Но как докажешь? Чем?
Потом вспомнился Игнату бийский полицмейстер, гостивший три дня назад и вылакавший вина больше, чем этот пьяница Торкош за неделю. Приезд его был как снег на голову, а новость, которую тот привез, Игнат воспринял чуть ли не как обвал в горах… Техтиек! Этот зазря в гости никуда не заявляется! Может, кони — его работа? Да нет, Техтиек только купеческие караваны грабит, да по приискам гуляет уже второй месяц… Зачем ему целый табун лошадей? Где его держать и кому за ним смотреть?
— Не-ет, — мотнул Игнат тяжелой головой, — тута работал свой вор! Надобно с Винтяем поговорить… Твой, мол, табун был! При разделе — тебе плановал… Взовьется стрижом, когда поймет, что сам себя обокрал!..
В контору к отцу заглянул лавочник Яшка.
— Ну? Чего тебе-то опять приспичило?
— Этот алтаец был…
— Ну и сколько же ты содрал с него в этот раз?
— По красненькой за бутылку…
— Что? — Игнат гулко захохотал. — А из тебя второй Техтиек выйдет, Яшка, лет этак через пяток! Ах ты, щенок!.. Ну а завтра сколько возьмешь, ежли сызнова явится?
— Две красненьких… Вот если бы, батяня, в мой капитал те дурные деньги…
— Что?! — привстал Игнат. — И ты следом за Винтяем, сукин сын?! — Игнат поднял счеты. — Пришибу! Яшка пулей вылетел из конторы.
— Отрицаеши ли ся сатаны и всех дел его? — строго спросил отец Капитон, повернувшись к Торкошу.
— От-ри-ца-юсь! — выдавил тот трудное слово.
— Сочетаваеши ли ся Христу?
— Со-че-та… Ва-и-юсь! — в два шага одолел Торкош второе трудное слово.
Отец Капитон, следом за новообращенцем, облегченно перевел дух. На этой формуле крещения все язычники спотыкаются, как слепой конь на каменистой дороге!
— Поздравляю тебя, возлюбленный во Христе брат, с принятием святых таинств, крещения и причащения тела и крови христовой! Великое дело совершил ты, отрекнувшись от дикой и кровавой эрликовой веры и приняв богооткровенную религию Христа, святой православной церкви, матери нашей! Держись крепко всех данных тобою обетов; если же нарушишь их и не покаешься — горе и страшные муки ждут тебя на этом и на том свете!
Начались поздравления, грошевые подарки, всякие слова, но не мелькали в руках ожидаемые Торкошем медь и серебро, не шуршали бумажные рубли…
Давным-давно кончились деньги, оставленные ему Техтиеком, а хозяин Игнат дозволял теперь брать в лавке только крупы, соль и муку. Кабак-араку и табак лавочник Яшка мог продать лишь за деньги. Раза два или три Игнат вкладывал в руку своему конюху серебряные кружочки, а потом отказал и в этом:
— Будет с тебя, Толька! Этак-то ты и меня в свою бутылку окаянную загонишь! Нет мне выгоды поить тебя — и накладно, и работаешь хмельной плохо!
Вообще-то старик Лапердин относился к Торкошу хорошо — лишний раз не ругал, работать много тоже не заставлял, но круто переменился, как только тот отказался принять крещение в проруби.
— Не могу, — сказал тогда ему Торкош, — воды боюсь! Помру.
Холодной воды он боялся, но еще больше он боялся Техтиека, который хоть и разрешил ему креститься, но сказал об этом так, что и не поймешь сразу. Где была пуговица его слов?..[158] Потом кто-то из русских работников шепнул Торкошу по секрету, что поп Капитон деньги дает тем алтайцам, кто, окрестившись у него тайно, других работников Игната к купели тащит.
— Подставь косичку попу, — говорили ему, посмеиваясь, — и на штоф он тебе мигом отвалит!
Торкош поверил и пришел к попу:
— Не хочу молиться Эрлику, хочу молиться Христу!
— Благое дело, — потер руки отец Капитон, — зело борзо! И вот он — христианин, православный…
Все разошлись, удалился и отец Капитон переоблачаться, а Торкош ждал, не веря простоте и обыденности случившегося. Уже проплелся, позванивая ключами, ктитор Василий, гася свечи специальным колпачком на палке. Наткнулся на Торкоша, спросил удивленно и подозрительно:
— А ты чего тут ждешь?
— Деньги жду.
— Деньги? Какие деньги?
— Поп крестил, косичку резал, должен деньги дать! Василий визгливо рассмеялся:
— Голова, два уха! Да где же ты видел, чтобы из церкви деньги выносили? Их сюды несут!
— Поп должен дать! — упрямо повторил Торкош. — Зачем тогда башкой в таз кунал? Зачем крестом махал и Эрлика ругал?
— Ну, брат! Скажи спасибо, что и за эту требу он с тебя самого не взял деньги, а даром окрестил! Поп-то призван овечек мирских стричь, а не овечки стригут попа… Ох-хо! Дикий ты, ишшо ломать тебя, тесать да остругивать!
Вышел из ризницы отец Капитон, Торкош кинулся к нему:
— Деньги давай!
— А-а… Отпраздновать хочешь? Похвально!
Он отвернул полу шубы, пошарил в карманах мирских полосатых штанов, достал несколько мятых бумажек, втолкнул Торкошу в подставленный кулак:
— Три рубля. В долг даю! Возвернешь с лихвой и вскорости! Сам подаяниями верующих живу.
Торкош ухмыльнулся и, нахлобучив шапку прямо в церкви, весело зашагал к выходу.
Игнат не стал делить имущество, а вывел только Винтяя, откинув ему вместо десятой части больше четверти — только бы отвязался. Но и этой львиной долей старший сын остался недоволен:
— Ежли по-божьи, то любая половина — моя! Все вы — лежач камень! А под лежач камень-от и половодная вода не канет…
Три средних сына, не уступавшие Винтяю в силе, кинулись на него с кулаками, но грозный притоп отца остановил их:
— Сукины дети! Всех лишу наследства моего!
И хотя семейная буря на этом улеглась, Игнат лучше других понимал, что ему теперь уже не удастся удержать в слабом кулаке былой власти — вывел Винтяя, придется выводить и остальных, оставляя себе голый кукиш…
Денег старшему сыну Игнат не дал: довольно с него и тех, что украл и награбил! Свой крестовый дом в два этажа тоже делить не стал — зануждался Винтяй в вольготности, пусть свои хоромы рубит! К лавке подбирался сын, но и тут получил от ворот поворот: наживи теперь сам и хозяйствуй, за сестрами тоже кое-что надо дать в приданое…
— Петуха запущу под стреху! — пригрозил Винтяй.
— На каторгу упеку! — ответствовал отец.
С тем и разминулись.
А вскоре слух прошел — оженился Винтяй. И не к отцу пришел за обкруткой, как ожидалось всеми, а у попа Капитона сначала крещение, а потом и венец принял. Все мог простить Игнат сыну, но поругание дедовской веры простить не мог: проклял на первом же молении, вогнав в страх жену, сыновей и дочерей…
Наступило временное затишье, и вот выкинул номер кучер самого Игната принял православие. Да если бы Игнат знал, что эту погань тот учинил за какие-то мятых три рубля! Да окунись Торкош в Иордань, Игнат бы ему ведро водки выставил и живого барана подарил! Пей да закусывай, отмечай всей душой новую святость свою! Неси старинный осьмиконечный крест в мир!..