проверял, все ли в порядке, а в полдень посылал меня вниз с пустой сумкой. Я шел в Кремонскую пекарню – это название впечаталось мне в память – с пачкой продуктовых карточек, по карточке на каждого из коллег. Встав в очередь, я проверял, все ли карточки на месте. Когда же очередь подходила, я отдавал булочникам карточки, а взамен получал целую гору небольших батонов, которую складывал в сумку. Каждому в бригаде полагался батон. Однако из-за того, что хлеб отпускали по весу, иногда случалось так, что мне вместо пятидесяти батонов выдавали пятьдесят один, а то и пятьдесят два.
Когда я возвращался наверх, бригадир распределял батоны, давая каждому из рабочих по одному. А если оставался лишний, то отдавал его мне. Таким образом, мой заработок часто был на батон больше, и я мог отнести его папе и Лючии. Получалась хорошая прибавка к зарплате.
* * *
В первые месяцы нацистской оккупации условия жизни евреев на Родосе не изменились, хотя мы и жили в постоянном напряжении.
Многие подумывали о том, чтобы бежать в Турцию, как некоторые и поступили на следующий день после 8 сентября. Расстояние от Родоса до турецкого берега не больше двадцати километров, зато этот узкий пролив очень опасен из-за множества течений, что его пересекают. Переплывать его на каких попало суденышках означало лезть смерти в лапы. Однако были такие смельчаки, которым это удалось. Например, Роберто Хассон с помощью одного из турок добрался до Турции, а оттуда в Египет, чтобы присоединиться к греческому флоту. На той же лодке вместе с Хассоном плыл и Моше Суллам, будущий муж моей кузины Лючии. Впоследствии он так и остался возле Хассона и вместе с ним прошел все этапы опасного предприятия. А вот моему другу, морскому офицеру Эмилио Ребекке из Витербо, не повезло. Вместе с одним неаполитанским рыбаком он изучил все течения и определил точку на побережье, из которой можно дрейфовать, подчиняясь только движению воды. На карте этот план выглядел безупречно, но оба не учли немецкие наблюдательные посты. Их засекли с вершины горы и скосили пулеметной очередью.
Несмотря на огромный риск, многие пускались в это плавание. Почти всех унесли воды Эгейского моря или выстрелы нацистов. В общей сложности живыми до Турции добрались человек десять.
Бежать с острова было невозможно, и нам, евреям, оставалось только дожидаться конца.
3
Депортация
В день ареста никто из нас не понял, что происходит. Было утро, и почти все обитатели Родоса еще не выходили из домов, когда немцы разослали приказ: всем главам семей явиться с документами в комендатуру, которую нацисты расположили в бывшей казарме военно-воздушных сил Италии.
Решив, что речь идет о простой проверке документов, главы семей послушно явились к немцам. Однако истинные намерения оккупантов очень быстро стали понятны. Пунктом сбора не случайно было выбрано просторное помещение бывшей казармы с большими общими спальнями, которые могли вместить около двух тысяч человек, то есть примерно столько, сколько евреев оставалось на острове.
Всех явившихся немедленно арестовали и отобрали у них документы.
Нацисты взяли нас обманом, им не пришлось даже применять силу, чтобы заманить нас в ловушку: никаких облав, никакого шума, всего лишь проверка документов, простая формальность. И мы ничего не заподозрили. Мы с Лючией были дома, когда папа, уже часов в одиннадцать, пришел за документами. Выходя из дома, он сказал, чтобы мы не волновались и что он быстро вернется.
Проходили часы, за окном уже стемнело, но о папе ничего не было известно. Сестра начала беспокоиться и спустилась в Джудрию, чтобы разузнать хоть что-нибудь, но никто не имел понятия, что же все-таки происходит в комендатуре.
На следующий день вышел другой приказ: все проживающие совместно с вызванными главами семейств должны приготовиться к путешествию. Нас транспортируют в трудовые лагеря. Каждый должен иметь при себе съестные припасы, необходимую одежду, а главное – все ценные вещи. Завтра мы обязаны явиться в комендатуру. Те, кто не явится, будут казнены.
Случилось так, что нацисты, даже не прибегая к насилию, всего за два дня исхитрились арестовать все две тысячи евреев на Родосе и отобрать у них все, чем они еще владели. Многие послушались приказа и на следующее утро явились в комендатуру, имея при себе все ценности. По счастью, папа вовремя дал указания сестре, что нужно сделать с тем, что осталось от семейных ценностей. Года два назад, еще до войны, папа собрал нас и сказал:
– Ситуация ухудшается. Не хочу вас пугать, но может случиться так, что я погибну. На этот случай запомните: серебро зарыто в саду, под сараем с инструментами, а золото спрятано под камнями ограды. Там все, что у нас осталось. Берегите эти запасы и используйте их, только если положение станет безвыходным. Когда-нибудь эти вещи помогут вам начать новую жизнь.
Мне тогда было одиннадцать лет, и я не придал особого значения его словам. Я знал, где копать, чтобы найти золото и серебро, но от самой мысли о том, что папа может погибнуть, я весь похолодел, и голова моя перестала воспринимать слова. К счастью, сестра оказалась более ответственной и взрослой, чем я. Она не только точно запомнила, где спрятаны наши скудные сокровища, но оказалась настолько умна, чтобы понять главную мысль папы: все, что спрятано, должно оставаться там, где спрятано. Поэтому ни одной семейной ценности Лючия в наши вещи не положила. Пусть пожитки будут более чем скромны, зато все ценное останется под землей и будет дожидаться нашего возвращения.
* * *
Казарма, где сегодня находится школа, представляла собой большое трехэтажное треугольное здание. С фасада внутрь вела лестница, а с другой стороны находился окруженный оградой парк. Как только все мы оказались перед зданием, нас начали распределять по помещениям. Все происходило в строгом порядке, без всяких помех. План нацистов был жесток, но пока функционировал без сбоя. Мы оказались невольными и абсолютно беспомощными узниками. С этого момента у нас не было ни малейшей возможности бежать.
Мы попали в огромный треугольный капкан и еще не полностью осознавали, что нас ждет в будущем.
Едва отец нас увидел, как тотчас же бросился нам навстречу. С этой минуты, пока еще было возможно, он не расставался с нами и не терял нас из виду. Его присутствие нас успокаивало. Да, нас окружали немцы, но вокруг было много и знакомых лиц. Все знакомые разделили нашу судьбу, и мы объединились в этот час ужаса и неизвестности, как умеют объединяться только настоящие семьи.
Казарма была достаточно просторной,