перестав быть собой.
Болезнь Светланы Савельевны явилась эхом переживаний, испытанных ею в зрелости в период замужества за Аркадием Ивановичем. Выйдя за него, получив несложную работу, родив сына, она с молодости настолько погрязла в быту, что ни о чём другом не могла и думать. Осознав свои желания, стремление к счастью в возрасте 34 лет, оглядевшись вокруг и увидев сына, которому тогда исполнилось 10, мужа, для которого она после стольких лет семейной жизни стала чем-то вроде предмета обстановки, нужным и важным, но не женщиной в самом расцвете, Светлана пережила глубокий душевный кризис. Не поделившись с Аркадием Ивановичем своими чувствами из-за страха то ли быть непонятой, то ли понятой, но не принятой, поскольку он мог посчитать их незначительными, она затаилась внутри себя, постоянно ощущая неудовлетворённость собственной жизнью, что в конце концов вылилось в пассивно-агрессивное душевное состояние, перманентную фрустрацию, проявление которых мужчина действительно не понимал и не принимал. Человек энергичный, деятельный и последовательный, Аркадий Иванович был слишком практичен, чтобы разбираться в душевном состоянии кого-либо, в том числе жены, потому её редкие и непонятные враждебные выходки приводили не к искреннему разговору и расставлению точек над i, а к спорам, ругани и взаимным угрозам, в которых он всегда выходил победителем.
Между кризисами проходили долгие, морально утомляющие периоды недомолвок, упрёков и наигранного безразличия, ещё более тяжёлые, чем скандалы. Время от времени супруги осознанно начинали искать к ним повод, чтобы наступила разрядка. Неудивительно, что Геннадий с Оксаной жил примерно так же, только спокойнее, поскольку она больше от него зависела. Наоборот, Светлана не ощущала материальной зависимости от мужа, хоть та была налицо, а он в свою очередь много и тяжело работал, и неурядицы дома сильно на него влияли, без них мужчина добился бы ещё большего.
Содержание претензий его жены являлось простым до банальности. Ни в молодости, ни тем более в зрелом возрасте никакими талантами она не владела, потому её ощущение нереализованности имело характер настолько общий, синкретичный и бесцельный, что, получая от мужа определённые знаки внимания, дорогие или не очень, выходя в свет, общаясь с друзьями, посещая театр, переживавший в то время определённый расцвет, и выезжая летом на курорты, проще говоря, имея те немногие признаки роскоши, которые были доступны советскому человеку, она бы вполне ими удовлетворилась и стала более или менее счастлива. Считала ли Светлана маленького Гену помехой в реализации её желаний, неясно, однако стремление контролировать его жизнь и в последующем жизнь его детей сильно походило на сверхкомпенсацию за подобные мысли. Именно поэтому Аркадий Иванович принял всю силу удара, она считала, что вправе не быть к нему милосердной. Это он взял её в жёны молодой и несмышлёной, он заставил её рожать тогда, когда девушка ещё не могла себе представить, какие утомительные серые будни её ожидают. Вопросом, понимал ли всё перечисленное муж, Светлана Савельевна себя не отягощала.
Но ничего странного в том, что она продолжала прилежно выполнять супружеские и материнские обязанности, не было. Другой жизни она не знала, иначе бы сразу принялась менять собственную, выйти за рамки обыденности ей оказалось не по силам. Дало о себе знать и воспитание, в силу привычки чётко регламентированные шаблоны выполнялись легко и систематически. Более того, никто из тех, кто её окружал, ни немногочисленные друзья, ни мать с отцом, ни коллеги по работе, тоже не могли похвастаться разнообразием своей жизни, перед глазами Светланы не нашлось ни одного примера «другой» жизни. Бесцельное томление всё глубже вбивало внутрь неё чувство разочарования, ни в чём не материализованного и от того ещё более удручающего.
Между тем сын подрастал, муж оставался рядом несмотря ни на что, женщина не молодела, но и опыта не набралась. У её повседневных метаний должен был появиться какой-нибудь закономерный итог. Как было бы прекрасно, если бы по чистоте душевной, ясному разумению, скромности и смирению она признала, что счастлива тем, что имеет, что ей не нужно ничего постороннего, что ей повезло иметь такую жизнь, которую она и живёт, ведь у неё есть без сомнения верный муж и искренне любящий сын! Но нет, Светлана пришла к удовлетворению от своего нынешнего существования совсем другим путём, тоже через смирение, но в совокупности с насильственным уничтожением, вытеснением всего того, что не соответствовало закостенелому порядку вещей. Внутренняя борьба продолжалась в ней до конца жизни, и в конечном итоге она её проиграла, пусть ничего и не предвещало такой развязки.
В отличие от своей внучки Света-старшая поступила в институт светлым и радостным ребёнком, не обременённым досужими мыслями о начинающейся взрослой жизни. Савелий Никанорович недавно уволился в запас в высоком чине, их скитание по гарнизонам закончилось, семья переехала в столицу, чтобы там обосноваться, девушке удалось пробиться в один из самых престижных вузов страны, жизнь стала прекрасна и удивительна, у неё кружилась голова от возникших возможностей и перспектив, которые не поддавались счёту. Опасность своего положения она не понимала, потому не боялась распылять силы то на одно, то на другое, попутно и неосознанно закручивая небольшие интрижки, настолько поверхностны и недалёки были её взгляды на окружающий мир. Она, конечно, знала, чего от девушек хотят молодые люди, но пребывала в состоянии такого самодовольства, что одна мысль о том, как кто-то может посягать на что-то, ей принадлежащее, казалась Свете верхом кощунства и нелепости.
Аркадию-старшему в своём роде повезло, он встретил будущую жену, когда та успела вдоволь вкусить институтской жизни. Света всегда училась на одни пятёрки, потому и рискнула поступать на юридический, однако быть отличником в столице и в провинции, а в её случае глубокой и неоднократной, – разные вещи, в вузе горделивость девушки быстро исчезла, что начало отражаться на отношении к людям. После первой же лекции, на которую она пришла, гордо задрав нос, мол, для неё это семечки, новоиспечённая студентка, вернувшись домой, заперлась в комнате и проревела два часа в подушку, поскольку ничего из сказанного профессором не поняла и не записала. Намеренно Свету никто не унижал, более того, на её растерянность никто не обратил внимания, однако внутри девушка ощущала такой стыд и позор, который вряд ли чувствовала небезызвестная евангелическая героиня в момент своего раскаяния. И какой она сделала вывод? Самый простой из возможных и самый распространённый у женщин – это мелочи, ничего не значит, я всё равно умнее всех; другой – я не потяну, лучше сразу сдаться, чем тратить своё время на то, что в жизни не пригодится, к тому же позора