кто бродит по опушке джунглей близ бастионов древнего восточного города, что отвесно воздвиглись над песками, – бастионов, на которые одной вечной волной накатывает пустыня. Мистер Шеп привык думать, что город называется Ларкар. «В конце концов, фантазия так же реальна, как и тело», – с несокрушимой логикой утверждал он. А ведь это опасная теория.
Мистер Шеп осознавал всю ценность и важность методичности для той, другой жизни, которую он вел, – в точности как и в Бизнесе. Он не позволял фантазии улетать слишком далеко, пока она досконально не изучит ближних окрестностей. В частности, мистер Шеп избегал джунглей – он не боялся повстречаться там с тигром (в конце концов, они же ненастоящие), но вдруг там таятся существа еще более странные! Он медленно возводил Ларкар: бастион за бастионом, и башни для лучников, и медные врата, и все такое прочее. А затем однажды он заключил – и совершенно справедливо! – что облаченные в шелка люди на улицах, их верблюды, их товары из Инкустана и сам город – все это порождение его воли; и мистер Шеп объявил себя царем. С тех пор он улыбался, когда прохожие на улицах не снимали пред ним шляпу, пока шествовал он от станции на работу; но он был достаточно практичен, чтобы понимать: лучше не заговаривать об этом с теми, кто знает его только как мистера Шепа.
И вот, воцарившись над городом Ларкар и всей пустыней, что простиралась на восток и на север, он отправил фантазию в пределы более дальние. Взяв с собою полки стражи верхом на верблюдах, он выехал из Ларкара под перезвон крохотных серебряных колокольчиков на верблюжьих шеях – и добрался до иных, далеких городов на желтых песках: высоко вознеслись под солнцем их ясно-белые стены и башни. И вступал он в ворота вместе со своими тремя облаченными в шелка полками: бирюзовый полк стражи верхом на верблюдах ехал по правую его руку, а зеленый полк по левую, а лиловый – впереди. Прошествовав по улицам очередного города, понаблюдав за обычаями его жителей, полюбовавшись, как солнечный свет играет на башнях, мистер Шеп провозглашал себя царем и в воображении своем устремлялся дальше. Так ехал он от одного города до другого, от страны к стране. И хотя мистер Шеп был весьма дальновиден, сдается мне, не учел он стремления к мировому господству, что зачастую подчиняет себе царей; вот так случилось, что, когда первые несколько городов распахнули свои сверкающие врата и увидел он, как жители повергаются ниц пред его верблюдом, как копейщики на бессчетных балконах приветствуют его ликующими возгласами, как выходят жрецы, дабы воздать ему почести, он – тот, кто в привычном мире не обладал и малой толикой власти, – сделался неблагоразумно ненасытен. Он дал волю фантазии – пусть себе мчится во всю прыть! – и отказался от методичности; едва воцарялся он в какой-либо земле, как уже стремился расширить ее границы; так углублялся он все дальше и дальше в незнаемые, нехоженые пределы. Мистер Шеп настолько сосредоточился на этом стремительном продвижении через страны, не вписанные в анналы истории, и через города с бастионами настолько фантастическими, что хотя обитали в них люди из плоти и крови, однако ж враг, коего страшились они, был и не то, и не это; с таким изумлением взирал мистер Шеп на врата и башни, неведомые даже искусству, и на скрытный народ, заполонивший извилистые, запутанные улочки, чтобы признать в нем сюзерена, – что все это начало сказываться на его способностях к Бизнесу. Он понимал не хуже любого другого, что его фантазия не сможет править этими прекрасными землями, если тот, другой Шеп, при всей своей незначительности, не накормлен досыта и не имеет крыши над головой, а крыша над головой и еда – это деньги, а деньги – это Бизнес. Он допустил ошибку, словно азартный игрок, продумывающий сложные комбинации, но не учитывающий алчность человеческую. Однажды его фантазия, устремившись в путь поутру, достигла города, прекрасного, как рассвет: в его переливчатой стене сияли золотые врата, да такие громадные, что сквозь решетку текла река и, когда распахивались створки, влекла внутрь исполинские парусные галеоны. Оттуда, танцуя, вышли музыканты и заиграли мелодию, что разнеслась по всем стенам; тем утром мистер Шеп – Шеп, физически находившийся в Лондоне, – позабыл про поезд, идущий в центр.
Еще год назад он и не думал ничего такого воображать; стоит ли удивляться, что все эти чудеса, впервые открывшиеся его фантазии, сыграли злую шутку с памятью даже такого здравомыслящего человека? Мистер Шеп вообще перестал читать газеты и утратил всякий интерес к политике; его все меньше и меньше занимало происходящее вокруг. И вот он снова опоздал на злополучный утренний поезд, и в фирме его сурово отчитали. Но мистеру Шепу было чем себя утешить. Разве не ему принадлежали Аратрион, и Аргун Зеерит, и все равнинные побережья Оуры? А пока фирма выражала свое недовольство мистеру Шепу, его фантазия наблюдала за неспешно движущимися точками на фоне заснеженных полей – то долгими, тяжкими путями брели яки, нагруженные данью; его фантазия видела зеленые глаза горцев, что так странно поглядели на Шепа в городе Нит, куда вступил он через врата пустыни. Однако ж логика его не покинула; мистер Шеп хорошо понимал, что его странные подданные на самом деле не существуют, но он куда сильнее гордился тем, что создал их в своем уме, нежели тем, что просто-напросто ими правит; так в гордыне своей он ощущал себя больше, нежели царем, а кем, он даже не смел и думать! Он вошел в храм города Зорра и постоял там немного в одиночестве: когда он вышел, все жрецы пали перед ним на колени.
Его все меньше и меньше занимало все то, что занимает нас – то есть дела Шепа, лондонского бизнесмена. Он уже смотрел на этого человека с царственным презрением.
Однажды, восседая на троне из цельного аметиста в Соуле, городе тулов, он вдруг решил – и о решении его сей же миг вострубили серебряные трубы – короноваться на царство в Чудесных землях и всеми ими править единовластно.
Коронация мистера Томаса Шепа
У древнего храма, где тулам поклонялись из года в год вот уже более тысячи лет, разбили шатры под открытым небом. Цветущие деревья струили светозарное благоухание, неведомое в странах, нанесенных на карту; звезды сияли ослепительно-ярко в честь столь славного события. Фонтан с грохотом швырял ввысь бриллианты горсть за горстью. Воцарилась