— Комиссаров паричок привезла. Не дай бог, шлем у трюкача с головы свалится, и он у нас блондином окажется, — объяснила Валя свое присутствие и поманила Виктора пальчиком. — Идите ко мне.
Виктор подошел. Валя профессионально осмотрела фингал, потом нежно ощупала. Открыла свой чемоданчик, поискала в нем что-то, приговаривая:
— С таким лицом людям показываться нельзя, Виктор Ильич. Сейчас мы вас слегка затонируем, и будете вы смуглый красавец без синяков. Только придется дня три, пока синяки не сойдут, немытым походить.
Смуглый красавец лежал на траве и смотрел в небо, когда к нему подошел боец Красной Армии. Подошел, сел рядом, обхватил руками высокие сапоги и спросил:
— Как живешь, Витя?
— Как в раю, — ответил Витя, с трудом перевалился со спины на живот, глянул на Петра и сказал: — У меня к тебе серьезные дела.
— Самое сейчас серьезное дело — подсечку как надо провести.
— Так ведь и я про подсечку. Ты покойного Серегу знал?
— А как же. Он в свое время ко мне в группу просился.
— А ты не взял, — закончил за него фразу Виктор. — Почему?
— Почему, почему? По кочану и капустной кочерыжке. Долгий разговор.
— Ты — коротко, — посоветовал Виктор.
— Он — штымп. Цветной, — коротко ответил Петр.
— С фени на русский переведи, пожалуйста.
— Он в особом отряде КГБ служил. А я, как сынок человека, отгрохавшего срок от года моего рождения до года моего окончания средней школы, особо не обожаю товарищей из этой конторы.
— Мне он говорил, что в ВДВ служил...
— Мало ли что он говорил!
— Ну, а ты откуда узнал про КГБ?
— Один его приятелек по секрету сообщил. Хотел Сереге помочь: вот, мол, из какого заведения!
Не дал договорить второй боец Красной Армии.
— Петр Васильевич, там требуют, чтоб начинали, — подойдя, оповестил он. Петр поднялся с травы, обнял бойца за плечи, сказал весело:
— Все в порядке, Гена. Ты сделаешь, как надо. А если случайность какая, я подстрахую.
— Хочется им всем нос утереть, — признался Гена.
— Утрем, не беспокойся, утрем! — пообещал Петр.
— Ты еще в свои пятьдесят с хвостиком в дублерах ходишь? поинтересовался с травы Виктор.
— И основным, бывает, прохожу, — скромно ответил Петр. — Ну пошли, Гена.
Двое красноармейцев удалялись. Виктор приподнялся на локте, крикнул им в спины:
— Мы с тобой не договорили, Петя!
...Витязь в шишковатом суконном шлеме и в гимнастерке с алыми разговорами на борзом коне мчался сквозь взрывы. Образуя неряшливые фонтаны, комьями взлетала земля, кучился, клубился, стелился серо-желтый дым.
Взрыв рядом, совсем рядом, один, другой... Всадник, казалось, ушел от них, но еще один, последний, рванул под брюхом коня, и конь, взлетев, сделал кувырок через голову. Медленно рассеялись дым и пыль. Конь осторожно вставал на передние ноги, а всадник неподвижно лежал, раскинув руки.
— Стоп! — восторженно закричал режиссер.
Оператор с крана показывал большой палец.
Американизированный комбинатор на партикабле сотворил из большого и указательного пальцев букву "О". О'кей, значит.
Витязь уже поднимался на ноги, и к нему, беспечно помахивая нагайкой, шел непревзойденный маэстро трюка Петр Никифоров.
— Снято! — еще раз закричал режиссер. И тотчас в съемочной группе, как в колбе после подогрева, началось броуново движение. Нет ничего в кинопроизводстве более деловитого, более организованного, более стремительного, чем сборы к отъезду домой.
— Поздравляю, — сказал Виктор, подойдя к режиссеру.
— Господи, снято! Господи, пронесло! — глядя на Виктора счастливыми глазами, возблагодарил бога Андрей. — Ты знаешь, ощущение такое было: нет, добром это не кончится, нет, что-нибудь страшное случится! Господи, снято!
Подошедший к ним вместе с Геннадием маэстро трюка услышал последние слова:
— У нас никогда ничего не случается. Фирма веников не вяжет, она покупными парится. Витя, я в миг переоденусь, и вместе в город поедем. Я тебя довезу.
— Тогда я машину забираю, — радостно решил режиссер, глядя вслед идущим к автобусу трюкачам. Хлопнул Виктора по плечу, сказал, как о давно решенном: — Значит, через два часа опять встретимся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И побежал к черной "Волге", которую ценил как атрибут избранности.
Виктор ни черта не понял про встречу через два часа, но задумываться об этом не стал. А через десять минут, выводя свой потрепанный "фольксваген" на Севастопольский проспект, Петя все объяснил:
— Я столик в ресторане Дома кино заказал. Приглашаю.
— Директор, режиссер, оператор, я и вы с Геной, — подсчитал догадливый сценарист. — Значит, столик на шестерых. Правильно, Петя?
— Писатель. Психолог, — с насмешливым уважением отметил Петр. Угадал.
— Форма скрытой взятки, — констатировал Виктор. — Сколько ты теперь за подсечку берешь?
— Три тысячи. Тысячу на конюшню, и нам с Геной по тысяче. — Не оборачиваясь, Петр спросил у сидевшего на заднем сиденьи Геннадия: Справедливо, Гена?
— Справедливо, Петр Васильевич, — серьезно подтвердил тот.
— Совсем еще недавно по тысяче брал, — укорил Петра за корыстолюбие Виктор.
— А овес-то нынче не укупишь!
Так, перебрехиваясь, катили по Москве. Виктор не хотел вести серьезный разговор при Геннадии. Когда остановились на Васильевской, он сказал:
— Петя, я в ресторан не пойду. Что-то погано себя чувствую.
— Без балды? — строго спросил Петр.
— Век свободы не видать, — в тон ему подтвердил Виктор.
— Тогда вот что, — Петр уже к Геннадию обращался. — Ты, Гена, пока я Виктора домой отвозить буду, проверь, чтобы здесь по хай-классу проходило все. Сможешь?
— Смогу, Петр Васильевич, — облеченный доверием, Геннадий вылез из "фольксвагена".
Поехали. Виктор, глядя через ветровое стекло на постылую Москву, напомнил:
— Мы не договорили, Петя.
— Я понял. Спрашивай.
— Кто этот Серегин приятелек, который про КГБ рассказал?
— Да ты его должен знать. Помнишь, когда татаро-монгольское нашествие снимали, тебя еще на диалоги вызвали, мы вместе с соболевской группой работали? Так у Коли такой паренек был интеллигентный. Да помнишь ты его, он ведь все время к тебе приставал, интересовался, как писателем стать!
— Помню, — задумчиво сказал Виктор. — По-моему, его Олегом звать.
— Точно. Олег Кандауров. Они вместе с Серегой в этой особиловке срочную служили. Сейчас он каскадерство бросил, в газете какой-то новоявленной работает.
— Мои уроки впрок пошли, — Виктор посмотрел на крутой профиль друга Пети. — А его ты в свою группу взял бы?
— Взял бы. Обязательно.
— Он же, как Серега, в нелюбимой тобой конторе служил.
— Он отслужил, и все. Каким пришел, таким ушел. А Серега до конца жизни особистом остался.
— До конца жизни, — согласился Виктор.
Петр знал куда и как. "Фольксваген" остановился у Викторова подъезда.
— Ты мне телефончик Олега дай. У тебя он есть?
— Есть. Он мне на днях звонил, подробностями Серегиной гибели интересовался. И оставил телефон, чтобы я позвонил, если что новенькое про это узнаю.
— Диктуй. Я запишу, — сказал Виктор и вынул из кармана записную книжку.
— Кто тебя так всерьез отметелил, Витя? — вдруг спросил Петр.
— К делу не относится, — прекратил разговор на эту тему Виктор. Телефон давай.
Петр продиктовал. Виктор записал и с трудом выбрался из машины.
— Ты особо не высовывайся, — на прощанье посоветовал Петр. Головку вмиг могут отвинтить.
— Кто? — Виктор наклонился, чтобы увидеть Петины глаза. Но Петя на него не смотрел. Он, глядя перед собой, потянулся через сиденье, захлопнул дверцу с Викторовой стороны, включил мотор и уехал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чайку попить или позвонить? Вряд ли газетный человек в половине седьмого дома сидит. Но позвонил наудачу и попал:
— Здравствуйте, Олег. Вас некто Кузьминский беспокоит.