свою ношу на плечи и пошел через двор. Окно Мишкиной комнаты было открыто, значит, тот дома. Дима, воодушевляемый предстоящим приемом, поспешил к своему единственному другу.
Звонить пришлось долго. Может, в другой раз Милославский бы и ушел, но он видел, что окно открыто, значит, дома кто-то однозначно был.
— Вот ведь засоня, — пробормотал парень, колотя в дверь кулаком.
Наконец, с той стороны завозились, и дверь приоткрылась. Взлохмаченная Мишкина голова показалась в образовашвейся щели.
— Ну, я так и знал, что ты дрыхнешь, — проговорил Дима, и, отодвинув друга в сторону, зашел в квартиру.
Михаил сначала оторопел и почему-то напомнил, что тот должен был приехать завтра. Милославский объяснил, что работы окончились, приехал домой, а ключи, видать, потерял. Мишка что-то бормотал и бормотал, не включая свет, а Дмитрий наклонился разуться, покачнулся и, теряя равновесие, схватился за вешалку. И будто его кто дернул: среди плащей и курток он увидел кашемировое пальто Анны. Парень выпрямился, потрогал пальто — уж не померещилось ли? Одной рукой он дотянулся до выключателя. Свет на мгновенье заставил зажмуриться, когда же он вновь открыл глаза, то мог без труда узнать это пальто. Парень опять потрогал его. Глаза метнулись на Михаила, тот как-то сразу побелел и замолчал.
Сердце заколотилось отчаянно и больно. Очень больно.
Дима глянул под ноги, наклонился и поднял кремового цвета кожаные лодочки. Эти туфли он мог бы узнать среди десятка таких же. Чувствуя, как мир откатывается куда-то в сторону, парень повернул их каблуком к себе. Не может быть! Просто не может быть… солнце же не светит по ночам… и ЭТО так же невозможно…
Солнце действительно не светит по ночам, но это были те самые туфли, которые однажды ему довелось ремонтировать. Не имея большого опыта в этом деле, Дима не очень удачно приклеил каблук, и излишки клея оставили едва заметную оранжевую полоску на стыке деталей. Он переживал тогда, но Аня не стала ругать его, а взяла и нанесла точно такую же полоску на второй полупарок… Эти туфли он узнал бы и среди десятка таких же!
Он поднял на друга тяжелый, как кувалда, взгляд.
— Димыч… — начал, было, Михаил.
Но тот лишь тяжело шагнул мимо него к приоткрытой двери в такую знакомую комнату. Бывший друг бросился перед ним, но парень отшвырнул его с дороги огромной пятерней: тот не устоял на ногах. Милославский едва ли не пинком распахнул дверь…
Потом, спустя много лет, он не мог вспомнить, то ли дверь с визгом открылась, ударившись в стену, то ли это она так взвизгнула. Наверное, всё-таки она…
Вещи были разбросаны по полу, и взгляд уловил даже белый бюстгальтер, который Дима сам купил к свадебному платью, которое со дня на день должна была закончить портниха. Ведь до свадьбы оставалось меньше двух недель…
И апофеозом всего была кровать со смятым, теплым бельем, на которой, натянув одеяло до глаз, сидела она — его Аня. И в облаках простыней он мог разглядеть обнаженные плечи своей любимой. Плечи, какими он их еще не видел. Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами. И парень не сразу понял, что этот ужас внушал ей он, Дима.
Прямо перед ним материализовался Михаил. Милославский не сразу даже догадался, что таким образом тот пытался защитить свою любовницу. Дима так и подумал — любовницу. Парню хотелось закричать: «Как же так? Как же так??? Ведь ты моя невеста, а ты — мой лучший друг, единственный друг!!! Я берег ее, а ты???»
Но он так и не смог ничего сказать. Стоял, тяжело дыша, в центре комнаты, возвышаясь над обоими, и вдруг почувствовал, что не испытывает ничего ни к ней, ни к нему. Ничего, кроме отвращения и брезгливости. Дима развернулся и пошел из комнаты.
Всё испортил Мишка. Он вдруг бросился наперерез и что-то попытался объяснить. А за спиной парня рыдала им сосватанная невеста, и этот вой начал раздражать Милославского. Словно сверло в мозг засунули, не выбросить.
— Дим, я подлец, но ты пойми, мы просто полюбили друг друга и… — затараторил Михаил, в голове у Дмитрия что-то щелкнуло, на какой-то момент наступила глухота и слепота, а когда взгляд прояснился, то его кулак — сам, по своей воле — уже врезался в нос бывшего друга. Мишка был и ниже ростом, и поуже в плечах — его словно смело. Он рухнул, не в силах устоять, к ногам Милославского. За спиной завизжали, но Дима не обернулся. Перешагнул через Михаила в своих огромных сапожищах и пошел из квартиры, на ходу подцепив рюкзак. А вслед неслись причитания Ани…
Глава 34.
Тот день он так долго пытался вытравить из памяти, что сейчас даже не мог всё толком вспомнить. Помнит лишь то, что ключи нашлись еще до того, как он спустился с Мишкиного этажа. Нашлись в кармане куртки. И парень даже как будто усмехнулся.
«Судьбе было угодно, чтоб я их застал. Интересно, сколько они уже трахаются? И до какого времени собирались молчать?»— подумал он зло.
Отрезвление наступило очень быстро и словно накрыло его с головой. Дима замкнулся в себе и ни слова не сказал ни матери, ни отчиму. А когда те начинали спрашивать, огрызался. А вечером с перебитым носом пришел Мишка. Дверь ему открыл Петр. За минувшее время Дима прикипел к нему, называл батей, а не папой. «Батя» звучало по-мужски, и чувствовалось в этом слове родство двух взрослых мужчин, не кровное родство, но более крепкое, такое, которое человек выбирает сам.
— О, Михаил, давай проходи, как раз к столу, — радостно воскликнул Петр, хлопнув того по плечу.
В свете квартиры взрослые смогли рассмотреть красоту, что навел на его физиономии Димин кулак.
— Ого! Кто это так тебя? — спросил Петр.
Тот обречено махнул рукой. Потом посмотрел на родителей своего бывшего друга.
— Теть Тань, дядь Петь. Свадьбы не будет, — сказал он.
— То есть как не будет? Осталось всего десять дней! Что ты такое говоришь?
— Дима вам еще ничего не сказал? — спросил он, заливаясь румянцем.
— Что? — удивилась женщина.
Мишка стоял, смотрел на этих замечательных людей, которых он очень уважал, и готов был сам себя проклясть. После того, как