class="p1">Честно говоря, меня от этого тошнило. Если это любовь – лучше сразу сдохнуть.
Я надел наушники, чтобы больше этого не слышать, и включил плеер. В уши на полной скорости ворвался Том Петти, зарокотали гитары, я закрыл глаза и стал думать про Лорен. Про тот короткий миг, когда ее плечо коснулось моего у входа в библиотеку. Мир и правда на долю секунды дрогнул.
Как огонек, совсем крохотный огонек на поверхности океана.
3. Полный отпад
Когда я встал с постели на следующее утро, мама уже сидела за столом. Радио играло старую песню Мишеля Сарду. «Никогда больше не называйте меня Фра-а-а-анцие-е-е-ей…» Громкость была убавлена до минимума: воскресенье у папы единственный выходной, и не надо его беспокоить. Мишель Сарду завывал почти беззвучно. Мама навалилась на стол, положив голову на руку, и не сводила с радио проникновенного взгляда. На столе перед ней – печенье, пачка масла и банка варенья из ревеня.
На стену кухни мама прикнопила репродукцию картины «Рождение Венеры». Там была изображена голая женщина, вылезающая из огромной ракушки морского гребешка. За ней было спокойное зеленое море. В общем, неплохо, хотя, по-моему, странновато.
– Ты уходишь? – внезапно спросила мама, подняв глаза.
Я был уже одет. На мне были старые линялые джинсы и майка с надписью «Evil Dead II»[7].
– Ага, – ответил я, хватая со стола яблоко. – Иду на п-пляж.
Она посмотрела на меня с любопытством и тревогой. Я видел крохотные морщинки в уголках ее глаз. Она была еще в халате, растрепанная, на лице белые пятна. Мне почему-то захотелось ее обнять. Сказать ей, чтобы не волновалась, что всё уладится. Мишель Сарду продолжал еле слышно вопить. «Франция меня бро-о-о-осила».
– Хорошо, – в конце концов сказала она таким тоном, будто сама себя убеждала. – Доктор Франкен говорит, что ты должен стараться, заново приучать себя к воде. Рано или поздно это у тебя пройдет, эта твоя… фобическая травма.
– Травматическая фобия, – поправил я, кусая яблоко.
Она было кислое и довольно противное.
– Да, верно. Ладно, не забудь, что к полудню тебе надо вернуться. Ты же знаешь, твой брат сегодня днем уезжает. Я хочу, чтобы мы все вместе пообедали.
Адам и Гвендолин решили несколько дней провести в Бордо, поискать идеальное жилье. Мама отпила глоток кофе и снова уставилась на радио. Как будто одной только силой мысли она могла переключить его на другую станцию. Но Мишеля Сарду это нисколько не смутило, и он продолжал как ни в чём не бывало: «Никогда больше не называйте меня Фра-а-а-анцией, вот моя последняя во-о-о-оля».
К тому времени, как я добрался до пляжа, солнце уже припекало вовсю. Я лег на спину, уперся локтями в песок и стал смотреть на океан. Странно, до чего же может меняться взгляд на вещи и на мир. Годом раньше я целыми днями плавал и катался на доске. Океан был словно частью меня. Когда я был не с ним, то чувствовал, как он бьется и рокочет в моем теле.
А сегодня единственные чувства, которые он вызывал, это в лучшем случае сожаление, в худшем – боль и паника. Как у людей, которым ампутировали руку или ногу, но они продолжают испытывать фантомные ощущения.
От маленького киоска с мороженым и напитками по пляжу разносились легкие и чарующие звуки песни «Отель „Калифорния“». Уже появились первые серфингисты. Среди них я различил Жипе. Надо сказать, волны были неплохие. Жипе стоял на доске, которую я ему отдал в обмен на велосипед, и в своих гавайских плавках напоминал существо, вышедшее из морских глубин.
Он, конечно, был странным типом, но стоило ему встать на доску – и его словно сияние окутывало. Жипе двигался на доске, вытягивал руки, сгибал колени, сохранял равновесие так естественно, что невозможно было им не залюбоваться. В наших краях у него уже была определенная репутация, и один раз он даже удостоился интервью в журнале по серфингу.
Когда я устраивался на песке, он готовился к тэйк‑оф[8]. Я видел, как он сначала осторожно продвигался вперед, помогая себе руками, потом, взлетев на гребень волны, мгновенно выпрямился и прочно встал на доску обеими ногами. На полной скорости выполнил первую фигуру (попросту роллер, то есть резкий разворот на гребне волны), потом перешел в катбэк[9], от которого у меня дыхание перехватило: доска нырнула к подножию волны и снова взлетела в головокружительном контрповороте.
Просто невероятные техника и виртуозность. В своей области Жипе, можно сказать, достиг совершенства, и я ему завидовал. Для него серфинг был не только спортом. И уж точно не развлечением. Он был способом, который Жипе нашел, чтобы как можно лучше обозначить свое присутствие в мире. Он был здесь, весь целиком, полностью сосредоточенный на нескольких квадратных сантиметрах пластика, которые отделяли его от воды. Его длинная фигура отчетливо вырисовывалась на синем небе и отбрасывала на поверхность океана ускользающую, дробящуюся тень. Когда я смотрел на него, мое сердце начинало биться чуть сильнее, как будто это я сам стоял на доске, бросая вызов законам равновесия.
«Если бы только…» – подумал я, и мой взгляд сам собой ушел в сторону, к линии горизонта.
– Моси-моси!
Я лежал, замечтавшись, но этот тонкий голосок, который я узнал бы из тысячи, заставил меня очнуться. Не вставая, я приподнял голову и увидел над собой Лорен. Она была в джинсах поверх купальника, с полотенцем на шее. Волосы она снова, как в тот раз, когда я увидел ее рядом с этим придурком Реми Мутом, подобрала и закрутила в узел. На этот раз на ней была большая соломенная шляпа, сползавшая на лоб. Лорен была такая красивая со своими высокими скулами, тонкими губами и карими глазами. Даже когда она улыбалась, ее лицо оставалось значительным и серьезным.
– По-японски это значит «привет», – объяснила она, когда я сел на пятки, чтобы смотреть на нее нормально. – Кажется, так…
– Д-да, з-знаю, – соврал я с таким видом, будто с детства учил японский.
Она поставила рядом со мной большую плетеную сумку и тоже села на песок.
– Папа непременно хотел сегодня с утра сходить на рынок. И знаешь, что мы купили? Омаров. Я не шучу! Он совсем с ума сошел. Когда мы вместе, он удержу не знает.
Слушая ее, я несколько растерялся.
– На самом деле, – продолжала она, – мы не так уж часто видимся, он много путешествует. Когда я была маленькая, я думала, это у него работа такая – летать