всё выяснится, он больше никогда в жизни не переступит порог этого дома. И тетя Таня никогда не придет к ним домой, и даже не станет здороваться с его матерью. И всё из-за него.
— Миша, что случилось? — спросила она упавшим голосом.
— Я виноват пред вами и… в первую очередь перед Димкой. Он меня никогда не простит, но… мы полюбили друг друга. Просто полюбили.
Женщина опустилась на стул.
— А ты спрашивала, почему он такой злой!? — сказал ей муж. — Так, значит, ты сказал ему?
Мишка еще ниже опустил голову. Нужно было идти до конца...
— Не совсем так, — начал он уклончиво. — Димка приехал, а… а… а Аня была… у меня… и… всё вот так и выяснилось…
Тетя Таня побелела и пошла в комнату сына. Петр стоял, смотрел на Михаила и прекрасно понимал, что именно сейчас чувствует его пасынок.
— Миш, иди отсюда по добру по здорову, — сказал он глухо и заставил себя разжать кулаки.
Бывший друг как раз вышел в коридор и стал обуваться, как из комнаты Димы донесся раздраженный голос парня:
— Мне плевать на него и на нее тоже! Уйди, мам! Уйди, пожалуйста! Батя, забери ее!
Дверь отлетела в сторону, и на пороге появился Дмитрий. Его взгляд врезался в лицо бывшего друга, как хорошая затрещина. Миша отступил назад. И тогда Милославский бросился на него с кулаками. Татьяна закричала, Петр кинулся их разнимать. Он смог перехватить длиннопятого пасынка поперек и оттащить от Михаила. Благо тот сам не лез в драку.
— Говнюк! Урод! Я берег ее! Берег ее! Она же девчонка совсем, а ты??? Ты же моим другом был! Другом!!! — орал Дима в крепких руках бати.
Его мать была более хладнокровной, она быстро открыла замок и вытолкала за порог Мишку, который всё пытался что-то говорить в свое оправдание. А парень вдруг обмяк и заплакал. Всем его мечтам пришел конец. Мир рухнул. Душа выгорала, и ему чудился запах палёного. На тот момент он думал, что хуже, чем сейчас, ему уже не будет. Как же он ошибался…
Ошибался потому, что вечером пришли родители Анны. Слава Богу, хоть без нее самой! Ее мать плакала и не знала, что говорить в оправдание дочери. Видно, той хватило мужества во всём признаться. Или просто теперь не было смысла отпираться, да и со стороны жениха могли бы позвонить и открыть глаза на непутевую дочь. И что из этого бы еще вышло…
Они, видать, совсем не знали Диминых родителей. Не знали, что те ни за что на свете не стали бы звонить. А часов в одиннадцать ночи, когда несостоявшиеся теща с тестем ушли, к ним поднялась зареванная мать Михаила. И когда уже немолодая женщина бухнулась перед парнем на колени, он едва не взвыл. Он никого не хотел видеть, тем более родителей Мишки и Анны. Дима помнил то чувство брезгливости, когда он увидел ее в смятой постели. Еще горячую, взлохмаченную, зацелованную до синяков. Парень едва успел добежать до туалета, когда вдруг осознал, что вероятно, когда он целовал ее днем, вечером она могла оказаться в Мишкиной постели.
Конечно, вины ни одних, ни других родителей в случившемся не было. Во дворе Мишка старался не попадаться Дмитрию на глаза. Зато Аня зачастила. Ходила уже в открытую, как ни стыдили ее обе матери. И если Милославский видел промелькнувший тонкий, такой знакомый и родной силуэт, то потом сходил с ума от мыслей. Больная фантазия рисовала ее обнаженное тело, лоснящееся от пота, глаза, затуманенные страстью, волосы, разметавшиеся по подушке, и Михаила, склонившегося над ней. И всё. Парень выл, хватался за голову и был готов убить их обоих. Он умирал. Медленно и мучительно — а тем двоим и дела до него не было.
Мама ходила за ним по пятам и молчала. Она варила крепкий бульон, не лезла с вопросами, но стоило парню появиться на пороге своей комнаты, она тут же поднималась ему навстречу. Он знал, что она плачет по ночам, а батя вздыхает, гладя ее по голове. Вот только он ничего не мог с этим поделать. Он перестал есть и спать. Ушел в себя с головой. Мог молчать неделю подряд, потому что, если рот открывался, то оттуда порой вырывалась такая брань, Господи Иисусе!
В какой-то день он ремонтировал машину бати во дворе, как вдруг услышал позади себя веселый голосок и смех. Он повернулся, сжимая монтировку в руке. А прямо на него из-за угла вывернули в обнимку Анна и Михаил. Земля поплыла перед глазами парня, в глазах черти играли в чехарду. Он удобней перехватил монтировку, и это действие не осталось без внимания парочки.
— Димыч, ты чего? — пробормотал Мишка, загораживая собой напуганную Анну.
Тот двинулся было на них, но тут на плечо опустилась тяжелая пятерня.
— Дим, сынок, пойдем домой, мама обедать зовет, — стоя за его спиной, проговорил спокойно и холодно батя и потянул из его рук монтировку.
Парень разжал сведенные на холодной стали пальцы и незряче двинулся к своему подъезду. Петр окинул взглядом парочку, Мишка шагнул, было, к нему, но мужчина захлопнул капот своей машины и ушел вслед за пасынком.
Дима запрется у себя и будет даже бояться подходить к окну. Видеть счастье тех двоих было выше его сил.
И тут в институте ему донесут, что Анна с Михаилом скоро должны пожениться. От этой новости весь мир и вовсе потеряет краски. Вот тогда и придут к нему в первый раз рука об руку Боль и Обида. Они будут незримо его преследовать, и парень всегда — ежесекундно — будет ощущать их присутствие.
— Я не могу больше жить здесь, мам, — признается Дима. — Она совсем переехала к нему. Я вижу ее через день.
— Сынок, я уже дала объявление на обмен. Тем более, скоро Кристинка подрастет. Нужна квартира побольше, — горячо подхватила женщина, гладя свое сокровище по волосам.
— Мам, ну что ты такое говоришь! Решила меняться? Из-за меня? Из-за них?
— Да при чем тут это! Я же говорю, Кристинка скоро совсем большая станет, ей нужна будет отдельная комната…
— Вот и отдадите ей мою.
У женщины тут же глаза наполнились слезами.