– Это потому, что она предпочитает мальчиков. У Джессики, слава Богу, были только сыновья. По своему складу характера она просто не может привязаться к девочке.
Присцилла тогда с матерью согласилась. Она и ее свекровь, к глубочайшему огорчению Присциллы, так и не смогли по-настоящему полюбить друг друга. Однако объяснение матери не вязалось с той привязанностью, которую Джессика питала к Эми. Впрочем, свекровь очень радушно относилась к любому ребенку, вне зависимости от его пола, расы и социального положения.
– Ты все это себе только воображаешь, – сказал ей Томас, когда Присцилла поведала ему об этой странности в поведении Джессики. – Моя мама любит Регину не меньше, чем Вернона.
Когда родился Дэвид, то на первый взгляд казалось, что слова Томаса соответствуют истине. Джессика очень старалась одарить своей любовью всех внуков, никому не отдавая предпочтения, но, когда дело касалось Регины, пожилая женщина казалась несколько отстраненной. Только мать смогла бы увидеть эту едва уловимую разницу.
Легкая отчужденность бабушки в обращении с Региной вызвала рябь на доселе тихих водах общей жизни. До этого Присцилла всеми силами старалась мирно сосуществовать в одном доме со свекровью. Небольшая ревность, которую она прежде старалась унять, расцвела, став почти открытой неприязнью. Подобное часто случается, когда невестки вынуждены делить кров со своими свекровями. Что бы ни случилось, Томас всегда вставал на сторону матери, впрочем, Джессика никогда не провоцировала ссор. Дети уважали бабушку, а вот с собственной матерью иногда говорили непочтительно. Петуния и слуги во всем Джессику слушались, в то время как хозяйкой дома Присцилла считала себя. От всей этой несправедливости невестку просто захлестнуло. А ведь началом конфликту послужила странная предвзятость Джессики по отношению к Регине.
Присцилла до сих пор не могла понять, почему не догадалась раньше. Озарение снизошло на нее в конце декабря 1874 года, когда Регине исполнилось семь лет. Оно ударило в нее с силой молнии. Этот подозрительный взгляд Джессики, который появился на ее лице сразу же после рождения Регины… Свекровь просто-напросто подозревала, что новорожденная является плодом греха ее невестки и майора Эндрю Дункана, подозревала, что отцом Регины является отнюдь не Томас.
Осознание это пришло к ней внезапно. Присцилла едва не лишилась при этом чувств. Был сочельник. Все собрались, как обычно, праздновать Рождество, пили хмельной гоголь-моголь[43]. В этом году отмечали у Дюмонов. Дети, обступив рождественскую ель, разворачивали подарки. На Регине было зеленое бархатное платье с белым кружевным воротничком. Волосы окаймляла зеленая лента, украшенная узорами в виде остролиста и бузины. Единственная девочка, принцесса среди своих рыцарей – Вернона, Дэвида, Абеля, Джереми Третьего и их младших братьев.
– Джессика! Твоя внучка с каждым годом все больше на тебя похожа, – сказала Бесс.
Джессика медленно отставила чашку с хмельным гоголем-моголем на блюдце и заметила:
– Не представляю, как это возможно. Регина – такая красивая девочка.
Реплика была вполне безобидной, но Присцилла вперила свой взгляд в лицо свекрови. Ее внимание не осталось для Джессики незамеченным, но та сделала вид, что поглощена другим.
Всю ночь Присцилла провела, лежа без сна подле Томаса. Ее мучили страхи. Что будет, если Джессика по неосторожности или в минуту раздражения поведает о своих подозрениях Томасу? Именно в ту ночь мысль о том, чтобы почитать дневники свекрови, впервые зародилась в ее полусонном сознании. Джессика со священным рвением вела дневник, намереваясь со временем написать историю семей-основателей Хоубаткера. Она, должно быть, изливает душу на белых страницах. Лучший способ узнать, имеют ли ее страхи под собой основание, – прочесть записи свекрови. Тетради находились под замком, но год назад, после того, как Регину пригласили к бабушке на чай, Присцилла видела, как Джессика кладет одну из тетрадей в верхнее отделение секретера, запирает дверцу и прячет ключ под чернильницей.
Присцилла отыскала ключ за несколько секунд после проникновения в комнату свекрови.
Женщина нашла записную книжку за 1866 год. В том году федеральные войска встали на постой в Хоубаткере. Вскоре Присцилла нашла подтверждение собственных страхов: Джессика подозревала, что у нее роман с майором Дунканом.
Прочтя запись, датированную 19‑м августа 1866 года, женщина едва не вскрикнула.
Я сомневаюсь, что стоит поверять бумаге мои подозрения, ибо не исключаю возможности того, что эти записи прочту не только я, но на сердце у меня лежит большая тяжесть. Сбросить ее иначе не представляется возможным. Я убеждена, что у моей красивой невестки роман с майором Дунканом. Я вынуждена была беспомощно наблюдать за тем, как эта истосковавшаяся по любви девочка подпадает под очарование красивого майора. Она настолько увлечена им, что не замечает: ее чувства не являются тайной ни для меня, ни, вполне возможно, для Петунии. Слава Богу, Томас ничего не видит. Помимо обязанностей по отношению к Сомерсету и радости от общения с Верноном, его ничто не интересует.
Дальше Присцилла наткнулась на другую запись, сделанную беглым почерком и датированную 10‑м апреля 1867 года:
Сегодня родилась Регина Елизавета Толивер. Она изящна и хорошо сложена. Светлая кожа и рыжие волосы. Все говорят, что девочка похожа на меня. Ладно, посмотрим.
В том же году, вскоре после того, как свекровь отпраздновала свой пятидесятый день рождения, она записала в дневнике:
Типпи говорит, что однажды я точно узнаю, является ли это дитя Толивером по крови. Ума не приложу, как правда может в этом случае всплыть на поверхность.
Присцилле пришлось выискивать эти ценные для нее сведения среди упоминаний о событиях местного и общенационального значения, среди новостей, связанных с друзьями семьи, и мыслей по поводу последних изобретений, моды, книг и музыки. Так, на одной странице Присцилла прочла:
В этом году Иоганн Штраус Младший подарил испуганному миру вальс «На прекрасном голубом Дунае», один из самых чудесных у этого композитора.
Женщина прекратила чтение, вспоминая тот вечер, когда вальсировала под музыку Штрауса в объятиях майора Дункана. Тот званый вечер офицер устроил для лучших граждан города. Как же глупа она была в то время, не понимая, что все окружающие, глядя на них, понимают: что-то здесь нечисто.