Близился Новый год, и скоро должна была прийти машина, привезти зарплату. На этой машине, как я понял по настроению людей, бригада уедет домой.
И тут у меня созрел план.
Деньги привозили обычно к двум-трем часам дня. Я вышел в тундру подальше от палаток, встретил машину, честно рассказал шоферу с кассиром, в чем дело, и попросил:
— Поезжайте назад, а завтра привезите на мою зарплату все, что сумеете достать хорошего к праздничному столу.
Они уехали, я вернулся как ни в чем не бывало в палатку. А бригада ждет машину. Не пришла сегодня, — значит, придет завтра. Иные не смотрят в мою сторону, но ясно: мысленно они уже на пути к дому. Вслух же об этом ни слова.
Утром с трудом выпроводил всех на работу. Смотрю: зажглись костры. Значит, дела не будет.
Часов в десять пошел в тундру — встречать машину…
Подъехали тихо, незаметно. Разложили на кроватях богатое — от души постарались кассир с шофером! — праздничное угощенье.
Я побежал за бригадой.
— Ребята, собрание!
Пришли. Видят: стол накрыт по всем правилам. Настоящий праздник!
— С Новым годом, — говорю.
— С Новым годом! — отвечают.
Перекусили, согрелись. Разговорились. А на улице лютая стужа, палатка наша бьется, трепещет на ветру.
— Ну, а теперь, — обратился я к рабочим, — ваше слово.
Как сейчас помню, встает Николай Шевцов, здоровый парень, богатырь. Посмотрел на меня пристально, улыбнулся, оглядел всех, вздохнул.
— Ну, что же, — сказал он, — наше слово твердое. Сделаем, братухи, рудник!
Больше никакой агитации не потребовалось. Мне было важно, чтобы люди сами поняли, какая задача перед ними встает, какая ответственность на них ложится: чтобы каждый сам сделал выбор — уезжать с Алы или оставаться.
Остались все до единого. Пошли на работу и два года не покидали палаток. Долг и дружба победили. Когда мы, построив рудник, вернулись в Заполярный, руководители треста долго допытывались: как же удалось поднять людей на такой героический труд? «Учился у Макаренко», — отвечал я.
Потом, уже позднее, рабочие говорили мне: «Ты — мужик, конечно, хитрый. Но все, правильно!»
Работали тяжело, но бывали у нас и радостные дни.
Однажды появились люди в огромных тулупах и меховых шапках — писатели. Стоят наверху, на кромке котлована, закутаны по самые глаза, а мы внизу — без телогреек, в резиновых сапогах, пот с нас льет градом — долбим землю пудовыми кувалдами. Пар стоит над котлованом. Выбрались наверх, повели гостей в палатку, поставили на печку чайник. Ребята на глазах у писателей переодевались, снимали сапоги, стряхивали с портянок лед.
Рассекись, и потекла беседа. Достал и раскурил свою трубку Константин Михайлович Симонов — так состоялась моя первая встреча с ним. Потом виделись много раз. А в этот приезд Константин Михайлович записал нашу беседу, и она была опубликована в «Правде».
К весне нам на помощь прислали пополнение. Появление новичков — всегда тревожный момент. Поставил их копать траншею. Вижу: плохо идет дело. Не стал ничего говорить, собрал своих ребят. Сказал: «Они начали до обеда, а вы приступайте после обеда. Но должны их догнать и перегнать».
Встали наши вшестером и догнали их шестерку, а потом ушли вперед. Никакой агитации, никаких собраний не потребовалось — на следующий день новички работали по-другому. Поняли, куда попали.
Потом, не раз убеждался: пример — вот что воздействует на людей лучше всяких призывов.
Всегда стремился создать в бригаде атмосферу, доброжелательности, доверия. Ведь большинство людей приходило к. нам с добрыми намерениями. Иные вообще решали начать новую жизнь. Зачем, же ворошить прошлое?
Я совершенно не выносил никакой первичной информации о человеке. Часто бывает, что человек-то в принципе неплохой, просто о нем в прежнем коллективе сложилось плохое мнение.
Важнейшие черты характера рабочего человека на Севере — доброта и честность. Причем доброта действенная, доброта как норма жизни.
Назначили к нам, наконец, и начальника участка Ковалева Г. А. Но инженер он оказался никудышный. Такое впечатление, что он и чертежей прежде не видывал. Приходилось нам во всем разбираться самим. Грузы, поступавшие на участок, принимал я, бригадир.
Однажды в конце смены мне срочно понадобился начальник: не оказалось воды для приготовления раствора и бетона, не пришла водовозка. Побежал я к нему узнать, в чем дело. Жил наш начальник в единственном деревянном доме, построенном для администрации. Стучу в дверь: молчание. Стучу сильнее. Наконец откуда-то снизу, из-под двери раздался сиплый голос:
— Шо тебе надо?
Присел я на пол и обратился к дверной щели: — Мне нужна водовозка, Геннадий Александрович!
И услышал ответ, произнесенный с большим трудом:
— Смена кончилась, я с себя ответственность снял.
Наш начальник лежал на полу в состоянии сильнейшего опьянения. Это было с ним не впервые. Что делать? Жаловаться вышестоящему начальству? Я попросил приехать к нам на стройку жену Ковалева. Приехала. Сели мы с ней вдвоем в прорабской, и я сказал всю правду ей в глаза: «Ваш муж пьяница, да еще к тому же никудышний инженер».
— Да как вы смеете, — воскликнула женщина. — Мой муж в министерстве работал!
Тогда я страшно удивился, что он ТАМ мог работать. Потом, правда, я понял, что в министерских лабиринтах этот «специалист» мог как-то существовать, а построить объект, руководить людьми — нужны настоящие знания, опыт, да и совершенно другие человеческие качества, которыми он не обладал.
Беседа наша оказалась безрезультатной.
Но однажды приехал к нам управляющий трестом проводить оперативку и спрашивает моего начальника лукаво так, с хитрецой: «Скажите, пожалуйста, сколько этажей у котельной?» Мы в то время ее строили. Тот ответил: «Три…» И не угадал. Мы работали на четвертом. В тот же день его освободили от должности.
Итак, в сотне километров от города, оторванная от строительной базы, практически без инженерной подготовки, без налаженного снабжения бригада сделала все, что было намечено, — одна в дикой тундре построила почти целый рудник. Мы, сами того не ведая, стояли у истоков бригадного подряда.
Тогда и прозвучало впервые в нашей палатке это новое для всех словосочетание — бригадный подряд. Родилось оно в спорах, когда на смену прежнему начальнику участка к нам приехал Игорь Феодосьевич Шупа-Дуброва — первоклассный инженер, личность творческая, беспокойная. Приехал он в 1962 году в качестве консультанта в командировку, да так и остался у нас — начальником участка. Простой в общении, умный человек, обладающий практическим опытом и, что самое главное, разбиравшийся в экономике, У нас сразу возникло взаимопонимание, хотя всю жизнь потом мы с ним проспорили, и нередко доходило до того, что оба хватались за сердце.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});