платье, дергают и терзают ее. Освободиться от мучителей не было возможности, они не имели тела. Потом главный Ирле-хан повел ее по различным отделениям дворца; одни покои были пусты, другие наполнены людьми. В одном из них сидели старухи и пряли лен, в другом были тоже старухи и, казалось, хотели проглотить что-то, чего никак не могли разжевать. В следующем покое сидели женщины средних лет; на шее и руках у них были камни, которых они не могли пошевелить. Четвертая комната была наполнена мужчинами с кольцами на шее, на которых висели огромные деревья. В пятом отделении Кубайко увидела простреленных мужей, вооруженных стрелами и луками; они бегали с криком и воем. Та же беготня, те же крики и вопли встретили девушку в шестом покое, занятом мужчинами, которые ранили себя ножами. Вошедши в седьмой покой, Кубайко увидела бешеную собаку и укушенных ею людей, тоже бешеных и рассвирепевших. В восьмом отделении муж и жена лежали под одеялом, сшитым хотя и из девяти овечьих шкур, но покрывавшим только одну половину. В девятом муж и жена лежали под одеялом, сделанным только из одной шкуры, и, тем не менее, обе половины были покрыты. Наконец, Кубайко вступила в десятое отделение, обширное, как степь. Здесь сидели восемь Ирле-ханов. Освободив голову своего брата, Кубайко на обратном пути получила от властителей подземного царства объяснение всех его чудес. Существа, которые драли ее платье, были служебные невидимые духи, которые вредят злым и могут умертвить их; от добрых же людей они держат себя далеко и не могут причинить им зла. Женщины, которые прядут в первой комнате, осуждены за то, что пряли на земле после солнечного захода, хотя и запрещено заниматься в это время какою бы то ни было работою. Сидящие во втором отделении получали на земле нитки для наматыванья на клубки, но делали клубки пустыми внутри и воровали пряжу. Теперь они осуждены мотать эти клубки, но так как это невозможно, то клубки будут вечно сидеть в их горле. Молодые женщины, которые сидят в третьем отделении с камнями на шее и руках, клали камни в масло, чтобы прибавить ему весу; за это целую вечность они должны носить тяжелые камни. Мужчины с кольцами на шее повесились из-за пресыщения жизнью; простреленные мужчины в пятом отделении также самоубийцы, застрелившиеся из-за несогласия с женами. Равным образом самоубийцы и раненые мужчины в шестом отделении; они в пьяном виде зарезались ножами. Обитатели седьмого покоя страдают за то, что были неосторожны перед бешеными собаками и укушены ими. В восьмом покое лежат супруги, которые на земле жили несогласно и каждый старался только о своих выгодах, они осуждены вечно ссориться за одеяло, которое при согласии было бы более чем достаточно для обоих. Лежащие в девятом отделении супруги могут служить примером того, что и малым делением будут довольны супруги, если только будет между ними мир и согласие. Они не несут никакого наказания, а лежат для того, чтобы при виде их злые еще более чувствовали свое наказание[116].
Не так подробно описывается у лопарей подземная страна Ябме-аймо, которая находится глубоко внизу; вход в нее ведет иногда через озера, иногда – через трещины земли. В этой стране живут старухи людоедки; жизнь подземных обитателей мало чем отличается от жизни людей на земле; у них есть и скот, есть олени, лошади и собаки[117].
Тайлор в своей «Первобытной культуре» представил замечательный по тонкости анализ процесса возникновения представлений о душе и будущей жизни. Для нашей цели важен, однако, не самый генезис понятия, а то выражение, в котором различные стороны духовной жизни осуществляются. Сон и обморок являются самыми сильными стимулами к образованию представления о чем-то отдельном от тела, что может временно прекращать свою деятельность. Болезнь и смерть представляются временным расстройством или же окончательным удалением этого жизненного начала. Сон, благодаря сновидениям, по взглядам малокультурных людей, не что иное, как кратковременное отсутствие души, которая тогда странствует; то, что она видит во время отлучки, составляет содержание сновидений. Неудивительно, что сновидениям весьма часто приписывается пророческое значение, так как душа, освобожденная от телесной оболочки, может посещать жилища богов и сноситься с духами. Если австралиец видит во сне, что в известном месте находится гнездо лебедя, он отправляется на то место в надежде найти лебедей. Если он в сновидении ранен и потом на самом деле был ранен в битве, то наивный дикарь говорит: «Я знал, что это случится, потому что видел во сне». Стоит кому-нибудь из товарищей сказать, что во сне он видел своего приятеля в бедственном положении, чтобы тот сделался несчастным, беспокойным и даже больным. Но недостаточно этого. Когда собака во сне волнуется, то это считается признаком, что она в сновидении охотится за кенгуру, и на следующий день ее хозяин идет на охоту, с полной уверенностью в успехе[118]. Родственник убитого австралийца из племени уати-уати в Новом Южном Уэльсе засыпает, положив голову на тело покойника, в ожидании, что мертвец в сновидении откроет убийцу[119]. Полинезийцы острова Манагики убеждены, что сновидении производятся посещением душою различных мест[120]. Туземцы архипелага Аару в Индонезии уверены, что если кто видит во сне умершего, значит душа спящего встретила дух его[121]. Гренландские эскимосы утверждают, что ночью душа покидает свое тело, чтобы отправиться на охоту, на танцы, в гости, и этим они объясняют свои сны, которые у них бывают очень часты и отличаются особенной живостью[122]. Об американских дикарях Андрей Теве, французский монах XVI века, пишет, что они тщательно наблюдают и запоминают все виденное во сне, будучи уверены, что это должно непременно случиться. Если во сне они одержали победу над врагами или были побеждены, то нет никакой возможности их убедить, что это не случится[123]. Вотяки беседуют во сне с умершим, который в это время, по их мнению, посещает свое прежнее жилище. Бирские вотяки объясняют путешествия, которые человек совершает во время сна, тем, что тело его лежит на одном месте, а душа выходит из него и странствует по разным местам. Одна сказка казанских и глазовских вотяков, передаваемая Гавриловым, выражает вполне наглядно это верование[124]. Два человека пошли в лес драть лыки. Один из них был табачник. Устали они драть лыко, сели отдыхать, один курил, а другой спал. Когда один курил, душа (лулья) спящего вышла изо рта со звуком «шыр» (т. е. скоро) и, полетевши на сосну, вошла в дупло