— Мам, я скоро закончу, — раздался голос напарницы, — ты чего пришла?
— Капитан, это я, — Игорь открыл дверцы, зашел внутрь. Северянка, в толстом платке, которым были обвязаны волосы, в каких-то войлочных штанах и стеганой куртке, поверх которой был накинут белоснежный халат, взглянула на него с хмурым удивлением. Не ожидала. Но не остановилась — так и продолжала, ловко, уверенно доить пеструю, пузатую и мордастенькую коровенку. Молоко в ведре так и пенилось.
— Здравствуйте, Игорь Иванович, — спокойно сказала она. — Рано вы. Не спится?
— Я собирался приехать позже, Люджина, — Игорь взял скамеечку, висящую на стене, сел на нее. — Но появились срочные дела.
Капитан слушала вполоборота, поглядывая то на него, то на вымя, ритм не сбивала.
— Извините меня, Люджина, — покаялся Стрелковский. — За мое поведение. За слова. Я был неправ. И опьянение меня не оправдывает. Я очень виноват перед вами.
— Я не обижаюсь, Игорь Иванович, — ровно ответила Люджина. Словно и не было ничего.
— Я сделал вам больно, — осторожно сказал он. Выяснять, так уж до конца.
Она равнодушно усмехнулась.
— Бывало и больнее. Вы, полковник, уж извините, конечно, мужчина тяжелый и активный, но демон меня раскатал куда серьезнее.
Ровное журчание молочных струй вдруг сбилось — руки ее дрогнули, и он со всей отчетливостью понял, что за бравадой этой нет спокойствия.
— И вы меня извините, что поставила вас в неприятную ситуацию, — продолжала северянка сдержанно. Взглянула на него. — Забудем об этом, полковник. Что-то еще?
— Вы планируете возвращаться в управление? — спросил он. Вроде все слова произнесены, а внутри тяжесть осталась.
Вторая корова низко замычала, переступила ногами.
— Нет, — сообщила Люджина. — Хочу догулять отпуск и подать рапорт на увольнение. Вернусь в армию.
Стрелковский рассерженно постучал пальцами о стену.
— Не глупите, Дробжек. Из-за одного инцидента рушить карьеру? Это смешно. И я ведь буду виноват. Я и так виноват. Извините, я не могу этого позволить.
— С вами я не смогу работать, — озвучила она то, что он и так знал, — обязательно будет неловкость, недосказанность, а между напарниками их быть не может. С кем-то другим — возможно, но зачем? Таких специалистов, как я, в Управлении навалом, а вот в частях нас не хватает. Здесь я нужнее.
Игорь встал, подошел к ней — и Люджине пришлось остановиться, задрать голову. Лицо ее казалось осунувшимся — но, может, это освещение?
— Сейчас вы нужны мне, капитан. Есть срочное задание в Бермонте, а притираться к новому менталисту и напарнику некогда. Мне нужен тот, кому я доверяю. И как раз у вас будет время подумать, принять взвешенное решение. Если решите после этого уходить — я держать не буду. Но еще раз скажу, что считаю необходимым, чтобы вы остались в Управлении.
Она отставила тяжелое ведро, ополоснула из таза вымя коровы, насухо вытерла его и начала мазать каким-то кремом. Мазала медленно — корова недоуменно поворачивала рогатую башку, словно удивляясь. Люджина думала, и полковник едва удержался от нетерпеливой ходьбы по помещению. Наконец, она подняла голову.
— Что за дело, Игорь Иванович?
В дом они вернулись после того, как Игорь ознакомил ее с задачей и получил согласие. Там было тепло и тесно — свисали с потолка связки лука, пахло сушеными яблоками, хлебом и квашеной капустой. Анежка Витановна, добрасывающая дрова в печь, недобро сверкнула глазами на гостя, взяла у дочери ведро и стала аккуратно переливать молоко сквозь марлю.
— Мне помыться надо, от меня коровником несет, — Люджина открыла тяжелый сундук, достала полотенце. — Придется подождать, полковник. Мам, накорми гостя.
Анежка Витановна фыркнула — но чайник на печь поставила, отрезала ломоть свежего белого хлеба, намазала желтым маслом, выставила светло-желтое варенье.
— Крыжовник, — сказала она, звякая ложкой о блюдце. — Люджинка летом собирала. Сладкий у нас растет, как сахар. И витаминов много — для головы полезно.
Налила ему огромную чашку пахнущего ягодами чая и вышла на улицу, громко хлопнув дверью.
Люджина мылась недолго, вышла уже в форме, быстро собрала сумку.
— Я вернул вам на счет деньги, которые вы потратили на переход сюда, — сказал ей в спину полковник. И добавил: — Это было глупо, Люджина.
Она, кажется, поняла, что он не о телепорте.
— На тот момент это казалось мне единственно верным решением, — отозвалась она. — Вы были неадекватны и представляли угрозу для управления. И чем дальше, тем больше.
А сейчас, — она оглянулась на него, — насколько я могу судить, вы спокойны и взвешены, несмотря на серьезные проблемы с Полиной Рудлог.
— Но не таким же способом, Люджина!
Она повернулась, вздохнула судорожно:
— А каким? Каким, Игорь Иванович?! Забудем о тонких материях. Что бы вы сделали, если бы ваш напарник, человек, безусловно важный для государства, ваш боевой товарищ, уверенно шагал по дороге самоуничтожения?!!! Плюнули бы?
— Вы что, на меня кричите, Люджина? — сказал он удивленно.
— Да я вас убить готова, — призналась она и в сердцах швырнула какую-то кофту в сумку. Провела рукой по коротким волосам, застегнула молнию. — Вы здоровый мужик, не инвалид, с умной головой и огромным опытом. Знаете, каково наблюдать, как блестящий ум погибает, как твой кумир идет ко дну? Когда при своей профессии бессильна помочь, потому что помощь не принимается категорически?!!! И не сверкайте на меня глазами, полковник, не надо!!! Вы меня уже ничем не испугаете! Стыдно, полковник! Стыдно! Что бы ни было, какие бы испытания не валились на голову — Боги дают нам жизнь, которую надо прожить с честью. А уныние — грех.
— Нет времени на проповеди, Дробжек, — он, к своему удивлению, ничуть не разозлился и даже посочувствовал ей.
— Вот что, — заявила она, успокаиваясь. — Я, Игорь Иванович, в Управлении останусь. Но при условии. Что вы по возвращении начнете посещать психиатра. Проведете лекарственную терапию. И заведете любовницу. Регулярную. Как раз у вас есть время подумать. Если считаете себя виноватым — вот вам способ вину искупить.
Он усмехнулся и встал. Ему вдруг стало легко.
— Пойдемте на улицу, капитан, — сказал он. — Я сейчас буду звонить телепортисту, так что прощайтесь с матерью.
Он слушал гудки — а за его спиной старшая Дробжек горестно выдохнула — «ой, дуреха!» и, судя по придушенному звуку, напутственно и крепко обняла дочь на прощание. Под ногами северянок скрипел снег, было темно и тихо, на той стороне озера горели окна еще чьего-то дома — и из этой тишины они с напарницей шагнули обратно в Управление, уже оживающее и гулкое. Через несколько минут на плацу у казарм было произведено первое гвардейское построение, проведен инструктаж о поведении на территории Бермонта и представлена Люджина как заместитель командира отряда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});