Олегом не уследил. Приехали, а он нам новость на блюдечке: «Не желаю быть коксовиком».
— «Артист» наш Олег, — проронил Ростислав.
Иван подумал, что уже все известно, начал рассказывать, как встретился с Олегом, как отговаривал его.
— И буду артистом, буду! — не выдержал Олег, сорвался на крик. — В Москву отправил документы! Тут забрал, а туда отправил!
— Ты что, Олежка, сдурел? уставился на него Ростислав.
— А, надоело! Придумали династии: металлургов, шахтеров, коксовиков, врачей... Так можно и до династий уборщиц докатиться! Ходи всю жизнь с метлой и детям ее передай, и внукам...
— Мальчишка! — возмутился Сергей Тимофеевич, — Ты хоть понимаешь, какую чушь городишь?! Стремление родителей передать свое дело детям — естественно. Так же естественно желание детей — продолжить дела отцов своих. Шахтерскому сыну, конечно же, ближе шахта, нежели театральные подмостки. Шахта семью кормит. Волнения, заботы, радости, печали — все вокруг нее. С малых лет она входит в человека, становится близкой, понятной... Так и другие профессии неизбежно накладывают свой отпечаток на быт, психику, миропонимание... Ты вот знаешь нотную грамоту? Для тебя она — темный лес. А в семье музыканта ребенок еще под стол пешком ходит, а уже «шурупит» в разных там гаммах и ля бемолях.
— Извини, отец, — упрямо сказал Олег, — но на меня твоя профессия никаких отпечатков не наложила.
— Что ж, бывает и такое, потупившись, проронил Сергей Тимофеевич. — Бывает...
— Может быть, это его судьба? — вмешалась Анастасия Харлампиевна. — Не только света, что наш завод:
Неслышно ступая кедами, вошла Алена. Она была в джинсах и курточке. Мотоциклетный шлем покачивался на согнутой в локте руке.
— А знаете, — игриво заговорила, — в Олежке есть что-то этакое... — она пощелкала пальцами, подыскивая нужное слово, — г этакое экстравагантное. — Обернулась к нему: — Одежка, а вдруг и в самом деле пройдешь? Вот будет номер!
— Так у него же ни голоса, ни музыкального слуха, — заметил Ростислав. — Какой Же это актер, если не умеет петь?
— Ерунда, — возразила Аленка. Главное, Олежка, не теряйся, — бодренько продолжала она. Подумаешь, проблема. А техника для чего?! В экранизации «Пиковая дама» Германа играет Олег Стриженов. Арии же вместо него исполняет оперный певец. Завсегдатаи кабачка «Тринадцать стульев» вон как синхронно наловчились магнитофонной лентой пользоваться...
— Мне твои подначки до лампочки, — хмуро отозвался Олег. — Между прочим приходил Роста дружок. Этот... очкарик. Тебя спрашивал.
— Меня? — удивилась Алена. — Всеволод?
— Да уж не меня, — как бы случайно взглянув на Ивана, продолжал Олег. — И не Роста.
— А чего, не говорил?
— То он тебе по секрету скажет...
— Странно. Специально приезжал, что ли?
— Да нет, — сказал Ростислав. Интернатуру в нашей заводской больнице проходит. Перевелся сюда.
— Если нужно — придет еще, — проговорила Анастасия Харлампиевна, недовольная тем, что отвлеклись от более важного. Олег, конечно, замахнулся широко, — признала она. — Но если у мальчика желание, почему бы не попытать счастье? Ничего плохого тут нет.
— Есть, мама, желания, и есть возможности, — сказала Алена. Их надо соразмерять. Ты эго сама прекрасно знаешь. Я больше чем уверена: Олег навострился в артисты но незнанию. Думает, что там легкий хлеб, одни удовольствия, успех, признание, слава! А того не понимает, что все это приходит к актеру лишь в результате большого напряженного творческого и до семи потов физического труда, остающегося невидимым где-то за кулисами, в репетиционных, дома, на отдыхе... Жизнь в искусстве не увеселительная прогулка.
— Не пугай, — отмахнулся от нее Олег.
Алена посмотрела на отца, мать, иронически заговорила:
— Мама, конечно, поддержит своего мальчика, папа — уступит маме, Олег провалится, потеряет год, и на этом все кончится... — Тронула за руку Ивана. — Идем, Иванчик, промчимся с ветерком.
— Да, мы пойдем, — кивнул всем Иван. — До свиданья.
— Осторожнее! — обеспокоенно крикнула им вслед Анастасия Харлампиевна, — Ваня, не позволяй ей лихачить!
Ростислав погасил улыбку, возвратился к прерванному разговору:
— Мое мнение такое же, как и у Алены. Ничего у Олега не выйдет из этой затеи... Он даже в драмкружке никогда не участвовал.
— Ты спрашивал мое мнение, когда шел в институт? — взорвался Олег. — А Алька?! — Дома остались только свои, и он вовсю разошелся: — И я не нуждаюсь в ваших советах. Подумаешь, пророки! Добились, чего хотели, ну и... радуйтесь. А я иную дорогу выбрал. «Каждый кузнец своего счастья» — так, отец? Говорил нам? Говорил?!
— Разве я против, — отозвался Сергей Тимофеевич. — Все профессии по-своему хороши. Всякий труд — почетен.
Анастасия Харлампиевна попыталась на этом и кончить разговор:
— Ну вот, ну и хорошо.
— Хорошего мало, мать, — возразил Сергей Тимофеевич. — Олег в самом деле менее других подготовлен не только к вступительным экзаменам, но и вообще к такой работе. Тут уж действительно нужны незаурядные способности.
— Не надо, Сережа, — сказала Анастасия Харлампиевна, вспомнив снос далекое... Учителя в Крутой Яр всегда приезжали из какого-то другого мира, из больших, где-то существовавших городов. А тут вдруг представилась возможность самой стать педагогом. Сколько было радости, когда ее приняли в институт! И какую гордость испытывала, слыша за своей спиной восхищенный говор крутоярских баб: «Подумать токи, Настька Колесова — вчителька...» Теперь и генерал из бывших крутоярцев никого не удивит, и большие ученые. Есть такие... Может, Олежке этого уже мало? Может, ее сыну и впрямь суждено стать артистом?.. И она решительно добавила: — Теперь разговоры ни к чему. Лишь нервируем мальчика, отвлекаем. Пусть спокойно готовится.
16
Уступил Сергей Тимофеевич жене — верно Аленка предугадала. Но что он мог сделать? Его доводы не убедили Олега, не надоумили отказаться от своего намерения. А повиноваться такое великовозрастное дитя уже не заставишь. Оставалось лишь надеяться на какую-то счастливую случайность.
Так думал Сергей Тимофеевич не потому, что артистический мир представлялся ему чем-то недосягаемым. Театральные училища заполняют ребята, опробовавшие себя в кружках художественной самодеятельности, победители разных смотров и конкурсов. То люди талантливые, увлеченные, действительно не представляющие свою жизнь вне искусства. О младшем сыне Сергей Тимофеевич не может такого сказать. Внезапное решение Олега воспринималось как что-то случайное, несерьезное, импульсное, вызванное игрой настроения. Потому не верит Сергей Тимофеевич в успех, хотя и не стал перечить жене Настенька, конечно, преувеличивает способности Олега. Но в одном, безусловно, права: поскольку так случилось, незачем его расхолаживать сомнениями и неутешительными прогнозами.
Занятый этими мыслями, Сергей Тимофеевич и не заметил, как трамвай домчал его до завода. Время еще было. Сергей Тимофеевич пошел к цветнику, разбитому перед заводоуправлением. Здесь пламенели розы