Надо было срочно брать инициативу в свои руки. Что Джевидж и сделал:
— Так вы мне поможете? В обмен на нашу с Морраном помощь?
— Вот это деловой разговор! Разумеется! — обрадовался Таул. — По рукам, мистрил Джайдэв. Вы мне — Валека Черепаху, а я вам и мэра Лаххмана, и всех катассцев поименно, и эррайнского каси в придачу.
Договор был скреплен крепким мужским рукопожатием и совместным распитием пива. Вернее, Таул Эрсин пил за двоих, а Росс рассказывал похабные армейские байки, благо знал их неимоверное множество. Потом к ним присоединился застенчиво-невозмутимый маг по имени Дайлип, не пожелавший назвать фамилию, зато безмерно уважавший дармовое пиво, поставленное новым знакомцем в знак взаимной симпатии.
Совесть проснулась в Джевидже только через три часа, ожегши загулявшего канцлера безмолвными укорами. Бедная Фэйм, голодная и усталая, все это время сидела в номере, дожидаясь вестей и подноса с едой.
То-то женушка и телохранитель удивлялись Россовой ласковости, когда он соблаговолил вернуться в лоно семьи. Пока соратники кушали, он поведал о новом знакомце и его щедром предложении, воодушевив сразу обоих. Фэйм порадовалась скорейшему продолжению путешествия, Морран — возможности хоть немного ослабить бдительность. Все-таки есть разница: самим ехать или в компании с народными ополченцами.
А вот о том, что Ан-Катасс сгорел, Джевидж почему-то сообщать не торопился. Сам не зная отчего, он утаил от жены такой важный факт. Зато внимательно присматривался к тому, как Фэйм кушает. Супруга уплетала рагу за обе щеки и добавки просила, и это могло означать что угодно. Когда она была беременна Дианом, то приступы тошноты частенько сменялись внушающим опасение жором.
Но при том, как выразился Эрсин, бледненькая… И подурнело ей как-то странно… Дьявол разберет этих женщин! Они до поры до времени точно черный ящик с хитрым замком, поди догадайся, что там внутри, — дитя под сердцем завелось или меланхолия одолевает?
Когда улеглись все втроем на чертовски неудобном ложе — Джевидж посредине, Фэйм прижавшись к правому боку, а Морран пристроившись слева — и погасили свечу, Росс не выдержал, по-хозяйски облапал супругу на предмет изменений фигуры, возникающих у женщин в интересном положении, а потом шепнул на ушко:
— Дорогая, ты случайно не собираешься подарить мне еще одного маленького мажонка? А?
Даже впотьмах, когда глаза принципиально отказывались что- либо видеть вообще, Росс понял, насколько сильно удивилась жена:
— Нет. С чего ты взял? Сегодня как раз очищения наступили.
— Да… просто так. Подумалось. Спокойной ночи, милая моя.
— И тебе, дорогой, — застенчиво чмокнула его в щеку Фэйм.
С одной стороны — явное облегчение: новая беременность спутала бы им все карты. А с другой… от еще одного ребенка Росс не отказался бы. Сын или дочь — все равно, главное, чтобы их матерью была Фэймрил Бран Джевидж.
Но все, что ни делается, все ко благу человечьему, говорят клирики. Заснул Росс довольным собой и мирозданием в целом.
И храпел по этому поводу так знатно и громко, что спугнул сон обоих сокроватников.
И, естественно, не слышал отчаянного скулежа Моррана и не почувствовал, как добросердечная миледи пожертвовала магу запасные заглушки в уши, сжалившись над его муками.
— Спасибо, миледи. Это ж какой-то кошмар!
— Такое редко бывает, — успокоила его Фэймрил. — Он сильно устал, а профессор говорит — храп происходит из-за сломанного в юности носа. Перегородка неправильно срослась.
— Скажите честно, вас это утешает?
— Ничуть. Меня утешают маленькие штучки, которыми я затыкаю уши в таких случаях. Потом он перевернется на бок и перестанет. Спите, Морран, спите. Завтра будет еще более тяжелый день. Отдыхайте.
Миледи, верно, знала, о чем говорила. А если и не знала, то догадывалась.
Измучилась Бирюза с этим ребенком, вот как есть — измучилась. И не сказать, чтобы беспокойным оказался сын маршала Джевиджа или каким-то особенно капризным. Ничего подобного. Грудь взял сразу, по ночам спал, днем вопил в меру, ничуть не больше, чем девочки в его возрасте. Рос на зависть эрройским мамашам крупным, с каждым днем становился все тяжелее и увесистее. У самой придирчивой и опытной старухи не нашлось бы в чем упрекнуть Бирюзу. Но каждый раз, взяв на руки чужого малыша, женщина чувствовала себя злодейкой. Воровкой и преступницей мысленно себя называла. И не без причин…
— Я как подумаю о его матери, так прямо сердце кровью обливается, — сказала она Лису еще в поезде. — Это ж ее единственный ребенок.
— Не говори глупостей, — отрубил следопыт. — Так надо!
Ну, надо так надо. Бирюза прижала к себе маленькое тельце, вдохнула младенческий запах и заставила себя не думать о темноволосой, не первой молодости леди из роскошного дома, которая наверняка убивается сейчас по ребеночку. А стала думать о том, какую страшную беду упредили они с Лисом. Опоздай они хоть на день…
Женщина погладила малыша по мягким волосенкам. Как только кому-то в голову может прийти мысль причинить такому крошке зло, убить, растерзать? Проклятые отступники! Богомерзкие твари, извратившие самое святое, опоганившие самое чистое! Бирюзу до сих пор трясло, стоило ей вспомнить тех… других охотников на Диана.
На всякий случай она сделала знак, отвращающий нечисть с нежитью.
Надо бы попросить Песчаного провести над ними очистительный обряд. Так, на всякий случай.
Ребенок недовольно завозился в пеленках, наморщил лобик, умилительно чихнул и открыл глаза. И в них Бирюза прочитала столько немого укора. Мол, что ж ты сделала, злая тетка? Почто украла меня у родной мамки? Зачем везешь в далекие края?
Объяснять несмышленышу о таких сложных вещах, как Завет, эрройна[25], конечно же, не стала, но с тех пор все время чувствовала себя рядом с бодрствующим малышом неловко. Поначалу это можно было перетерпеть, но теперь, когда Диан Джевидж стал по ночам просыпаться и жалобно скулить, словно от невыносимой боли и тоски, Бирюза перепугалась не на шутку. Сначала думала — заболел, но знахарь, поднятый спозаранку, развеял опасения:
— Здоров твой приемыш. Крепкий мальчонка, сразу видна хорошая старая кровь.
Луговой легонько шлепнул малыша по попке, но тот лишь радостно взвизгнул и намертво впился ручонками в бороду невольного своего обидчика.
— Может быть, за родной мамой тоскует?
Знахарь пожал плечами. За обычными детьми такой чувствительности не водится, но так то ж обычные.
— Скучно ему. Ты ему мало времени уделяешь, а дитю все интересно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});