Читать интересную книгу Россия и ислам. Том 2 - Марк Батунский

163 Там же. Стлб. 618. Как он убежден, московские князья только воспользовались татарским игом для достижения той же цели, которую имели и другие князья, их предки и современники – создание централизованного государства. С.М. Соловьев также считал влияние татар на русскую историю незначительным. Между тем виднейший представитель т. н. «младшего поколения» государственной школы в русской историографии В.И. Сергеевич подчеркивал большую роль татар во внутриполитической жизни Древней Руси (Сергеевич В.И. Вече и князь. М., 1867. С. 21).

164 Кавелин КД. T. I. Стлб. 646. (Курсив мой. – М.Б.)

165 Цит. по: Левин. Ш.М. Очерки… С. 398.

166 См.: ScheltingA. Russlandund Europe im russischen Geschichtsgedanken, Bern, 1948; Schultze B. Russische Denker. Ihre Stellung zu Christus, Kirches und Papstum. Wien, 1950; Koyré A. Etudes sur l’histoire de la Pensée Philosophique en Russie. P., 1950 и др.

167 По словам П.И. Пестеля, «каждый имеет век свою отличительную черту. Нынешний ознаменовался революционными мыслями. От одного конца Европы до другого видно везде одно и то же, от Португалии до России, не исключая ни единого государства, даже Англии и Турции, сих двух противоположностей» (Цит. по: Лебедев А. Чаадаев. М., 1965. С. 9. Курсив мой. – М.Б.). Власти, конечно, увидели во всем этом следствие влияния Запада. «Надо сказать, – метко замечает А. Лебедев, – что вообще официально-самодержав-ная теория, согласно которой всякая «крамола» проникает на «святую Русь» с этого самого «гнилого Запада», – теория, с точки зрения даже психологической, совершенно троглодитская. Она шла от древнего-предревнего поверья: «человека сглазили». Она основывалась в старые времена на представлении о мысли как о заразе: достаточно, мол, здоровому человеку соприкоснуться с больными – дело сделано: болезнь передалась; нельзя «заразиться здоровьем»; заразиться можно только недугом. В то же время эта теория отражала в чаадаевские времена и вполне полицейский взгляд блюстителей николаевской государственности на распространение идей, как на всякую контрабанду: закройте границу, и крамола прекратится» (Лебедев А. Чаадаев. С. 158).

168 Сочинения и письма П.Я. Чаадаева / Под ред. М. Гершензона. T. II. М., 1914. С. 169.

169 Чаадаев, по словам Герцена, «сказал России, что прошлое ее было бесполезно, настоящее тщетно, а будущего никакого у нее нет» (Цит. по: Лебедев А. Чаадаев. С. 17). Между тем, по мнению всемогущего шефа николаевской жандармерии, графа Бенкендорфа, «прошедшее России было удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение…» (цит.: Там же. С. 35).

170 Осип Мандельштам написал о нем: «След, оставленный Чаадаевым в сознании русского общества, такой глубокий и неизгладимый, что невольно возникает вопрос: уж не алмазом ли проведен он по стеклу?» (Цит.: Там же. С. 204).

171 Там же. С. 116–117.

172 Пушкин смотрел на многое по-иному. «Нет сомнения, – писал он Чаадаеву, – что Схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы, и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и отавить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчей во языцах? Евангелие разве от этого менее изумительно?» В статье «О ничтожестве литературы русской» (1834 г.) Пушкин вначале как бы солидаризуется с Чаадаевым: «Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира. Великая эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера…» Но, продолжает Пушкин, «России определено было высокое предназначение… Ее необозримые просторы поглотили силу монголов (а в их нашествии он видит не только печальное, но и «великое зрелище». – М.Б.) и остановили их нашествие на самом краю Европы…». Акцентируя неправомочность тенденции к отожествлению России и Византии, Пушкин, говоря о последующих периодах руссой истории, особо выделяет тех монархов, благодаря которым Россия встала «на пороге Европы» (Екатерина II) и «европейское просвещение причалило к берегам… Невы» (Петр Великий).

173 Там же. С. 117–119.

174 «В христианском мире все необходимое должно способствовать – и действительно способствует – установлению совершенного строя на земле… Однако… разве немыслима иная цивилизация, кроме европейской? Без сомнения, мы христиане; но не христиане ли и абиссинцы? Конечно, возможна и образованность, отличная от европейской; разве Япония не образована?.. Но неужели… тот порядок вещей… который является конечным предназначением человечества, может быть осуществлен абиссинским христианством и японской культурой?» (Там же. С. 119–120).

175 Там же. С. 120.

176 См. подробно: Там же. С. 125, 134.

177 Там же. С. 120.

178 Там же. С. 121.

179 Там же. С. 123. И недаром Чаадаев с таким сочувствием цитирует (с. 126) Вольтера («Опыт о нравах»): «Можно спросить, каким образом среди стольких потрясений, гражданских войн, заговоров, преступлений и безумий – в Италии, а потом и в прочих христианских государствах, находилось столько людей, трудившихся на поприще полезных или приятных искусств; в странах, подвластных туркам, мы этого не видим». (Курсив мой. – М.Б.)

180 Там же. С. 140.

181 Там же.

182 Там же. С. 140–141.

183 Там же. С. 141.

184 Там же. С. 141–142. Вот еще одна любопытная цитата: «…Люди узнают, что раз они произнесли свои громкие слова о способности человека к совершенствованию, о прогрессе человеческого ума, – этим все сказано, все объяснено: как будто человек искони неустанно шел вперед, никогда не останавливаясь, никогда не возвращаясь вспять… Если бы дело обстояло так, то почему… азиатские нации впали в косность? Чтобы достигнуть состояния, в котором они находятся теперь, им ведь надо было в свое время, подобно нам, искать, изобретать, открывать. Почему же, дойдя до известной ступени, они на ней остановились и с тех пор не могли придумать ничего нового? Ответ простой: дело в том, что прогресс человеческой природы вовсе не безграничен… для него существует предел, за который он никогда не переходит. Вот почему цивилизации древнего мира не всегда шли вперед… Дело в том, что как только материальный интерес удовлетворен, человек больше не прогрессирует… В Греции, как и в Индостане, в Риме, как и в Японии, вся умственная работа, какой бы силы не достигала она в прошлом и настоящем, всегда вела и теперь ведет лишь к одной и той же цели; поэзия, философия, искусство, – все это как прежде, так и теперь, всегда преследует там только удовлетворение физического существа. Все, что есть самого возвышенного в учениях и умственных привычках Востока, не только не противоречит этому общему факту, но, напротив, подтверждает его, так как кто же не видит, что беспорядочный разгул мысли, который мы там встречаем, объясняется не чем иным, как иллюзиями и самообольщениями материального существования в человеке?.. Только христианское общество поистине одушевлено духовными интересами и именно этим обусловлена способность новых народов к совершенствованию, именно здесь вся тайна их культуры» (Там же. С. 144–145. Курсив мой. – М.Б.).

185 Там же. С. 143.

186 «…Христианские народы в силу необходимости постоянно идут вперед. При этом, хотя цель, к которой они стремятся, не имеет ничего общего с тем другим благополучием, на которое одно только и могут рассчитывать нехристианские народы, но они попутно находят его и пользуются им. Утехи жизни, которых единственно ищут другие народы, достаются также на их долю… Таким образом, огромный размах, который сообщает всем умственным силам этих народов идея, владеющая ими, в изобилии обеспечивает им все телесные блага, так же как и духовные. Нельзя, впрочем, и сомневаться в том, что нас никогда не постигнет ни китайский застой, ни греческий упадок, еще менее можно себе представить полное уничтожение нашей цивилизации… Без вторичного всемирного потопа невозможно вообразить себе полную гибель нашего просвещения. Пусть даже, например, погрузится в море целое полушарие, – того, что уцелеет от нашей цивилизации на другом полушарии, будет достаточно, чтобы возродить человеческий дух. Нет, идея, которая должна завоевать Вселенную, никогда не замрет и не погибнет, если только не будет ей так определено свыше особою волею Того, Кто вложил ее в человеческую душу. Этот философский вывод… более положителен, более очевиден и более назидателен, чем все те заключения, которые банальная история по-своему выводит из картины веков, ссылаясь на влияние почвы, климата, расы и т. д., и в особенности на теорию необходимого совершенствования (подчеркнуто Чаадаевым)» (Там же. С. 146. Курсив мой. – М.Б.).