о котором говорилось выше, побуждает нас обратиться к другой долгосрочной статистике, доступной еще со Средних веков, — уровню убийств. Рисунок 11.3Б показывает, что в четырех различных регионах Европы частота убийств упала с 20–50 на 100 000 человек в 1300 г. до менее чем 2 на 100 000 человек в 1800 г., причем это снижение по большей части произошло до 1550 г. После периода бурного экономического развития, которое ускорилось начиная с 1800 г., уровень убийств в этих регионах продолжал постепенно снижаться, но происходило это сравнительно медленно по сравнению со Средними веками. Как и в случае с процентными ставками, мы не наблюдаем здесь непосредственно самоконтроля, и на уровень убийств, безусловно, влияют многие факторы, помимо психологических. Но, что очень важно, бóльшая часть этих убийств относилась к разновидности «драка в кабаке», когда мужчинам (да, не женщинам) нужно подавлять свое бешенство, прибегать к самоконтролю и просто уходить. Немедленно стереть самодовольную ухмылку с лица этого засранца приятно, но что потом? Иллюстрируя это, один французский чиновник XIII в. определил понятие «убийство» так: «Когда один лишает жизни другого в пылу ссоры, в которой напряженность приводит к оскорблению, а оскорбление — к драке, где один из спорящих часто погибает». Действительно, анализ сведений об убийствах в Англии XIII в. показывает, что в 90 % случаев они начинались как спонтанные акты агрессии в ответ на оскорбление или ссору, а не как заранее обдуманные действия. В Аррасе (Франция) в XVI в. 45 % убийств совершались в тавернах или непосредственно возле них, а половина или более всех насильственных преступлений в Дуэ (Франция) и Кёльне (Германия) были связаны с употреблением спиртного[588].
Суть тут в том, что люди психологически адаптировались к миру, освобождавшемуся из-под власти внешних ограничений родственных связей и стимулов, определяемых семейной честью, — миру, где господствовали независимые лавочники, ремесленники и купцы, гибко взаимодействующие со множеством незнакомцев в рамках взаимовыгодных сделок. В этом расширяющемся индивидуалистическом мире больше не ценилась репутация человека, который может внезапно, жестоко и буйно отреагировать на мелкое оскорбление или простое недоразумение. Кто захочет взять под защиту такого вспыльчивого человека, стать его супругом или деловым партнером? На открытом рынке незнакомцев, где люди покупают отношения, можно запросто найти друга, жениха или сотрудника, обладающего бóльшим самообладанием[589]. Голландский юрист Самуэль Рикар отстаивал эту точку зрения в своей работе «Общее рассуждение о торговле» (Traité Genéral du Commerce, 1781):
Торговля связывает людей взаимной пользой. Благодаря ей моральные и физические страсти вытесняются заинтересованностью. <…> Торговля имеет особый характер, который отличает ее от всех других профессий. Она так сильно воздействует на чувства людей, что заставляет того, кто был горд и надменен, вдруг стать податливым, согбенным и услужливым. Благодаря торговле человек приобретает рассудительность, честность и хорошие манеры, учится быть осмотрительным и сдержанным в словах и делах. Чувствуя необходимость быть мудрым и честным, чтобы преуспеть, он избегает пороков, или, по крайней мере, его поведение демонстрирует добропорядочность и серьезность, чтобы не возбудить никакого неблагоприятного суждения со стороны нынешних и будущих знакомцев; он не смеет устроить представление, боясь навредить своей кредитоспособности, и таким образом общество может избежать скандала, о котором в противном случае ему пришлось бы пожалеть[590].
Примечательно, что, хотя общее число убийств снижалось, доля среди жертв родственников убийц к концу XIX в. выросла с почти нуля до более чем половины. Мужчины реже стали убивать незнакомцев и знакомых из-за оскорблений и споров о статусе в кабаках, но вместо этого с большей вероятностью начали убивать членов своей семьи. Мало какие статистические данные ярче демонстрируют рост обобщенной просоциальности и одновременное снижение роли родственных связей.
Постепенное распространение самоконтроля и терпеливости, похоже, началось с городского среднего класса — купцов, ремесленников, чиновников и представителей свободных профессий — и только позднее охватило простых работников и элиту. Это видно из того факта, что именно члены городского среднего класса, а не гораздо более богатые аристократы покупали первые государственные облигации и инвестировали в первые акционерные общества. Например, во второй половине XVIII в. акционерами Ост-Индской компании были в основном банкиры, государственные чиновники, лавочники, военные, священнослужители и купцы[591].
Быть собой: истоки личности человека Запада
Психологи верят, что личностные модели и характеристики, наблюдаемые у американцев и других людей Запада, в значительной степени отражают человеческую сущность. Подозреваю, это не так. Напротив, эволюционный подход предполагает, что популяции и отдельные люди будут, по крайней мере отчасти, приспосабливать или подстраивать свои склонности к стабильным и долговременным нишам социальной, экономической и экологической среды, с которыми они сталкиваются в течение жизни и на протяжении многих поколений. В том, что касается индивидуального развития, мы ожидаем, что дети будут приспосабливать свои личностные качества к очертаниям и возможностям мира, с которым они сталкиваются в процессе взросления. Выражаясь точнее, мы ожидаем, что культурная эволюция будет формировать различные типы личности, обеспечивая преимущество разным наборам мировоззрений, мотиваций, стандартов, ритуализированных практик и жизненных рутин[592].
Чтобы понять культурную эволюцию диспозиционных черт и, в частности, того, что психологи определяют как человеческую «личность» (например, экстраверсия, покладистость и т. д), давайте совершим прогулку от зарождения земледелия до расцвета торговых городов средневековой Европы. С момента появления сельского хозяйства около 12 000 лет назад для большинства людей существовала практически одна основная профессия — крестьянин. В условиях, когда единственной формой разделения труда было существование мужских и женских обязанностей, крестьянские семьи должны были состоять из мастеров на все руки; сев, прополка, боронование, сбор плодов, жатва, молотьба, помол, выпас, стрижка и разделка скота — вот лишь некоторые из их важнейших занятий. Как правило, людям приходилось также строить дома, изготавливать орудия труда, ткать одежду, ухаживать за животными и защищать свою общину. По мере роста размеров и сложности общества появлялись широкие экономические специализации, но возможности выбора между ними у людей все еще не было. Часто отдельные кланы, киндреды или местные сообщества вырабатывали определенные навыки или технологии и вступали в регулируемые нормами взаимоотношения с другими группами, обладающими комплементарными навыками.
В сложных вождествах Полинезии, например, существовали кланы, которые специализировались на земледелии, рыболовстве, изготовлении каноэ и, конечно же, правлении (вожди). Станешь ты земледельцем или воином, зависело от того, в каком клане ты родился. С появлением первых городов значение профессиональной специализации и разделения труда возросло, но структура знаний и механизм рекрутирования следующего поколения специалистов изменились не так сильно. В таких сообществах люди не могли с легкостью выбирать профессию по душе. Там господствовали основанные на родстве институты, и поэтому выбор