золотому металлу маски, защищающей ее лицо. Клацнули хищные челюсти, и крошечные золотые частицы закружились вокруг Маюн, словно звезды на опьяневшем небе. Еще один монстр разодрал ей бедро. На ее теле уже не осталось живого места, но чудовища, опьяненные горячей кровью, продолжали вгрызаться в ее плоть.
Маюн стало страшно. Это конец. Она умрет. Умрет…
Из ее горла вырвался первобытный крик, и конус ослепительного огня ударил в эйдолона, вцепившегося ей в лицо. Демон отлетел в сторону, уродливая морда превратилась в месиво из дыма и тумана. Не прекращая кричать, Маюн раскинула руки, и из ладоней вырвалось уже знакомое мощное пламя. Она бросилась на полчище монстров и принялась их крушить. Белые клинки с молниеносной быстротой мелькали в море теней, разрезая их на куски, сжигая и… вбирая в себя. Маюн чувствовала, как маска пытается излечить ее раны, но их было слишком много, а магия артефакта действовала слишком медленно.
Но Маюн было все равно. Она без устали убивала эйдолонов, кромсала их на куски, превращая в дым, прах и пепел.
Вдруг на нее напрыгнул огромный эйдолон с телом паука и лицом маленькой девочки. Он обвил ее тело тонкими лапами, прижав руки к туловищу, и мгновенно оплел гладкой, как шелк, и прочной, как сталь, паутиной. Холодные черные глаза на детском личике моргнули, губы раздвинулись, обнажив два длинных клыка, сочащиеся ядом. Паук подтянул Маюн к себе и попытался укусить ее, но она закричала прямо ему в лицо, которое тут же вспузырилось и оплавилось. Паук ослабил хватку; Маюн рухнула на камни, прокатилась по площадке и упала на ступень ниже. Какой-то серый булыжник выпустил щупальца, пытаясь ее схватить, но она оттолкнулась от него, скатилась еще на две ступени и на краю третьей площадки остановилась.
Ее тело было по-прежнему опутано паутиной. Маюн не могла пошевелиться, даже дышать получалось с трудом. Она поняла, что находится почти на дне бездны, которое заслоняли от взора копошащиеся черные и серые тела. Маюн попробовала разрезать паутину своими клинками, но не смогла. Она снова закричала, и столб света, вырвавшийся у нее изо рта, превратил в пепел двоих монстров, подступивших к ней слишком близко.
Но чудовищ было слишком много. Гигантская клешня опустилась ей на горло и сжала его, раздавливая трахею. Белый огонь в ладонях вспыхнул и погас. Чудовища ринулись в атаку.
Маюн успела заметить пару сапог, бесшумно возникших рядом с ней, и в следующую секунду перед лицом промелькнуло обсидиановое копье. Тяжелая клешня отвалилась и превратилась в черный дым. Через мгновение острый наконечник скользнул по ребрам Маюн, рассекая связывающие ее путы, Ойру обхватил ее одной рукой и поднял на ноги. Девушке захотелось одновременно броситься ему на шею – и всадить ему кинжал в глаз.
– Призови огненные клинки, – приказал ее спаситель, вонзая копье в горло еще одного эйдолона.
Маюн попыталась. Она открыла рот, представив себе, как полчище теней разлетится сейчас в прах… но вместо яростного крика из ее горла вырвался лишь хрип. Она потеряла голос. Тут же из тьмы вынырнули черные щупальца и обвились вокруг запястий и лодыжек Ойру. Чудовищных размеров тварь с крыльями летучей мыши и телом закованного в панцирь медведя ударило лапищей по копью, разнеся его в щепки, а потом врезало Ойру по лицу. Из раскуроченной глазницы Возрожденной Тени заструился дым вперемешку с чем-то красным.
Это же кровь. Настоящая кровь. Так Ойру тоже уязвим…
Множество мерзких демонических рук и лап потянулись к Маюн. Она увидела, как Ойру рухнул под тяжестью черных крыльев. Она осталась одна… Одна на дне бездны, лицом к лицу с армией демонических сил.
Маюн не стала кричать.
Даже не шевельнулась.
Она сосредоточилась на теплой крови, текущей в ее истерзанном теле. Ощутила, как сердце выталкивает из себя теплую красную жидкость и та устремляется по сосудам к рукам, ногам, голове… И увидела сияние. Огненную ауру, поглощающую ее душу… Нет, это и была сама ее душа. Маюн приблизилась к огню, позволила ему наполнить себя… и когда это произошло, внутри у нее как будто что-то расцвело.
Маюн не стала кричать. Лишь тихонько всхлипнула. Это был немой вопль отчаяния, тоски… и неповиновения. Глубоко-глубоко в недрах души, в самом эпицентре боли и бессилия, поблескивала единственная уцелевшая ниточка, упрямо не желавшая рваться. Это был тихий, но уверенный голос, шептавший: «У меня есть мой огонь. Если мне и суждено здесь умереть, пусть я лучше погибну в его пламени, чем в пасти тьмы».
И тут из ее груди вырвалась молния. Она воспламенила кровь и погнала язычки белого пламени к сотням рук, державших Маюн. Еще одна вспышка – и язычков стало еще больше. Серые тела чудовищ заискрились, а потом их разорвало на куски. Через миг от перекошенных лиц и уродливых конечностей остались лишь кучи пепла. Третья вспышка молнии – и от Маюн побежали круги света, как рябь от брошенного в воду камня. Они поднимались все выше, уровень за уровнем очищая бездну от эйдолонов. Каменные стены долго сотрясались от оглушительного воя и визга умирающих монстров, а потом… наступила тишина.
В воздухе висели облака пепла и пара. Серый круг Зеницы Дорхнока уже показался на горизонте, знаменуя начало новой антумбры. Маюн тяжело опустилась на землю рядом с поверженным Ойру, положила голову ему на грудь и, сосредоточившись на его дыхании, погрузилась в медитацию.
Глава 43
Дионах Ханикат пригладил короткую бородку:
– Глифы, начертанные водой, служат лишь для концентрации внимания. – Глаза за круглыми стеклами очков скользнули по Длани Кеоса и вновь посмотрели на Аннева. – Они лишь вспомогательный инструмент, позволяющий направить волю в нужное русло. Но тебя, похоже, глифы, наоборот, отвлекают.
– Это как? – Аннев, сидевший напротив него, беспокойно заерзал на стуле.
Они сидели в кабинете дионаха; три стены из четырех занимали полки с древними книгами и свитками.
– Я думал, глифы – главная часть любого заклинания.
– Вовсе нет! Они лишь помогают сконцентрировать волю и призвать благословение Одара, вот и все. Разве тебе не доводилось видеть, как творят глифоречение, не рисуя никаких знаков?
И тут Аннев понял, что и правда видел такое собственными глазами. На прошлой неделе, во время их с Лескалом занятия, на котором Аннев показал себя полным бездарем, дионах сначала стер ногой глиф, начерченный на полу, а уже после этого сжал влагу небесную до состояния воздуха, воды и льда. Но тогда Аннев так расстроился из-за своей неудачи, что даже не удивился.
– Ты знаешь древнедаритский лучше, чем половина наших дионахов, – продолжал Ханикат, поглаживая подбородок. –