стыдно признаться. — Мартин опять сплюнул на пол. Джейсон посмотрел на стену, увешанную вырванными страницами, и подошел ближе, стараясь держаться от распластавшейся на полу женщины подальше. Видно было плохо, но он все же без особого труда разобрал прерывистые вереницы закорючек и даже узнал те из них, которые пробовал высекать в песке; страницы с закорючками висели вперемешку со страницами из каких-то журналов и газет, с которых на Джейсона слепо взирали улыбающиеся модели, пушистые домашние питомцы, вожди из разных стран и эпох, в том числе и те, которые правили его собственной страной, банки душистого кофе, герои детских радиоактивных сказок, старинные автомобили, мобильные телефоны самых последних марок, вещи, о названиях и назначении которых Джейсон даже не стал догадываться, тоскливые картины ушедших миров, радужные картины миров грядущих, песчаные берега, морские бездны, черные дыры. Женщина снова вздохнула. Джейсон подумал, что так выглядят рейв-пати без музыки, но с усиленными дозами.
— Миллер, ты как? Не желаешь опыт обогатить? Старик явно что-то мутит, но мы же можем на время забыть про него. — Мартин жидко сплюнул в третий раз и принялся ходить из стороны в сторону. Джейсон отвернулся от стены и посмотрел в угол. Женщина, очевидно, набралась сил и попробовала приподняться, уперев локоть в пол, но получалось у нее плохо. Шаги Мартина затихли.
— Старик, ответь лучше прямо, вертел я загадки твои. Что тебе от нас нужно? — Джейсон никогда не видел и не слышал Мартина в столь сбивчивом расположении духа. Что происходило с ним самим, он тоже не сильно понимал. Джейсон хотел отвернуться, но вид женщины со вздувшимся подобно гигантскому мячу или арбузу животом, безуспешно пытающейся изменить положение неподвластного ей тела, как-то странно на него подействовал; ни о чем не думая, он шагнул вперед.
Тишина стала мертвейшей; женщина медленно повернула голову и посмотрела на него. Черты ее стали понемногу проясняться; Джейсон увидел, что она была невероятно красива, словно только что вышла из сада, где осталось все остальное первородное, не решившееся шагнуть за ней и сгоревшее в яростном пламени; в ее омытых полумраком чертах застыло что-то мучительно чистое, рвущееся сквозь мрак всего остального мира, загнавшего ее в этот темный угол; темные глаза смотрели будто сквозь пелену, которая только со стороны Джейсона была прозрачным воздухом, а изнутри — чем-то катастрофически несовместимым с человеческим разумом в любом его проявлении. Темные волосы разметались по бледным плечам встревоженными волнами, белые груди вздымались вместе с неслышным дыханием спокойно и почти неощутимо. Джейсону показалось, что его заковали в янтарь, чтобы мир никогда больше не посмел его потревожить; чтобы развеять наваждение, он нагнулся вперед и неслышно выдохнул, послав крупицу своего дыхания навстречу бледным полураскрытым губам. Женщина как будто почуяла движение навстречу, а через мгновение веки ее почти смежились, и по лицу невидимым бисером прокатилась спазматическая волна; затем она напряглась и сумела прислониться к стене обеими лопатками, после чего стала медленно приподниматься, принимая положение, в каком они застали ее, впервые разглядев в темном углу.
— Эй, ты там че, непорочный выкидыш кастуешь? — окликнул Мартин. Джейсон всмотрелся в лицо, ставшее еще белее; потом бледные скулы напряглись, сжавшись будто в попытке раскусить какое-то зло. Услышав скрежет, с которым сорвались друг с друга сверкнувшие в полумраке ряды, Джейсон понял, что злом этим была боль. Под душной тесной каской заплясали вожди, кофейные банки, черные дыры. Он снова почти все понял, не понял только, удивляет его что-нибудь или пока еще нет. Из вздрогнувшей груди вырвался вздох, тяжкий и покорный; Джейсон невольно отшатнулся. Женщина уставилась в потолок и снова оскалилась, дрожащие руки уперлись в пол.
— Она рожает, — сказал Джейсон отстраненно, будто стоял у доски, на которой было начерчено мелом сто разных ответов, ни один из которых не был ему знаком. Женщина судорожно вытянула шею и издала какой-то странный звук, звериный, беспомощный. Словно учуяв родственную боль, снова завыла собака. Джейсон обернулся. Мартин с Миллером смотрели на него, старик никуда; у Мартина был такой вид, словно все увиденное им в доме без угла было музейной панорамой, а Джейсон — гидом-зазнайкой, непонятно для чего раскрывшим истинный смысл демонстрации. Миллер, напротив, оставался совершенно невозмутимым. Мартин подошел к краю ковра и вгляделся в происходящее, сгорбившись и вытянув шею, как перед спуском со смертельной лыжни.
— Скажи, старик, ты нас именно за этим и привел? — спросил он слегка дрожащим голосом. Джейсон помнил Мартина, бывшего не в себе, такой Мартин ему нравился меньше всего. Женщина повторила придушенный животный возглас и обхватила опухоль, грозившую всему черному миру новой вспышкой, даже если секундной. Джейсон приблизился; на блестящей от душной влаги шее женщины выступили темные жилы, горло конвульсивно сжималось, еле разжимаясь. В мертвом полумраке воцарялась необратимость.
— Звезда освещает неминуемое, — произнес старик. В его голосе не было вообще ничего. Джейсон опустился на корточки и отрешенно заглянул туда, где не темнело ничего лишнего, заглянул словно предвидя все, чему суждено было случиться. В душной груди будто скручивалась тугая скользкая спираль, в голове что-то неслышно подвывало. Джейсон неуверенно обернулся к братьям по оружию. Мартин внезапно сумел понять его и через непроницаемую толщу очков; рот растянулся в давно знакомом и таком родном шакальем оскале.
— Ты хули там удумал, акушер еба́ный, — с игривым недоверием усмехнулся Мартин. В ответ женщина распахнула рот и разрубила воздух хриплым нечеловечьим криком. Мартин отшатнулся как от взрыва, Джейсон не упал только потому, что уперся обеими ладонями в пол. Спираль в груди стала стремительно разматываться, протягивая распрямляющийся конец куда-то к горлу.
— Так, дальше мне не интересно, — заключил Мартин, поправляя чуть не слетевшие очки. — Старик, ты нам очень крупно должен, ты понимаешь?
Мартин в бессчетный раз повернулся к старику. Тот смотрел прямо на Мартина.
— Вы должны остаться до конца, — сказал старик. — Иначе все пропадет.
Женщина вздрогнула всем телом и снова закричала. Джейсон представил себе кого-то, кто мог судить о происходящем со стороны, и покрылся душной влагой. Потом немощная с виду рука оторвалась от набухшего цветка жизни и вцепилась Джейсону в запястье. Джейсон ощутил дрожь и не понял, обхватившая его рука дрожала или он сам. Женщина закричала опять, отчаянно, без слов моля о жизни не для себя, а для всего, кроме нее. Джейсон попробовал отстраниться, но у него не вышло, тонкие пальцы сжали его еще крепче. Собака опять завыла, потом залаяла — даже она не могла спокойно перенести свет воцарившейся в небе звезды. Женщина стиснула зубы и гортанно захрипела, исступленно закрутив головой из