заглавными буквами…

И отошёл от стола.

— Прочитай его пока… А я скоро вернусь… Меня срочно вызывают по делу.

И больше ничего не говоря, начальник быстро вышел из кабинета.

Саша услышал, как в замке повернулся ключ.

— Сволочь! — сказал в пол голоса Сашка. — Запер! Однако, посмотрим, кто из нас хитрее! — усмехнулся он.

С третьего этажа, из окна начальника так же было видно соседнее крыло здания. Из-за плохой погоды, наступили ранние сумерки, и во многих классах уже зажгли свет. И только два окна были погружены в полумрак. Эти окна находились как раз напротив тех двух, где располагалась хорошо освещённая изнутри мастерская, и в них, как в зеркале, было видно всё, что происходило этажом ниже.

Саша увидел комсорга Наталью, у своего стола, а затем, — как туда вошёл Ерохин и стал нервно сновать между верстаками, то и дело выдвигая ящики и открывая дверцы шкафов, где хранился инструмент.

— Так оно и есть! — воскликнул Сашка, стал следить за ними. — Только бы не пошёл к раковине…

Ерохин довольно долго копошился в углу, где находился стол Волгина, видимо проверяя не только его, но и содержимое Сашиного портфеля. Затем фигура начальника снова стала перемещаться по комнате, обозревая всё вокруг, в поисках возможного тайника.

Не дожидаясь, когда тот "унюхает" местонахождение спрятанной книги, Саша поднял трубку и набрал местный номер своей мастерской. В отражении окна он увидел, как Ерохин дёрнулся, направился к Сашиному столу, где находился аппарат. Волгин уже был готов надавить на рычаг, но не делал этого, ожидая, когда Ерохин поднимет трубку. В последний момент какая-то догадка осенила начальника — он остановился, трубку поднимать не стал, а медленно поворотился и посмотрел в окно. Затем он резко бросился к двери, сказал что-то на ходу Наталье, быстро вышел.

Саша подождал, пока пройдёт ещё один гудок, повесил трубку, повернулся к окну спиной, стал читать документ, с которым его оставил Ерохин.

Не успел он прочесть двух строк, как услышал в коридоре тихие шаги, остановившиеся у самой двери. Вдруг дверь открылась — вошёл Ерохин, кинул взгляд на телефон, на Сашку, подошёл к столу.

— Ну, значит, договорились… — Он вытер со лба пот платком, который держал в руке, сунул платок в карман пиджака. — Можешь теперь идти… Там уже, наверное, школьники тебя заждались… К завтрему напечатай…

Саша вышел в коридор. С облегчением выдохнул воздух. Стал спускаться по лестнице, пробираясь через группу подростков, спешивших навстречу…

"Больница Кащенко!" — объявили репродукторы, возвращая юношу к действительности…

Он посмотрел в окно, за деревья, где виднелся бетонный забор известной психиатрической больницы. Какая-то бабка, с сумками, вышла из передней двери и, пока трамвай стоял, как полагалось, обошла его спереди, двинулась по дороге к воротам.

"Чья-то мать или жена?.." — подумал Волгин. Но трамвай тронулся, отвлекая от полу-оформленной случайной мысли, быстро подъехал к следующей остановке.

"Завод Стеклоагрегат", — с неестественно правильным ударением произнесли репродукторы. Несмотря на эту особенность, на остановке никто не вышел и не вошёл. Трамвай поехал дальше, мимо искусственного пруда, где когда-то давно выловили утопленника, вдоль старого потемневшего забора, провозя Сашку сквозь хлёсткий дождь, через мелкие конторы, склады и невесть что выпускающие фабрички, выстоявшие тут чуть ли не со времён НЭПа…

А бабка, что вышла из трамвая, дотащилась до ворот больницы. Но дальше идти не смогла. Остановилась отдохнуть. Потоки воды, лившие навстречу по уклону дороги, по которой она поднималась, не оставляли места для поклажи. Тем не менее, придерживая ногой, она опустила свои сумки на парапет, давая отойти затёкшим от тяжёлой ноши пальцам. Отдышавшись, она двинулась дальше, прошла ворота, вошла в подъезд проходной…

В приёмной она долго копошилась с сумками, вытаскивая пакеты, отирая с них припасённой специально тряпочкой капли дождя, приводя в порядок свою передачу. Наконец, она отдала её приёмщице.

— Что же ты, бабуля, фамилию-то не пометила? — спросила та. — Куды передавать-то? Кому? В какую палату?

— Николаю Круглову, милая! — Бабка напрягла память. — А какая палата, — не помню… Его токмо давеча перевели в другую, для тихих…

Сашка уже проехал мимо Даниловской церкви, за которой когда-то давно, в его детстве, были огромные овраги, с ручьями летом и хорошим лыжным спуском зимой. Теперь их завалили мусором, сравняли, и всё равно, кроме мелких грязных штамповочных фабрик там ничего не построили. Только Даниловская церковь, с кладбищем и окружавшим их пролеском, остались такими же…

Вспомнилось, что если за Церковью спуститься вниз со склона холма, то натолкнёшься на промышленный водосток, где в одном месте, на крошечном островке — памятник, с надписью о том, что здесь трагически погибло несколько детей… Сгорели заживо… Как могло такое случиться среди воды? Ответ приходил сам по себе… Завод, питающийся продукцией множества мелких фабрик, выпустил из своего чрева ручей горючей жидкости… И дети, балуясь с костром на острове, ничего об этом не зная и желая потушить огонь, вместо воды из ручья подлили в него масло… И несмотря на то, что рядом находилась Церковь, кому-то пришла мысль поставить на острове памятник. Зачем тут, а не на кладбище? Что если души сгоревших детей из-за этого самого памятника мучаются и не могут покинуть это страшное место — промышленный сток среди живописного вида на церковь, с лесом? Так и будет это страшное место пугать всякого, оказавшегося тут, много лет спустя, и даже в XXI — ом веке…