В общем и целом Малая Жатва продвигалась очень гладко, хорошо смазанная столетиями практики.
Торисен работал вместе со жнецами, горячий, потный, и не так слаженно, как ему бы хотелось. Все прошлые годы он проводил или в Южном Воинстве, или под гнётом своих обязанностей, и это был его первый сезон в поле. Он знал, что его кендары предпочли бы, чтобы он стоял поодаль, изображая из себя надзирателя — в конце концов, чтобы сказали бы их враги, если бы увидели лорда Норф, вкалывающего как самый последний из его дома? Однако, Торисену было всё равно. Он, по крайней мере, достаточно хорошо освоил работу широкой косой, чтобы не оттяпать кому-нибудь ногу; и если его ряд был менее аккуратным, чем у более опытных косарей, что ж, он ещё мог научиться. В конце концов, вот его руки, обе, двигаются по его воле. Бинты и шины сняли недели назад, но его облегчение от этого осталось, такое же острое и чёткое, как и в тот момент, когда он впервые согнул свои исцелённые пальцы и узнал, что всё-таки не станет калекой.
Кроме того, это было просто приятно, снова подчиняться приказам, пусть даже кого-то, вроде этого сварливого мастера урожая. Тот был сейчас позади, крича на работника с граблями голосом, таким же дребезжащим и раздражающим, как лезущая всюду солома.
— Давай сюда, ты, короворукий кадет! Займись этими охапками и разрыхли их, как полагается. Ты что, никогда не слышал о том, что плотно сложенное сено может нагреться до самовоспламенения?
Кадет Вант подавил насмешливое фырканье. Кто ты такой, говорило оно, чтобы учить меня чему-либо? Будучи десятником, он уже ясно дал понять, что возмущён тем, сколь низкая роль досталась ему в покосе, и неважно, что рядом с ним трудились все от старшего рандона до самого верховного лорда.
— Ты думаешь, это смешно? — Лицо мастера урожая было почти на уровне лица кадета, он был вынужден привстать на пальцы ног, чтобы их глаза выровнялись. — Между прочим, парень, я видел, как однажды такое случилось, целое поле горящих стогов, бледные языки пламени под летним солнцем, и той зимой скотина мычала от голода так громко, что никто не мог уснуть. Так что заткнись и работай как следует!
Торисен почувствовал, как эти тяжёлые и нетерпеливые глаза повернулись и упёрлись в его спину. Ещё посмотрим, кто кого пересмотрит, подумал он.
— Ха! — сказал мастер и потопал прочь, чтобы покричать на кого-нибудь ещё.
Марк и Шиповник Железный Шип работали бок о бок, дальше по линии, две высокие, крепкие фигуры, машущие своими лезвиями, создавая ими одинаковые, непринуждённые дуги. Волосы девушки светились тёмно-красным, покачиваясь туда и обратно при движении. Борода мужчины была густым, белым кустом с несколькими слабыми отметинами цвета шерсти лисы, а его голова обгорела и шелушилась под своей всё уменьшающейся короной красноватых волос. Шутки ради кто-то всё время прятал его шляпу; в этот раз, он определённо всё ещё её не нашёл. Он что-то сказал своей напарнице и та рассмеялась, белые зубы сверкали на тёмном лице, которое, похоже, принадлежало какому-то новому виду Южных Кендар. Торисен никогда прежде не слышал, как смёется Шиповник Железный Шип, он даже никогда не видел её улыбки.
Он снова задумался, почему Марк — очень вежливо и осторожно, как будто боясь причинить боль — отклонил его предложение постоянного места у Норф. Любой другой на месте кендара, без всяких сомнений, вцепился бы в такой шанс. В тоже время любой порядочный и скромный лорд был бы рад иметь такого работника. Это правда, на девятом десятке он уже миновал свой лучший воинский возраст, но он всё ещё мог так многое предложить тем, кто ценил доброту и врождённую порядочность, не говоря уже о его растущих умениях в качестве ремесленника. Он чего-то ждал, но вот чего? Между тем, как иронично, частично из-за его отказа принять службу у Норф, его имя было одним из тех, о которых Торисен был абсолютно уверен, что никогда их не забудет.
Не то что бы со времени несчастного Муллена он их все перепутал или позабыл. Его люди не позволили ему. В его присутствии все явно стали называть друг друга по именам, пока он не потребовал, чтобы они прекратили, так как это вызывало у него головную боль. Чёрт возьми, они ему не доверяют?
Не отвечай на это.
Киндри тоже отклонил место на его службе. При этом Торисен испытал удивление и облегчение, если не озадаченность. В соответствии с Матронами, незаконнорожденные хайборны не считались родственниками кому бы то ни было, но это не могло изменить тот факт, что Киндри был сыном бедной тёти Торисена Тьери — то есть двоюродным братом. И шанир так жаждал получить свой дом. Так почему же он пошёл на попятный в самый последний момент?
Касаясь этого дела, к Торисену не была официально привязана и его сестра Джеймсиль. Ему никогда не приходило в голову попытаться, а она, похоже, не ждала или не хотела подобного.
Это было ещё одно болезненное пятнышко, омрачающее его удовольствие от этого дня: Десятка Джейм тоже прибыла на помощь по заготовке сена, но без неё. Мин-Дреарский кадет Рута сказала, что у его сестры есть неоконченное дело в холмах. Какое, ради предков? Она определённо не настолько безумна, чтобы попытаться продолжить своё знакомство с мерикитами, которое она прервала в Киторне в Канун Лета. Теперь он с беспокойством припомнил, что она не согласилась с ним насчёт того, что подобное даже не обсуждается. Его беспокоила её тихая независимость, как будто она подчинялась власти и авторитету, только когда сама того хотела.
Я теряю контроль? уже не в первый раз раздумывал он. Над своей сестрой, над своими людьми, над самим собой? Не ошибся ли я, приняв титул моего отца, когда надо мной висит его проклятие? Может ли принятье наследственной власти, когда от него отрёкся отец, быть хуже, чем просто её незаконный захват?
Но он видел, как близок был Кенцират к тому, чтобы развалиться на части. Как он почувствовал смерть Ганта, также почувствовали и другие, пусть и менее ясно. Некоторые хайборны могли в скорости потребовать себе место Верховного Лорда. Каинрон, вероятно. Или Ардет. Или Рандир. Затем могла начаться гражданская война и такая резня, что Белые Холмы показались бы детской забавой. Эти семена разрушения тоже были частью наследства его отца.
Не важно, что я делаю, подумал Торисен, взмахивая косой не вряд и заставляя работавшего рядом с ним кендара поспешно отступить в сторону, я стою в его тени.
— Отдых! — проревел мастер урожая.
Жнецы побросали на землю свои инструменты и схватились за бутылки с водой, висящие на их поясах. Некоторые уселись, вытащили куски сыра с луком, завернутые в чёрный хлеб, и принялись жевать. По линии пробежала волна разговоров и смеха, часть которого была направлена на следующих за ними работников, которые отставали, чем и вызвали этот желанный перерыв. Как бы то ни было, они почти добрались до нижнего края луга. Вперёд выдвинули оселки и ванночки с маслом и песком, чтобы наточить и выправить лезвия перед финальной атакой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});