жаркий, выбеленный солнцем пляж прямо к террасе. Давид крикнул:
— Как насчет ланча? А то я помираю с голоду!
Конечно, я знала его еще в ту пору, когда он был вечно голоден и мало зарабатывал, поэтому не слишком удивилась, что он напрашивается на ланч, но все же хотелось думать, что его женитьба на Мэй способствовала некоторому улучшению его финансового положения. Я ответила:
— Сейчас попрошу накрыть еще два прибора на стол.
— Да нет, что ты, — гнул он свою линию, — мы с Сержем сами все приготовим. На улице. У тебя есть мангал?
Они, оказывается, привезли с собой все, что требовалось для приготовления традиционного грузинского шашлыка, а кроме того, вино, сыр и фрукты, и устроили прекрасный пикник в саду. Мы говорили по-русски, и в первый раз за много месяцев я смогла засмеяться. Было такое ощущение, будто я перенеслась куда-то в другое место и оказалась там в более счастливое время. Что ж, немало было написано про всепроникающий, роковой шарм, присущий всем членам семейства Мдивани, это действительно так, что бы ни говорили о них, о каждом в отдельности.
Их приезды по воскресеньям стали регулярными, и уже довольно скоро я поймала себя на том, что очень жду их появления. Альберто тоже часто бывал при этом, и братья Мдивани всегда доброжелательно относились к нему, приглашая участвовать во всех своих спортивных играх и на пляже, и в воде, отвлекая его мысли от всех проблем, какие появились после смерти Руди, и вообще помогая ему ощутить счастье жизни. Мы были в восторге от этих добродушных, приятных молодых людей, которые, не прилагая никаких особых усилий, ненавязчиво сумели отвлечь наши мысли от недавно пережитой трагедии.
Когда Мэй вернулась с восточного побережья, я была уверена, что это положит конец их визитам, и даже несколько расстроилась от мысли: я снова буду проводить время совсем одна. Тогда начались трудные съемки новой кинокартины «Колючая проволока»[252], и оказалось, что я стала нуждаться в непринужденной атмосфере, какую создавали братья Мдивани. Мое предположение оказалось верным в отношении Давида, но Серж по-прежнему приезжал в гости. Хотя я не осознавала этого, но он способствовал возрождению моего чувства сообразности и даже чувства юмора.
Постепенно я стала способна строить какие-то планы на будущее и даже увериться в том, что меня ожидают в дальнейшем какие-то удовольствия. Мир фантазий кинозвезды помог мне сохранить себя в бездонных глубинах огромного чувства утраты. А веселый нрав Сержа, космополитичный, с оттенком фатальности, способствовал тому, что я перестала жить этим чувством, поскольку благодаря ему я вспомнила беззаботную иронию, с какой европейцы относились к катастрофическим переменам в своей жизни, подобным случившимся у нас с Альберто, которые так часто обрушивались на семейство Мдивани в прошлом. Такое европейское восприятие рока как неотъемлемой части комедии под названием «жизнь» образовало для нас известную точку соприкосновения. Это не была ни романтическая влюбленность, ни тем более физическая страсть. Это попросту действовало умиротворяюще.
После завершения съемок «Колючей проволоки» мне полагался отпуск на три месяца, и я планировала провести его вместе с мамой, в замке во Франции. Я не приезжала туда с того времени, когда купила его, казалось, будто это было миллион лет назад. Серж очень огорчился, когда я рассказала о своей предстоящей поездке. Он недовольно сказал:
— Вообще не понимаю, зачем тебе уезжать.
— У меня там есть дела, кое-что нужно уладить. Кроме того, я хотела бы повидаться с мамой, — примирительно ответила я. — Я же не навсегда уезжаю. Через два месяца вернусь.
— Пола, мне нужно кое-что тебе сказать…
Было ясно, что он собрался объясниться мне в любви.
— Серж, дорогой, мы с тобой очень хорошие друзья. Я обожаю твое общество. Не говори такого, что испортило бы наши отношения и мне пришлось бы просить тебя оставить меня одну.
За несколько дней до моего отъезда я с удивлением обнаружила, что Голливуд, оказывается, внимательно и с большим интересом наблюдает за нашими платоническими встречами, но, что было еще хуже, все совершенно неверно интерпретировали наши отношения. Ко мне в гости вдруг заявилась влиятельная журналистка Луэлла Парсонс, которая вела колонку светских новостей, якобы «просто так», «просто» пожелать мне счастливого пути. Однако она между прочим задала вопрос, который и выявил истинную причину ее приезда:
— Перед отъездом вы не хотели бы рассказать мне что-нибудь, что может заинтересовать моих читателей?
Я лишь пожала плечами:
— Даже не знаю. Ничего нового.
— А насчет Сержа Мдивани?
Я с изумлением уставилась на нее:
— А что насчет него?
— Мои источники говорят, что у вас большая любовь.
— С Сержем? — я расхохоталась. — Да что вы! Никогда! Мы очень хорошие друзья. В нашем случае так оно и есть. Оба молодых человека из семьи Мдивани — мои друзья. Я не думаю о Серже больше, чем о Давиде. Только прошу вас, не публикуйте мои последние слова. Вы же знаете, какая Мэй ревнивая. Она будет вся кипеть от негодования. Ну, правда, Луэлла, совершенно серьезно: я нисколько не влюблена.
Но она смотрела на меня весьма скептически. Я повторила свои уверения, что слухи, дошедшие до нее, были совершенно неверными.
Серж отвез меня на вокзал, и я с облегчением отметила, что он более не казался расстроенным моим отъездом. В Чикаго мой вагон прицепляли к поезду под названием «Двадцатый век», и, когда состав еще находился в депо, вдруг раздался стук в дверь моего купе.
— Войдите, — пригласила я.
К моему изумлению, в коридоре стоял… Серж. Он поклонился, вошел в купе и подарил мне красивую бутоньерку из орхидей. Некоторое время я приходила в себя от неожиданности, а потом воскликнула:
— Откуда ты взялся?
— Ты знаешь, мне невероятно повезло, — ответил он, очень стараясь, чтобы его слова прозвучали максимально убедительно. — Едва твой поезд отошел от перрона, как я получил телеграмму, что мне нужно срочно ехать в Нью-Йорк, по делам. В общем, успел-таки попасть на следующий, второй состав.
— И даже не заехал к себе, чтобы собрать вещи? — недоверчиво спросила я.
— А-а, нет, — решительно сказал он. — Я ожидал, что так может случиться, поэтому сложил вещи заранее, чтобы быть готовым уехать в любой момент. Это ведь очень срочное дело.
— О, очень срочное, — кивнула я, несколько развеселившись. — Нуну, надо же!
— Мне теперь пора идти в свой вагон. Давай поужинаем вместе в первый же вечер в Нью-Йорке.
Я согласилась, подумав, что ведь ничего особенного в этом нет, а в полночь я все равно отплываю из Нью-Йорка на «Мавритании». Серж удалился, оставив меня в