наши в летних кухнях. Старики даже ночуют. И у всех сейчас так: современный дом, а во дворе — юрта.
— Что ж, годы культурного строительства многое дали, — заметила Анастасия Харлампиевна.
— Да, мам, сейчас все выравнялось! Там таких модниц видели!
— Значит, хорошо девчонки одеваются? — поинтересовалась Аленка.
— Говорю же... будто только что явились с Крещатика или улицы Горького в Москве! Ростислав снова склонился над картой, — Знаете, и всюду следы гражданской войны. Вот здесь колчаковцы и банда местного атамана Кайгородова разгромили шахтерский красногвардейский отряд Петра Сухова. Только один боец остался в живых — Иван Долгих. Его, израненного, припрятал какой-то бедный кержак... Смотрите, — ткнул пальцем в карту, — немного ниже Тюнгура они погибли. В узком катунском ущелье попали в засаду, преданные эсерами. В Тюнгуре под горой их братская могила...
— Да, широко шагала революция, — задумчиво проговорил Сергей Тимофеевич. — Даже в такой глухомани... могилы беззаветных бойцов за Советскую власть.
— В глухомани как раз и держалась контрреволюция, и сопротивлялась дольше, чем где бы то ни было, — сказал Ростислав. — Спустя четыре года после гибели Сухова и его товарищей сюда нагрянул сводный отряд ЧОНа под командованием вот того спасшегося красноармейца Ивана Долгих. В трудных условиях весенней распутицы, без дорог и троп бойцы преодолели Яломанские белки, спустились по отрогам вот этого Теректинского хребта и, нежданные, обрушились на банду Кайгородова в Катанде. Всех перебили. И Кайгородова ухойдокали. Вот так Иван Долгих отомстил за смерть своих товарищей... Это уже был двадцать второй год.
— На юге, в среднеазиатских республиках, еще дольше свирепствовали басмачи, — напомнила Алена. — Даже в начале тридцатых годов. — И переспросила — Так ты говоришь, — очень красивый край?
— Неповторимый! восторженно отозвался Ростислав. — Необыкновенный! Красота своеобразная — суровая, диковатая, первобытная, если можно так сказать. Одна Катунь чего стоит! Бурная, стремительная, студеная. Бросишься в нее — словно тысячи игл в тело впиваются. А в теснинах как грохочет на валунах, как ревет!.. Голубые горы по утрам и вечерними зорями, когда их обволакивает легкая дымка тумана, будто сказочные. Горные хребты сверкают под слепящим солнцем девственными снегами. И до альпийских лугов поднимается густым зубчатым частоколом алтайская тайга.
— Вот бы туда!.. — воскликнула Алена.
— А что! Тебе можно, — сказал Ростислав. — Педагоги везде нужны. Это нам с отцом не найти там работы по специальности. У них главные люди — чабаны. Основная забота — заготовка кормов. В воскресные дни домохозяйки, учрежденческие служащие, рабочие строительных организаций, автохозяйств, коммунальники, кооператоры — все отправляются на сенокос. В это время отары еще находятся на высокогорных пастбищах. С весны они поднимаются почти к самым белкам. Все лето там проводят. А к зиме, по мере того как ложатся снега, постепенно спускаются в долины. Продукция края — мясо, шерсть, козий пух, панты...
— Волком взвоешь от такой жизни, — проронил Олег.
— Это же почему? — спросил Сергей Тимофеевич.
— Разве то жизнь?
— Ну, а в твоем понимании, какая она должна быть? — поинтересовалась Анастасия Харлампиевна.
— Такая, как у гоголевского Пацюка, — засмеялась Аленка, — Чтоб вареники сами в рот прыгали.
— На меньшее наш Олег не согласен, — подхватил Ростислав.
— Все умничаете, — проворчал Олег. — А мне нужна жизнь интересная.
Сергей Тимофеевич пытливо посмотрел на своего младшего.
— И кто же должен делать ее интересной?
— Детский вопрос, — сказал Олег. Он подумал о том, что рано или поздно, но все же придется сказать родителям, как распорядился своими документами, так лучше уж не откладывать, а воспользоваться очень кстати возникшим разговором. — Жизнь тогда интересна, если дело, которое избрал человек, приносит ему удовлетворение, радость, — продолжал он. — Кажется, так ты говорил?
— Не совсем, — возразил Сергей Тимофеевич. — Прежде всего, помимо личного удовлетворения, избранное тобой дело должно быть полезным всему нашему обществу.
— Само собой, сказал Олег. — И еще ты говорил, что нечего ждать, пока кто-то поднесет все это на тарелочке с голубой каемкой.
Верно! — Сергей Тимофеевич живо обернулся к жене, — Слышишь, мать? Оказывается, и Олег кое-что понимает.
— Пора понимать, — кивнула Анастасия Харлампиевна, дог вольная сыном. — Взрослый парень.
И Олег, все еще медливший с признанием, наконец решился:
— В общем, коксохимиком я не буду. Не прельщает меня эта работа.
— Как? — растерялся Сергей Тимофеевич. — Работа, которой я отдал всю жизнь.
— Ну, она, наверное, неплохая, — поспешно заговорил Олег. — Тебе нравится, Росту... Но не все же кокс выпекают. Есть и другие специальности.
— Оно, конечно, — вздохнул Сергей Тимофеевич: уж очень ему хотелось, чтобы оба сына ходили с ним на завод, а теперь вот приходится расставаться с этой мыслью. И он раздумчиво продолжал: — Работа главное дело жизни. Ее выбирают однажды и навсегда. Смотри, не ошибись, Олег.
— Куда подал, сынонька? — забеспокоилась Анастасия Харлампиевна. Случайно, не на электронику? Многие туда стараются попасть. Конкурс большой, а с математикой у тебя не очень. Может быть, попросить нашего Эммануила Петровича, чтобы позанимался с тобой?
Прибежал Иван Толмачев. Видно, уж его-то Алена уведомила о дне приезда, только встретить не мог--со смены ведь не уйдешь. Теперь примчался. Заодно принес аккумулятор от Аленкиного мотоцикла. Поздоровался. Стараясь пригасить охватившую его радость и еще больше смущаясь, сознавая, что уж очень нескладно это у него получилось, как-то чересчур деловито сказал:
— Долил электролитом, подзарядил. Можно поставить и испытать.
— Это нам полдела, — ответила Алена. Быстро вышла, обронив на ходу: — Я сейчас, Иванчик.
— Вот, значит, у кого был аккумулятор, — проговорил Олег, очень довольный тем, что его с приходом Ивана оставили в покое, — А я искал. Что ж ты, Ваня, утаил?
— Откуда же мне знать твои надобности? — улыбнулся Иван. — Надо было спросить.
— Олег! Я уже предупреждала! — услышав их, крикнула из своей комнаты Алена. Пока не сдашь вступительные, пока не обзаведешься водительским удостоверением — и близко не подходи к мотоциклу!
— Алена права, сынок, — закивала Анастасия Харлампиевна. — Прежде всего надо об институте думать.
— Резонно, — подтвердил Сергей Тимофеевич. Повернулся к Ивану: — Ас тобой что делать? Кругом виноват.
— Я же реабилитировался, Сергей Тимофеевич! — взмолился Иван, имея в виду свое выступление на расширенном заседании парткома. — И хорошую весть принес, заторопился он. — Завтра идти к Пал Палычу с рацпредложением.
Но для Сергея Тимофеевича это сообщение не было новостью: Чугурин недавно ему звонил. Поэтому Сергей Тимофеевич не дал себя отвлечь:
— Зубы не заговаривай. Ишь, каков! О том, что у Шумкова застопорились наши бумаги, не сообщил вовремя. За