угодно ребенок сможет удержать вместе двух взрослых, коих объединяет лишь его существование…
Тем временем в Америке возникли проблемы, требовавшие срочного разрешения, они возникли в тех больших многоквартирных домах, которые я купила накануне нашего отъезда. Трудности были со сбором квартплаты, которую жильцы не платили своевременно, в результате мы теряли большие деньги. От калифорнийского юриста каждый день приходили телеграммы об этом, сложившуюся ситуацию уже нельзя было более игнорировать, и я воспользовалась этим, чтобы отсрочить любые решения насчет моего замужества. Я послала Сержа в Америку, чтобы он на месте разобрался, в чем дело, и нанял нового управляющего моей собственностью. Как раз в его отсутствие ко мне обратилась французская кинокомпания Pathé и предложила сыграть главную роль в фильме по роману Дюма «Ожерелье королевы». Я тянула с ответом не только из-за плохого самочувствия, у меня вообще не было сил ни на что, вот разве что поднять наполненную рюмку… Мама очень страдала от этого. И вот однажды она больше не могла выносить моего пьянства, выхватила бокал у меня из рук и швырнула его в стену.
— Ты решила всю жизнь вот так разбазарить? — закричала она, хватая меня за плечи, но тут же продолжила умоляющим голосом: — Пола, Пола, не отказывайся от этого предложения, займись делом, вернись в кино. Это твоя единственная надежда.
— Тоже мне надежда… — буркнула я. — Пустая трата времени…
Тут мамино терпение окончательно лопнуло:
— Значит, ты зря достигла всего, на что способны лишь избранные?! Тебе вообще приходило на ум, что такова, быть может, воля Божья?! За успех в работе ты платишь неудачами в личной жизни. Но если такова воля Господа нашего, значит, ты обязана вновь вернуться к работе, чтобы через нее обрести волю к жизни, жить своим искусством. Это и есть Божий замысел! А вот алкоголь — его жаждет живущий в тебе дьявол!.. Она произнесла эту тираду с таким презрением, с такой силой, что я даже отшатнулась от другого бокала, который уже собиралась наполнить. В ее словах я услышала голос правды. Ведь и Дузе, и Бернар пытались сказать мне то же самое, только я была слишком молода, чтобы понять их, да еще и наивно верила, будто именно мне удастся избежать их судьбы — быть свободной от нее, не заплатив за все несчастливой жизнью, как это вышло у них до меня. И тут я прошептала:
— Я постараюсь…
Мама обняла меня, и мы обе расплакались.
— У тебя все получится. У тебя всегда получалось, даже когда я не верила в это. Ты снова добьешься успеха. Я знаю, что так будет!
Я подписала этот контракт, затем села на строжайшую диету, стала заниматься физическими упражнениями, чтобы обрести нужную форму. Через полтора месяца мучений мое здоровье восстановилось и, соответственно, возникло прежнее рвение к работе. Гастон Равель[268], который был назначен режиссером фильма, приезжал ко мне на своем автомобиле, чтобы мы обсудили сценарий. У нас было полное согласие относительно интерпретации моей роли, а его видение, как в целом снимать этот фильм, вызывало у меня большое доверие к этому проекту. Впервые за много месяцев я вновь почувствовала себя счастливой и сочла хорошим предзнаменованием хотя бы то, что вся эта история с ожерельем происходила в тот же период и в той же обстановке, что и история с Дюбарри. Более того, роль мадам де ла Мотт содержала все элементы, которые позволяли бы сыграть ее с таким же воодушевлением, с каким я смогла в прошлом представить другую знаменитую куртизанку. Ведь и эта была соблазнительницей, авантюристкой, тоже отличалась остроумием и коварством. В общем, эта роль была идеальной возможностью для весьма успешного возвращения на экраны кинотеатров.
Съемки фильма должны были вот-вот начаться, и тут как раз вернулся из Америки Серж, который не имел ни малейшего представления о моих планах. Понимая, как он отнесется к моему желанию вернуться в кино, я преднамеренно не писала ему об этом, а компания Pathé также не распространяла какой-либо предварительной рекламы. Я убедила их, что позже для этого еще будет достаточно времени и буду всячески сотрудничать с их отделом рекламы, если только новость о моем участии в этом фильме будет временно сохранена в тайне, пока я сама не расскажу об этом своему мужу.
Как и следовало ожидать, Серж пришел в бешенство. Когда я не сумела урезонить его, это попыталась сделать мама:
— Ты не должен мешать ей. Она же просто убивала себя. Помнишь, как она выглядела? И посмотри на нее теперь: она снова ожила.
Я раздраженно сказала ей:
— Мама, это бесполезно. Он упрямится, потому что хочет, чтобы все было так, как он скажет. Предупреждаю тебя, Серж: что бы ни случилось, вина твоя…
Мы спорили часами, и наконец Серж снизошел до того, чтобы прочитать сценарий, а затем сказал, что если он его одобрит, тогда уже обещает не мешать моей работе.
— Там в одном месте… там один момент… — пролепетала я, но мама подала знак, чтобы я замолчала и не мешала ему познакомиться с текстом.
«Один момент», о каком я хотела упомянуть, был связан с кульминацией драмы. Это сцена, в которой мадам де ла Мотт обвиняют в краже. При этом ей разрывают корсет, чтобы выжечь на плече раскаленным клеймом большую букву V, что означало «воровка» (voleuse).
Равель уже задавал мне вопрос, как я отнесусь к тому, чтобы оказаться перед камерой обнаженной до талии. Я ответила, что если это драматургически обосновано, то я не возражаю, но если это делается лишь ради обнаженного женского тела, тогда я не соглашусь сниматься в таком виде. Правда, в данном случае это было оправдано, поскольку символизировало финальный этап деградации личности.
Мы с мамой сразу поняли, когда Серж дочитал сценарий до этого места: из-за двери его кабинета раздался душераздирающий вопль. Вбежав в комнату он швырнул сценарий через всю комнату. «Какая гадость! Чтобы княгиня Мдивани разделась перед публикой?! Только через мой труп! Ты не будешь сниматься в этом фильме!»
Гастон Равель предложил снять всю сцену со спины, чтобы грудь не оказалась обнаженной перед камерой, однако к тому моменту отношения с Сержем зашли в такой тупик, что он не позволил мне сниматься даже в таком ракурсе. Дело кончилось тем, что я не смогла участвовать в этом фильме, а кроме того, мне пришлось заплатить отступные кинокомпании, чтобы расторгнуть контракт[269].
Хотя у меня теперь пропало желание напиваться допьяна, я все же вновь ушла в себя, замкнувшись