Власть и служение
Дом Беллмана был удушливо теплый и богато обставленный – заставленный, так много в нем было мебели. Лакей попросил Салли подождать в холле и предложил кресло, но оно стояло слишком близко к радиатору, и она предпочла остаться у окна. Внутри нее сгустился холод, от которого она пока не желала избавляться.
– Мистер Беллман немедленно примет вас, мисс Локхарт, – сообщил лакей, вернувшись. – Пожалуйста, следуйте за мной.
Часы ударили девять. Надо же, как много времени прошло! Уж не теряет ли она память? Казалось, что мир все больше отдаляется от нее. Руки Салли сильно дрожали, в голове пульсировала боль. Она молча шла за слугой по устланному коврами коридору, молча остановилась, когда он постучал в дверь.
– Мисс Локхарт, сэр, – и лакей посторонился, пропуская ее.
Аксель Беллман встретил ее в вечернем костюме. Кажется, он только что ужинал в одиночестве: среди разбросанных по столу бумаг виднелись графин бренди и стакан. При виде гостьи хозяин кабинета встал и пошел навстречу, протянув ей руку. Она услышала, как за спиной у нее закрылась дверь, но смутно: в ушах у нее шумело. Саквояж с глухим стуком упал на толстый ковер. Беллман тут же поднял его, взял Салли под руку, подвел к креслу.
Покраснев от собственной глупости, Салли вдруг осознала, что собиралась дать ему пощечину. Как будто это хоть что-то изменило бы!
– Могу я предложить вам бренди, мисс Локхарт? – осведомился Беллман.
Она покачала головой.
– Тогда чего-нибудь горячего? Вы же только что с холода. Хотите, я позвоню, велю принести кофе?
– Спасибо, ничего не надо, – смогла выдавить она.
Он сел напротив и закинул ногу на ногу. Салли отвела взгляд. Здесь было еще теплее, чем в холле, хотя это и казалось невозможным: под окном красовался большой чугунный радиатор, а в камине жарко пылал огонь. Кокс, отметила она. Вся мебель была новая. На стенах висели гравюры с изображением охотничьих сцен: охота с ружьями на птиц, охота на лис верхом… Над камином и в простенках между окон были развешаны охотничьи трофеи: рога, оленья голова, лисья голова. Одну стену от пола до потолка скрывали книжные полки, но, похоже, ни одну книгу здесь никогда не открывали. Вся комната выглядела так, словно ее целиком заказали по каталогу, со всем, что должно быть в кабинете состоятельного джентльмена, – чтобы избавить его от труда собирать все это самому.
Салли перевела взгляд обратно на Беллмана и наконец-то увидела его глаза.
Они были полны самого живого сострадания.
Ее словно вдруг раздели догола и бросили в сугроб. Салли пришлось затаить дыхание и отвернуться, но что-то заставляло ее снова посмотреть на Беллмана… Да, она не ошиблась. На его лице читались сочувствие, понимание и нежность, или она ничего не смыслит в человеческих эмоциях. И сила – такая, какой она не видала с самого детства, когда, пробудившись от кошмара, она бросалась на грудь отцу и видела в его глазах любовь. Эта любовь говорила: ты в безопасности, все хорошо, в мире нет ничего плохого и страшного.
– Вы убили Фредерика Гарланда, – прерывистым шепотом сказала Салли.
– Вы любили его? – мягко спросил Беллман.
Она кивнула – голосу она уже не доверяла.
– Значит, он был достоин вашей любви. Увидев вас еще в тот, первый раз, я сразу понял, что вы выдающаяся молодая женщина. И то, что сейчас вы пришли снова, лишь подтверждает мое мнение. Мисс Локхарт, вы услышите правду, которой добиваетесь. Спрашивайте меня, о чем пожелаете – клянусь, я скажу вам все как на духу. Все, если таково ваше намерение.
– Вы убили Норденфельса? – это было первое, что пришло ей в голову.
– Да.
– Почему?
– Мы не сошлись во мнении относительно будущего саморегулятора. Он решил, что машина чудовищна, отвратительна, и хотел уничтожить все чертежи, чтобы ее никогда не построили. Я же видел в ней инструмент достижения счастья для всех людей. Мы повздорили, а потом и дрались на дуэли, как джентльмены. Я победил.
Голос его был тих, тон – честен и искренен, но со смыслом слов все это никак не вязалось. Она никак не могла проглотить то, что он говорил.
– Счастья для всех людей? – повторила она.
– Позволите мне объяснить?
Кивок.
– Дело как раз и именно в том, что саморегулятор слишком ужасен, чтобы его можно было пустить в ход. Как только будет построено достаточное их количество, все войны тотчас же подойдут к концу, и впервые за всю мировую историю человеческая цивилизация станет развиваться в мире и гармонии.
Она попыталась понять, как это может быть правдой. Потом спросила:
– Это вы устроили исчезновение «Ингрид Линд»?
– Парохода? Да, я. Желаете знать, как?
Снова кивок. Речь стоила слишком много сил.
– Как и большинство пароходов на угольной тяге, она имела в машинном отделении установку газификации. Морской газогенератор «Капитан», если точнее. Он сжигает некоторое количество угля, чтобы производить газ для освещения и так далее. Газ хранится в большой расширяемой металлической цистерне. Очень надежной, если что. В машинном отделении на поршне, который нагнетает давление, есть автоматический счетчик. Он отщелкивает одно деление на каждом обороте и показывает инженеру, когда нужно смазать механизм. Я вставил в этот счетчик серию металлических иголочек, которые должны были выстроиться в ряд, когда будет достигнуто определенное количество оборотов – количество, означающее, что корабль находится где-то далеко в открытом море. Когда это случилось, они замкнули электрическую цепь и зажгли запальную свечу, которую я вставил в основную газовую цистерну. Меня там, естественно, не было, так что я не видел, как оно сработало, – но сработало же, судя по рассказам.
Салли стало дурно.
– Но зачем вы это сделали?
– Во-первых, затем, чтобы ускорить крах Англо-балтийской компании – он был мне нужен по финансовым соображениям. Вы и сами поняли это, когда приходили в Балтик-хаус. Это было очень проницательно с вашей стороны, но второй причины вы знать не могли, а она заключалась в том, что на борту «Ингрид Линд» находился агент мексиканского правительства, направлявшийся в Москву. При нем были документы, которые заставили бы моих русских спонсоров отозвать свою поддержку проекту. Для меня это возымело бы катастрофические последствия. Сейчас обстоятельства сложились так, что я вот-вот подпишу контракт с тем же самым мексиканским правительством – и в накладе не останется никто. Все получат пользу: и рабочие с семьями и детьми, и целые сообщества в этой стране и в Мексике. Дети в Барроу будут иметь кусок хлеба и пойдут в школу благодаря тому, что я сделал. В Южной Америке многие получат медицинскую помощь, чистую питьевую воду, транспорт для фермерской продукции, образование, безопасность – и все потому, что я своевременно потопил «Ингрид Линд». Это был гуманистический, милосердный поступок, и если бы мне пришлось совершить его снова, я бы