Читать интересную книгу Вечер трудного дня - Сорбатская Наталья

Наконец Стефка объявила белый танец. Ренат быстро вскочил и пригласил Анну. Вероятно для того, чтобы опередить направлявшуюся к нему Ленку, от которой всегда неизвестно было чего ожидать.

Он легко обнял Анну и чуть-чуть привлек к себе. Он почти ничего не делал, просто танцевал, но Анна каким-то образом становилась все ближе и ближе к его излучающему сухое тепло телу. Одна Аннина рука была закинута ему за спину и касалась его голой смуглой шеи, другая, вместе с его рукой, была опущена. И пальцы этих рук были переплетены, и сухая, почти шершавая ладонь Рената плотно прижалась к ее ладони. Контур замкнулся, и ток пошел.

Тогда другая рука Рената осторожно спустилась по Анниной спине вдоль позвоночника к пояснице. Он ласково надавил на податливое углубление и окончательно прижал Анну к себе. И при этом сказал, что она удивительная и что с нею хочется быть всегда.

Анна не стала подвергать спектральному анализу двусмысленный глагол «быть», а просто к его сухим горячим губам прижала свои горячие сухие губы, и Ренат моментально раскрыл их сильным и прохладным языком. Остальные участницы маскарада делали вид, что танцуют и ничего не замечают. А внутри Анны заполыхало такое пламя, что впору было тушить из любого попавшегося под руку шланга, и, кажется, к этому все шло. Каждая из подруг с радостью уступила бы им свою комнату, лишь бы наконец-то свершилось.

Но тут Ренат на секунду выпустил Аннину ладонь, и Анна успела включить голову. Быстренько оценив происходящее, она поняла, что ситуация, в сущности, вышла надуманная и никакой такой любви вдруг нарисоваться между ними за последние полтора часа не могло, а если и могло, то это надо еще проверить. К тому же Стефка почему-то заплакала, и общее веселье разладилось.

Анна сказала, что все, хватит на сегодня. Ренат проводил ее до комнаты, буквально распластал на дрогнувшей двери и долго целовал, но решения своего Анна менять не стала. Ренат сказал, что завтра будет ее ждать.

Анна приняла холодный душ, легла и даже стала засыпать, как тут ее внимание привлек уже понятный звук: точно кого-то спиной прижали к двери и потом этот кто-то начал несколько сползать по двери вниз. Смутные предположения достигли Анниного утомленного переживаниями мозга, но были отметены как заведомо ложные.

Скоро вернулась и тихо улеглась в свою постель Стефка.

Утром Анна решила, что, поскольку завтра суббота, то махнет-ка она вечерним на выходные в Ленинград, чтобы вдалеке от будоражащего объекта проверить свои чувства и все решить на свежую голову. Сказано — сделано.

Вечером Ренат стоял на платформе Ленинградского вокзала и махал вслед удаляющемуся поезду. На другой день вечером позвонил не он, а почему-то Фатьма и спросила, когда Анна собирается назад. Анна сказала, что в понедельник утром, и сообщила номер поезда.

Нескольких часов, проведенных в родном, но совершенно постороннем сейчас городе, Анне хватило, чтобы понять, что чувства ее не утихают, а, наоборот, все набирают ход, точно скорый поезд, которым она ехала домой.

Осознав это, Анна надыбала в глубинах старого платяного шкафа длинный и вместительный плюшевый халат синего, с лазурным отливом, цвета. Конечно, таких заграничных легких и как бы самих по себе распахивающихся халатиков, каку Стефки, у нее не водилось, но и этот был ничего. Садясь вечером в поезд «Ленинград-Москва», Анна чувствовала, что готова ко всему.

…На перроне в понедельник ее никто не встречал. Это было странно, потому что до лекций оставалось еще больше часа.

За весь день ни Рената, ни Стефку Анна не увидела ни на лекциях, пи в общежитии. Вечером с сердцем, стесненным жуткими предчувствиями, она сидела напротив Ленки и Фатьмы и требовала отчета о том, что произошло в ее отсутствие. Подруги мялись и смотрели испуганными глазами. Потом Ленка, как старшая и самая опытная, взяла инициативу на себя.

В общем, картина вырисовывалась такая. Вечером, проводив Анну, Ренат вернулся в общежитие и зарулил в Аннину со Стефкой комнату, чтобы, как он потом сказал, чувствовать себя поближе к Анне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Там со слезами к нему на грудь бросилась Стефка, которая изнемогала уже с момента их почти случайного прощального поцелуя у двери. Ну, плакать-то, положим, она начала еще раньше, во время танцев, учуяв своим понаторевшим в любовных играх нутром, какое сокровище вот-вот уплывет у нее из рук Ренат же, собственно говоря, был готов еще со вчерашнего вечера. Так все и случилось.

Анна сидела перед подругами в чудовищном лазурно-переливчатом халате, и лицо ее постепенно принимало малиновый оттенок.

Зрелище было то еще, потому что Ленка срочно побежала накапывать валерьянки. Тем временем сердобольная Фатьмуша заверяла Анну, что и Ренат, и Стефка очень, ну просто очень переживают, но ничего с собой поделать уже не могут. И поэтому Стефка перебралась временно в комнату Рената, чтобы не травмировать Анну и не мозолить ей глаза, благо сосед Рената уехал на два месяца на родину писать диплом. Всё.

…Потом Стефка с Ренатом прокантуются вместе вплоть до окончания Стефкой университета. И Ренат втайне будет надеяться, что она выйдет за него замуж и увезет в Болгарию, которая, как известно, не заграница, но все же лучше местного крепчающего маразма. Однако ничего такого не произойдет. Стефка, изучив литературу в разных ее ипостасях, отчалит на родину, а Ренат, слегка привядший и притихший, останется доучиваться.

Но тогда еще Анна ничего, что будет, не знала и впала в ступор. Поезд на всем ходу врезался в кирпичную стену. На следующий день она пропустила лекции и сидела в своем халате, тупо глядя на стену, где красовалась нарисованная и подаренная тем же богатым разнообразными талантами Ренатом картина: так, взгляд и нечто. Ленка картину ловко со стены сдернула и подсунула Анне какую-то таблетку, от которой та мгновенно заснула.

А на другой день Ленка в срочном порядке эвакуировала Анну к своему фиктивному Ваську.

Ровно через месяц Анне на ту историю с Ренатом было уже решительно плевать, потому что внимание ее привлекло еще одно действующее лицо их маленького студенческого декамерона.

Как-то неприметно завелся у Анны, Стефки, Ленки и Фатьмы странный общий приятель — Эдик, аспирант из приморского, пропахшего камфарой и солнцем города Ялты. И в самом Эдике было что-то не по-местному расслабленное, немного хищное и слегка сомнительное, как вечерняя прогулка по ялтинской набережной.

Смуглый и приземистый, с седеющей короткой шевелюрой и походочкой не то футболиста, не то моряка, он забрел как-то в Аннину комнату, чтобы разжиться чайком. Слово за слово выяснилось, что у Анны с ним есть общая литературная пассия, та же самая, собственно, какая была у них с Таей из Архангельска. Это сразу существенно придвинуло Анну к Эдику.

Кончилось все опять же чтением стихов наизусть, кто больше помнит. А помнила Анна очень много, и переплюнуть ее в этом деле было трудно, потому что еще в бытность студенткой ненужного строительного института она выучивала эти стихи километрами, чтобы потом, трясясь в долгом питерском трамвае на занятия и обратно, повторять их про себя. Так вот ехала и повторяла, как пономарь. Когда рано или поздно стихи заканчивались, Анна начинала по новой. Это был ее способ оградиться от бессмысленности происходившей с ней тогда жизни.

Как водится, читая с Анной наизусть стихи, глаз Эдик положил на Стефку, занятую, впрочем, Ренатом. Анна предпочтению Эдика не удивилась, поскольку привыкла, что с ней окрестные мужчины разговаривают по душам, а проблемы плоти предпочитают решать со Стефкой.

Но никаких четких планов у взрослого Эдика по отношению к их компании не было, так как имелась у него в южном городе Ялте жена, которую он перманентно, поверх всех прочих лирических отступлений, любил.

Так, ненавязчиво, раза два в неделю, он и заглядывал. Иногда к их посиделкам присоединялись Ленка с Фатьмой.

А если появлялась Ленка, значит, дело непременно должно было дойти до легкого, наилегчайшего, но все-таки разврата. Теперь они уже слушали музычку и подстрекали истомленную своей восточной девственностью Фатьмушу, не слабо ли ей просто поцеловаться с Эдиком. Фатьмуше было не слабо, тем более что в родной Баку она возвращаться уже не собиралась, мотивируя это тем, что ее «после всего этого» (имелась в виду жизнь в Москве) замуж все равно никто не возьмет. Так что терять ей вроде было уже и нечего.