являлся сиротой, стоит всерьёз удивляться произошедшему. Однако только на первый взгляд. Хоть Аркадий и не нуждался в том, чтобы пускать людям пыль в глаза, но раздольное застолье при вступлении в брак избавляло его от налёта ущербности по причине сиротства, подводя под ним черту и полагая семейное будущее вне связи с прошлым. Конечно, молодой человек этого не осознавал, но ощущал всем нутром, найдя в жене безмолвного соучастника своих деяний. Странное дело, уже на собственной свадьбе Светлана вдруг отошла для себя на второй план, растворилась и стала опрометчиво относиться к личным желаниям.
За несколько лет она прошла сколь поразительную, столь и закономерную эволюцию от горделивости, даже заносчивости в отношениях с людьми до самоустранения из своей жизни, а всё потому, что дела, предающего ей смысл, не нашла. Свадьба оказалась чертой и для Светы, за коей осталась, не много, не мало, её собственная личность, её привычки, занятия, та повседневность, которая заполняла обыденную девичью жизнь со всей мелочностью и миловидностью оной. Досада потери не достигла сознания молодой женщины, оставшись глубоко внутри. Первое время после вступления в брак и медового месяца, длившегося 10 дней на подмосковной базе отдыха, она пребывала в растерянности и недоумении, во-первых, не понимая, для чего ей нужна столь тесная близость с другим человеком круглые сутки, недели напролёт, во-вторых, осознавая, что без неё уже нельзя и деваться некуда. Впрочем, желания куда-то деваться у Светланы не возникало. После первой брачной ночи женщина почувствовала, что началась вся оставшаяся жизнь, однако, какой она будет, не думала, лишь спустя некоторое время картина стала складываться должным образом, а сопящий рядом с ней человек олицетворять неизбежность судьбы. Но ведь ранее он являлся лишь одним из нескольких, которому позволялось её любить и ухаживать, как самой девушке тогда казалось.
Ещё до свадьбы Светлана получила распределение в суд, но, как известно, не добилась успеха в карьере, так и оставшись до самой пенсии мелкой чиновницей от юстиции. В немалой степени застою в продвижении по службе поспособствовала и её ранняя беременность, и то, что с Геной она просидела целых четыре с половиной года, однако валить всю вину на эти обстоятельства тоже нельзя. Одна из её институтских подруг, та, что явилась невольной свидетельницей их знакомства с Аркадием Ивановичем, уехав после выпуска в какую-то глухомань, в новой России дослужилась до судьи высшей инстанции, попутно родив и воспитав ребёнка, самостоятельно, после скорого развода с мужем. Разгадка очевидна, учёба отбила у женщины интерес к предмету и желание им заниматься, юриспруденции отягощала её, мешая жить, как хотелось, в своём незамысловатом мире, полном забот о близких. Так, по крайней мере, Светлана воспринимала нынешнюю работу, то есть как продолжение учёбы, не сулящее ничего нового. Уж не поэтому ли Аркадий Иванович выбрал именно её?
Рождение Геннадия, как любое другое рождение желанного ребёнка, явилось для супругов радостным событием, дополнившим их совместную жизнь, которая прежде казалась не вполне полноценной по причине низкой эмоциональности в семье. Светлана с радостью накинулась на возможность избавиться от работы на некоторое время и погрузиться в занятия, которые считала более приемлемыми, и, как показала дальнейшая жизнь, совершенно не зря. Из претенциозных, заносчивых девиц через посредственность, разочарование и неравный брак с мужем, который в профессиональном отношении существенно их превосходит, иногда получаются хорошие, внимательные матери, но не жёны. Впрочем, Светлане с момента её поступления на работу и без того не доверяли ничего серьёзного, а, узнав, что женщина вскоре уходит в декрет, перестали поручать вообще что-либо, посему последние недели перед больничным листом она досиживала без дела с восьми до 17, так и не ощутив всех прелестей избранного поприща, время от времени готовила себе и сослуживцам чай, болтала с коллегами, максимум – печатала на машинке документы.
После нелёгких родов молодая мать осталась один на один со своим ребёнком. Умом она, конечно, понимала, что в связи с появлением сына никаких поблажек на работе Аркадию Ивановичу не будет, он должен продолжать трудиться и обеспечивать семью, однако сердце её недоумевало, почему муж денно и нощно не дежурит рядом ней у кровати новорожденного, ведь ничего более важного быть у него не могло. Бабушка, проявляя к внуку исключительный интерес, тоже ограничивалась нечастыми наездами и наставлениями по телефону во время многочасовых разговоров, когда дочери нужна была практическая помощь; даже дед наведывался регулярней. Так между женщиной и её сыном наладилась очень трогательная связь, когда они, находясь вдвоём в маленькой квартирке, никому в те мгновения кроме них самих не нужные, зорко следили друг за дружкой, Светлана, занятая домашними делами, чтобы ребёнок чего-нибудь не нашкодил, а Гена смотрел на маму большими карими глупыми глазами как на главное существо в целом мире, и, если их взгляды встречались, оба одинаково широко улыбались. Это было самой искренней радостью, радостью без довольства собой, которую только может испытывать человек.
Прошёл год, Гена начал ходить и говорить, бабка с дедом стали больше времени проводить с внуком, отец задаривал сына игрушками, у Светы появилось свободное время. Её институтские друзья разъехались, кто восвояси, кто за романтикой грязи, а других у женщины не имелось, несколько человек с работы поддерживали с ней отношения, но они были заняты по службе, и она в первый раз в жизни ощутила живительное одиночество и тягостную ненужность в те мгновения, когда оставалась одна. И мир науки, и мир искусства оказались ей недоступны, посему Безроднова бездарно тратила своё время на выдуманные домашние обязанности, создавая ощущение навязчивой заботы у близких. Казалось бы, безделье должно было подтолкнуть её к работе, однако перед ней, замкнувшись мыслями на теперешней ограниченной жизни, Светлана Савельевна попросту трусила, как трусят перед неизвестным, новым и в то же время неизбежным, например, первой экзаменационной сессией. И кто бы мог подумать, что та бесстрашная школьница, чья жизнь казалась переполненной событиями, превратиться в то, во что в итоге превратилась Света?
Частые переезды, новые знакомства при невозможности сохранить старые сформировали у девочки определённый характер. Кочевая жизнь превращает перемены в монотонную линию, к ним привыкаешь и начинаешь воспринимать как должное, теряя ощущение реальности и собственного достоинства, точнее, ценности своей индивидуальности, что оказалось особенно актуальным для Светы, поскольку её отец являлся военным и имел слабые представления о женщинах вообще и их воспитании в частности. С первого же класса ребёнок почувствовал разницу между нормальной жизнью и жизнью в отдалённой северной глубинке. Воспитываясь во вполне благополучной семье, Света очутилась в компании трёх с половиной ровесников,