Читать интересную книгу "Третий Лад - Родион Создателев"

чёрном кафтане ходит...

— Коли сердцем к тебе не остыл Никита Васильевич, пущай вывезет тебя куда далее из первопрестольного. И живи себе вольною бабочкой на кормлении самодержца. Расти дитё благородное и жди редкие свидания с милым вороном.

— Да уж, — скривилась Лукерья.

— Не ухмыляйся-ка. Сотворила подобную жизню — выворачивайся, милая вертопрашка. А как иначе? Сызнова в омут кидаться? Себя и дитё невинное погубить?

— Не знаю, тётенька, запуталась я...

— Пушковы бояре, сродственники Никиты супружницы, извести тебя смогут, как прознают, что ты тяжёлая от него. Или потом вельможи какие другие справят злодейство тебе... и дитю вашему.

— Какие ищо вельможи? Кто такие они?

— Которые подле Царя завсегда ошиваются. А вдруг — парень у вас народится. Выходит — наследник Престолу?

— От холопки — не наследник. Байстрюк это называется. А похлеще — выблядок. Не по закону Божескому рождённый...

— Э, не скажи. Попервой — выблядок. А потом — наследник.

Лукерья сорвала с земли одуванчик, резко испустила изо рта воздух и сдула с головки цветка белесые свечки...

— Жёлтый одуванчик носит сарафанчик. Девка у нас будет.

— Умница, милая. Обязательно будет. Девка... али малец. Кого Бог даст — тот и народится. Первое дело сичас: свидеться вам. Вопроси его прямо: любишь аще меня али наш узел в конец задумал порвать, Никита Васильевич? И без слёз чтобы вопрошала! Не вздумай реветь да в ноги ему падаться! Потом — про дитё молви. Разомлеет он от такого известия коли сохнет аще по тебе.

Лукерья Звонкая малость ожила лицом, слушая тётку.

— Как молодой боярин ответит тебе — тогда и снова совет соберём. Не печалуйся, бабочка, раньше времени. Одолеем напасти.

Степанида подсела ближе к племяннице и обняла её за плечи. Бабы страдают сердцами, а мужи — головами. Разлюбезный соколок Никита Васильевич сидел сейчас вместе с отцом на заседании Боярского Совета и томился мыслями в предвкушении грядущих событий. Им с родителем предстояло напялить на благородные лица скоморошьи маски — князьям не с руки такие забавы. Глава Опричнины с нескрываемым раздражением пялился на тёмно-ореховые стены Думной Палаты.

Вопросы обсуждались, бояре горланили, потные лбы утирались, но в этом помещении сейчас не хватало главного действующего лица: Трон пустовал... Даже лик Спасителя на огромном полотнище ныне выглядел особенно печальным. Как жалкие си́роты сидели вельможи...

Наконец, глава Боярского Совета Михаил Фёдорович Романовский огласил главное на сегодня дело:

— Последний вопрос — мятежные северяне.

Матвей Калганов бросил короткий хищный взор на Милосельских. Никита Васильевич ответил ему подобным же взором. Два ястреба ныне готовились основательно поклевать друг дружку. К слову сказать, бояре уселись сегодня особым макаром... По правую руку от пустующего Трона набилась на более длинную лавку калгановская стая. Много тут имелось фамилий: братья Вяземские, Галицын, Шереметин, Трубецков, Ясупов, Андрей Белозерский с сыном, Иван Ташков, Долгорукины, Голиков. По левую руку от Трона, на более короткой скамье сидела стая князей: отец и сын Милосельские, Волынов, отец и сын Воронцовские, Родион Пушков (тесть Никиты Васильевича)… и всё. В стае потомков Великого Рориха оказались только их сродственники. На небольшом расстоянии от Ивана Воронцовского сидела нейтральная группа бояр, те вельможи, которые не получили золотишка от калгановского семейства: Толстов, Гагарев, Захар Батурлин, молодой Богдан Богданович Вельский (сын последнего любимца презлого Иоанна). Про его покойного родителя и поныне ходил слушок: потравил Мучителя — скверное reputatio для знатного боярина. Такого союзничка не хотела иметь в своих рядах никакая стая... А ещё говорят: сын за родителя не в ответе. Молодой Вельский — простодушный и смирный нравом молодец... полная противоположность отца, лукавого царедворца. Ан нет — тень покойного батюшки-шино́ры, казалось, всегда таилась за широкой спиной гожего ликом Богдашки.

Дюжина сторонников Фёдора Калганова — супротив жалкой кучки сродственников князей Милосельских… Ну заболтает Василий Юрьевич вступить в их союз простодушного Богдашечку Вельского... Сородичи по древу великого Рориха, Толстов и Гагарев, допустим, присоединятся к их стае. Всё одно — неравная схватка. Четырнадцать рук за правнука мурзы — супротив девяти благородных десниц за Никиту Васильевича. Дюжина ручищ за Фёдора Калганова — чёртова дюжина, продажное племя. Для которого золото — важнее чести боярской. Наследие Царя-Мучителя...

— Великий Новгород — в возмущении, — заговорил Романовский. — Наместник тверской земли Турчин грамоту сотворил, как полагается, по закону российскому. Картина там ясная — мятеж.

Глава Боярского Совета зыркнул очами по князьям.

— К тебе обращаюсь, Никита Васильевич. В твоих руках — Опричное войско. Почему до сих пор не ведёшь отряды к Новгороду? В чём причина простоя, поведай нам.

Никита Милосельский встал со скамьи и тыльной стороной ладони протёр пот со лба. Из-под его синей шапки-мурмолки торчали взмокшие русые кудри, голубые глаза были полны хладнокровия и спокойствия. Ещё вчера он принял решение — ваньку не валять, а отбиваться от лихих атак разумными доводами.

— Как голова Опричного войска заявляю: новгородский мятеж — не чета предыдущему. Северяне ныне подготовились основательно: немцы-пушкари из Земгалии, цельный отряд; своих дружин туча. Вывод, бояре: Опричное войско в одиночку не справится, нужна подмога. Стрельцы и отряды стражников требуются позарезу. Стрелецкое Войско отправилось в крымский поход... добро, кинем клич — дворяне соберут ратников и ещё будет подможение — пустоголовые холопы-бойцы, которые разбегаются от одного вида неприятельских полков. Дело то? — кончил речь вопросом молодой Милосельский.

— Чего же ты предлагаешь, князь? — спросил Романовский.

— Ждать Стрелецкое Войско и их пищали с длинными стволами. Я не сумасброд — суваться саблями под огонь земгальских пушкарей. Ныне — порох на порох сражаются.

— Речи твои — словоблудие, Никита Васильевич, — начал вскипать первый вельможа Собрания.

— Михаил Фёдорович!

Десницу ввысь поднял окольничий Ташков. Романовский отвёл от Никиты Милосельского тяжёлый взгляд и слегка кивнул головой Ташкову: говори, мол. Иван Артемьевич встал со скамьи.

— Эге, бояре. Никита Васильевич — возглавляет Опричное войско. Я ведаю, что сие есть, сам там служил, было дело. Как же выходит то? Князь Милосельский получает государево жалованье, сабель две с половиной тыщ имеет, и сидит на Опричном Дворе — аки заяц? Для чего вообще тогда мы кормим опричников, ась? Дармоедов держим? Твоё поведение, Никита Васильевич, не что иное есть — как потаканье смутьянам! Так-то! Опричнина — какого корня словечко? Забыл, княже? Опричь! Отдельное войско, особый отряд Государя! Привилехиум, сливки молошные, накипь с вишнёвого взвара пресладкая!

— Дозволь я скажу, Михаил Фёдорович, — поднялся со скамьи свою