Читать интересную книгу Россия и ислам. Том 2 - Марк Батунский

187 См. подробно: Там же. С. 146–147.

188 Там же. С. 149.

189 Чаадаев вовсе не склонен начисто элиминировать их интеллектуальную и морально-этическую специфичность. Тем не менее, повторим вновь этот тезис, последняя не играет в концептуальной системе Чаадаева доминирующей роли. Вот, к примеру, гипотетическая картина судеб Европы, если бы она всецело пошла по греко-языческому пути, избежав тотально-трансформирующего воздействия христианства. Чаадаев в высшей степени критически отзывается о Гомере (как, впрочем, и о целом ряде других виднейших представителей эллинской культуры): «…гибельный героизм страстей, грязный идеал красоты, необузданное пристрастие к земле, – все это заимствовано нами у него. Заметьте, что ничего подобного никогда не наблюдалось в других цивилизованных обществах мира… Одни только греки решились таким образом идеализировать и обоготворять порок и преступление, так как поэзия зла существовала только у них и у народов, унаследовавших их цивилизацию. По истории средних веков можно ясно видеть, какое направление приняла бы мысль христианских народов, если бы она всецело отдалась руке, которая ее вела. Следовательно, эта поэзия не могла прийти к нам от наших северных предков: ум людей севера отличался совсем другим складом и менее всего был склонен прилепляться к земному; если бы он один сочетался с христианством, то, вместо того, что произошло, он скорее потерялся бы в туманной неопределенности своего мечтательного воображения. Впрочем, от крови, которая текла в их жилах, у нас уже ничего не осталось… лишь с недавнего времени поворот к нашему собственному прошлому снова приводит нас понемногу на лоно родной семьи и позволяет нам мало-помалу восстановить отцовское наследие. Мы унаследовали от народов севера одни только привычки и традиции; ум же питается только знанием…» (Там же. С. 168–169. Курсив мой. – М.Б.).

190 Я не случайно употребил слова «в первую очередь», ибо Чаадаев благосклонно смотрит и на индийскую философию как одно из эффективных средств «очиститься от грязи, еще оскверняющей нашу память», – имеется в виду «гомеризм», символизирующий древнегреческие «века обмана и безумия… настоящих сатурналий в жизни человечества… гнусного величия… нечистой красоты…» (Там же. С. 169–170).

191 Там же. С. 160.

192 Там же. С. 158.

193 См.: Там же. С. 160. Стоит воспроизвести некоторые фрагменты чаадаевской характеристики Моисея, поскольку во многом они служат как бы прелюдией к во многом близкой ей оценке русским философом личности и деятельности Мухаммеда. «Среди господствовавшего тогда по всей земле многобожия, – пишет Чаадаев, – можно ли было найти более верное средство воздвигнуть истинному Богу неприкосновенный алтарь, как внушить народу, ставшему хранителем этого святилища, расовое отвращение ко всякому племени идолопоклонников и связать все социальное бытие этого народа, всю его судьбу, все его воспоминания и надежды с одним этим принципом?.. он (Моисей)… дал людям истинного Бога и, следовательно, род человеческий всем своим умственным развитием, вытекающим из этого принципа, бесспорно, обязан ему…» (Там же. С. 160–161).

194 Там же. С. 162.

195 Там же.

196 См.: Тамже.

197 «Если бы его нравственному учению удалось вкорениться в умах народов, не исказившись под влиянием порочного начала, властвовавшего тогда над миром, то, без всякого сомнения, оно сообщило бы сердцам кротость и гуманность…» (Там же. С. 165).

198 Там же. С. 165.

199 Там же. С. 166. (Курсив мой. – М.Б.)

200 Там же. С. 133. (Курсив мой. – М.Б.)

201 Там же. С. 135.

202 Цит. по: Шаховской Д. П.Я. Чаадаев – автор «Философических писем» // Литературное наследство. Т. 22–24. М., 1935. С. 34.

203 Там же.

204 Философические письма // Сочинения и письма П.Я. Чаадаева. T. II. С. 134.

205 Цит. по: Шаховской Д. П.Я. Чаадаев. С. 26.

206 Там же. С. 32.

207 Там же.

208 Там же. С. 39.

209 Там же. С. 38, 24.

210 Там же. С. 166. (Курсив мой. – М.Б.) Чаадаев даже считает нужным дать дополнительное разъяснение: «Первоначально магометане не питали никакой антипатии к христианам; ненависть и презрение к последним развились у них лишь в результате долгих войн, которые они с ними вели. Что касается христиан, то они, естественно (sic!), должны были смотреть на мусульман сначала как на идолопоклонников, а потом – как на врагов своей веры, какими те действительно и сделались» (Там же).

211 И прежде всего – средневекового христианства.

212 Сочинения и письма П.Я. Чаадаева. T. II. С. 166–167. (Курсив мой. – М.Б.)

213 Там же. С. 167.

214 Там же.

215 Там же. С. 199.

216 См., например: Там же. С. 180–181.

217 Там же. С. 201. (Курсив мой. – М.Б.)

218 Там же. С. 222–223.

219 Там же. С. 223.

220 «…у нас христианская идея осталась такою же, какою она была привезена к нам из Византии…» (Там же. С. 258. Курсив мой. – М.Б.). Пример Визинтии – это дурной пример; на Западе «мы видим духовенство, одушевленное глубоким чувством независимости, стремящееся поставить духовную власть выше силы…» (Там же. С. 261). И потому «западный религиозный строй гораздо более благоприятствовал такого рода развитию, нежели тот, который выпал на нашу долю» (Там же). В другом месте находим еще более резкую характеристику православия: «восточный культ, целиком замкнутый в своих бесплодных обрядностях…» (Там же. С. 277).

221 Лебедев А. Чаадаев. С. 160, 161.

222 Там же. С. 162.

223 П.Я. Чаадаев. Сочинения и письма. Т. 2. С. 244. (Курсив мой. – М.Б.).

224 А у «людей севера» – «железная природа» (Там же. С. 236). Но Чаадаев не раз подчеркивает, что он «не большой охотник до исключительного и узкого национализма; признаюсь даже, что невысоко ценю эту географическую добродетель, которою так кичилась языческая древность и которая чужда Евангелию» (Там же. С. 248).

225 Там же. С. 224. (Курсив мой. – М.Б.)

226 Там же. С. 281. (Курсив мой. – М.Б.). И в итоге «в один прекрасный день авангард Европы очутился в Крыму» (Там же. С. 282).

Глава 3

1 Вот один любопытный пример. Дореволюционная русская историография укладывала многообразие форм религиозного сектантства «либо в два географических ряда – “восточное сектанство” и “западное сектанство”, либо в два идеологических ряда – “мистическое сектанство” и “рационалистическое сектанство”. При этом группа сект, подводимых под понятие “восточного сектанства”, более или менее соответствовала составу сект, подводимых под понятие “мистического сектантства”. Точно так же формы сектантства, относимые к “западным”, более или менее совпадали с его формами, относимыми к “рационалистическим”… В церковно-миссионерской литературе между мистицизмом (т. е. «плодом Востока»! – М.Б.) и изуверством, рационализмом («атрибутом Запада»! – М.Б.) и атеизмом (опять-таки: «порождение Запада»! – М.Б.), как правило, ставились знаки равенства…» (Клибанов А.И. История религиозного сектантства в России. М., 1965. С. 332).

2 Столь типично западнический взгляд на Восток во многом обусловлен влиянием соответствующих представлений ряда весьма чтимых в России европейских мыслителей. Так, даже такой страстный поклонник азиатских – индийской преимущественно – цивилизаций, Фридрих Шлегель (см. подр.: Ilsdorf L. Deutsch-Indische Geistbeziehunden. Heidelberg, 1942; Gerard R. L’Orient et la pensée romantique allemande. Paris, 1963; Wilson A., Mytnicne A. Image. The Ideal of India in German Romanticism. Durcham, 1964; Benler E. «Das Indienbild der deutschen Romantik // Germanisch-Romantische Monatschrift, Bd. 18,1968) писал: «Европу (ав Европе Шлегель видел некое духовное целое, культурное единство. – М.Б.) отличает от Азии известная пластичность, изменчивость, большее стремление к нововведениям и вообще высокая степень совершенства… Именно богатство великих азиатских стран естественно порождает ту самодостаточность, которая ограничивается сама собой… Там, где люди, наслаждаясь жизнью, не отвлекаясь никакой нуждой, довольны своим положением, как это имеет место в Азии, там не проявится живого стремления к дальнейшему развитию и совершенствованию… Азия… является страной мира и беззаботного покоя… Европа является страной многообразия и изменчивости, пластичной формируемости и искусственности.

Естественно, что это своеобразие каждой из обеих частей света простирается и на их политическое устройство, нравы, обычаи, религию и литературу. Если способность Европы к совершенствованию проявляется часто как стремление к нововведениям, то спокойствие и самодостаточность Азии выступают нередко как косность. Европа подходит для самых многообразных разделений и связей и каждый момент подвигается к ним всем своим характером. Она ведет вечную войну, движимая нуждой и потребностью, и именно эти причины побуждают ее господствовать над другими частями света. Азия же от избытка погружается в сонный покой и становится добычей фанатичных воителей и жадных и коварных торговцев или же застывает под гнетом деспотической политики» (Шлегель Ф. Философия. Критика / Пер. с нем. / T. II. М., 1983. С. 44–46). А в исламе – в этой «последней великой революции, поднятой арабами и Магометом и распространившейся по всему земному шару» (Там же. С. 17), Шлегель увидел лишь «грубость и дикость… вдохновенное высокомерие» (Там же. С. 272).