треволнения, ушли бесконечные людские толпы, вечно несущиеся куда-то, ушли огни и неаппетитные запахи огромного города. Каким безумием было терпеть все это столько лет.
В таком возвышенном состоянии духа я прошел в долину, лежащую у восточного склона Монте Верита. Она мало изменилась, судя по тому, как ее описал мне Виктор в ту нашу давнюю предвоенную встречу. Городишко был маленький и почти первобытный, а люди скучные и хмурые. Я там нашел нечто вроде гостиницы, где, впрочем, был встречен довольно неприветливо.
После ужина я попытался узнать, открыта ли еще тропа, ведущая на Монте Верита. Мой собеседник, стоящий за стойкой бара, который служил одновременно и в кафе, где я, единственный посетитель, ужинал, поглядел на меня безучастным взглядом, отхлебывая из стакана вино, предложенное мною.
— Пройти можно, до деревни всяко, а там дальше — не знаю.
— Много ваших ходит в деревню? А оттуда люди здесь бывают?
— Иногда бывают. И наши, случается, ходят, но не в это время года.
— А туристы добираются сюда?
— Мало. Они ездят на север. На севере-то лучше.
— А вы не знаете, где в деревне можно переночевать?
— Не знаю.
Я глядел на его тяжелое, угрюмое лицо и, немного выждав, спросил:
— A sacerdotesse, они по-прежнему живут на вершине Монте Верита?
Он встрепенулся. Глаза впились в меня, он даже перегнулся через стойку бара.
— Кто вы такой? Что вы о них знаете?
— Значит, они все-таки существуют?
Он не сводил с меня испытующих, недоверчивых глаз. Немало пришлось пережить его стране за прошедшие годы — насилие, революцию, вражду отцов и сыновей, — все это не могло не коснуться и этого заброшенного далекого уголка. Отсюда угрюмость и замкнутость здешних жителей.
— Разное болтают, — медленно произнес он. — А я считаю, лучше не соваться в такие дела. Это опасно. Беды все равно не миновать.
— Кому не миновать?
— Тем, кто наверху в деревне, и тем, кто, может быть, живет на Монте Верита, — про них я ничего не знаю. Да и нам тут в долине тоже. А если не знаешь, тебя и не тронут.
Он допил вино, вымыл стакан и протер стойку бара тряпкой. Я видел, что ему не терпится спровадить меня.
— В котором часу утром велите приготовить завтрак? — спросил он.
Я ответил, что в семь, и ушел к себе в комнату. Распахнув двустворчатую дверь, я вышел на узкий балкон. Городок уже затих, и только кое-где в темноте мигали огоньки. Ночь была ясная и холодная. Взошла луна, но еще не полная — до полнолуния оставался день или два. Луна освещала теснящуюся перед моим взором темную громаду гор. Меня охватило странное, неизъяснимое волнение, словно я ступил в свое прошлое. Эта комната, где я собирался провести ночь, может быть, та же, где спали Виктор и Анна много лет назад, летом 1913 года. Возможно, Анна стояла здесь на балконе и глядела на Монте Верита, а Виктор, еще не ведавший о трагедии, которая случится всего через несколько часов, звал Анну из комнаты.
Теперь, по их следам, я пришел к Монте Верита.
Утром я позавтракал в баре-кафе, однако хозяин, мой вчерашний собеседник, больше не появлялся. Кофе и хлеб мне принесла девушка, очевидно, его дочь. Разговаривала она спокойно и любезно. Поздоровавшись, она пожелала мне удачного дня.
— Я собираюсь идти в горы, — сказал я ей. — Погода, кажется, подходящая. Скажите, вы сами когда-нибудь поднимались на Монте Верита?
Она сразу же отвела глаза.
— Нет. Я ни разу не отлучалась из долины.
Стараясь, чтобы голос мой звучал как можно непринужденнее и даже слегка небрежно, я упомянул о друзьях, которые когда-то были здесь (как давно, я не сказал) и поднялись на вершину. Там они обнаружили обитель между двумя пиками. Их очень заинтересовала живущая за стенами секта, и им бы хотелось узнать о ней подробнее.
— Вы не слышали, они все еще там, на вершине? — спросил я и зажег сигарету, чтобы придать разговору большую естественность.
Девушка бросила нервный взгляд через плечо, будто боялась, что нас могут подслушать.
— Так говорят, — ответила она. — Отец никогда при мне этого не обсуждает. Для молодых это запретная тема.
Я продолжал курить.
— Я живу в Америке, — сказал я, — и мне кажется, что у нас, как и во многих других странах, когда молодежь собирается, больше всего на свете она любит обсуждать именно запретные темы.
Едва заметная улыбка тронула ее губы, но она промолчала.
— Я даже подозреваю, что вы с подружками нередко шепчетесь о том, что происходит там, на Монте Верита.
Мне было стыдно за свое двуличие, но я чувствовал, что в этой ситуации избранная мною наступательная тактика была единственным верным способом добыть хоть какие-то сведения.
— Да, это правда, — сказала она. — Но мы вслух об этом не говорим. Но вот недавно… — Она снова оглянулась через плечо и, понизив голос, продолжала: — Одна девушка, я хорошо ее знаю, скоро должна была выйти замуж, но вдруг ушла и больше не вернулась, и теперь говорят, что ее позвали на Монте Верита.
— И никто не видел, как она ушла?
— Нет. Она ушла ночью. И не оставила даже записки, ничего.
— А не могла она уйти совсем в другое место, например куда-нибудь в большой туристский центр?
— Считается, что нет. Кроме того, она перед тем, как исчезла, вела себя странно. Слышали, как она во сне все говорила про Монте Верита.
Помолчав минуту, я возобновил допрос, по-прежнему небрежным тоном, не выказывая своей заинтересованности:
— Что так привлекает на Монте Верита? Ведь жизнь там, наверное, невыносимо трудная, а даже, может быть, и жестокая?
— Но не для тех, кто призван. Они навсегда остаются молодыми и никогда не стареют.
— Но если их никто не видел, как вы можете об этом судить?
— Так было всегда. И люди в это верят. Вот поэтому у нас в долине их ненавидят и боятся и, конечно же, завидуют. Там, на Монте Верита, они знают секрет жизни.
Она поглядела в окно на горы, и глаза ее вдруг затуманились.
— А вот вы? Вы не думаете о том, что и вас когда-нибудь позовут?
— Я недостойна, — ответила она. — А еще я боюсь.
Она забрала пустую кофейную чашку и поставила передо мной фрукты.
— А теперь, после того как исчезла эта последняя девушка, будет беда. — Она еще сильнее понизила голос. — Народ здесь, в долине, обозлен. Несколько наших мужчин ушли наверх в деревню, хотят поднять там людей и уговорить их собрать побольше отряд, а потом всем вместе отправиться штурмовать