хозяйки.
К счастью, мой ангел повез наших французов в гостиницу — и у меня появилась возможность хорошенько все обдумать.
Целый час я убеждала себя, что все, что произошло, произошло к лучшему.
К счастью, Марина не осталась со мной посуду мыть — у меня бы нашлось, что ей сказать, особенно в первые пятнадцать минут.
Это были абсолютно бесценные пятнадцать минут полного мысленного единения с моим ангелом. Вот также, через его голову, Марина договорилась с другими ангелами о своем участии в изгнании Дениса. Вот также, за его спиной, она и бабулю нашу за шиворот взяла, узурпировав его право на защиту мира и покоя в нашем доме. Вот также и с Галиной матерью она поставила его перед фактом помощи Тоше, каковая является неотъемлемой частью его наставнических обязанностей.
На этом, правда, наше с ним сходство и закончилось — и на первый план выступили весьма существенные различия. Он в таких ситуациях первым делом в крик кидается — я ищу выход. Что же теперь делать? Вернуться назад и все переиграть уже не получится… Ха, значит, нужно исправить все, что получится! Тем более что пенять мне — опять-таки в отличие от моего ангела — просто не на кого. Кто мне виноват, что я с Марининой теорией духовного роста через терновый кустарник соглашалась? Кто мне виноват, что я ее в посадке этого терновника для малознакомых мне людей поддерживала? Кто мне, а конце концов, виноват, что я ей сама на хорошего человека нажаловалась?
Ну, и хорошо! Я ведь давно уже знала, что у людей не только хранители имеются — есть и другие небесные способы воздействия на них. Вот и познакомимся, полюбопытствуем — а там, глядишь, и противодействие найдется. Проверку милейшему Сан Санычу решили устроить — отлично! Выдру эту пронырливую нам подсунули — замечательно! Ребят моих почти до зубовного скрежета довели — великолепно! И когда эти ангелы, в конце концов, поймут, что личность — бесценна, а коллектив — непобедим?
Вот сплочением этого моего любимого, хоть и потрепанного в последнее время, коллектива я и займусь. Не выйдет его к сопутствующим потерям отнести.
На самом деле, никаких особых усилий с моей стороны и не потребовалось — мы с ребятами всегда жили дружно и весело, нужно было всего лишь напомнить им об этом. А вспомнить нам было что — много лет мы не только по восемь часов в день в одном офисе проводили, со всеми сюрпризами и курьезами работы, но и вне ее частенько общались.
Все с удовольствием поддержали мою инициативу — и вскоре тяжелая, гнетущая тишина, прочно, казалось бы, утвердившаяся в нашей комнате, раскололась на отдельные островки, омываемые живительным потоком взаимных подшучиваний и перемигиваний. И, самое главное, все наши воспоминания автоматически оставляли за бортом Ларису.
Тошу, правда, тоже. Не мог же он показать, что ему тоже вполне знакомы все наши внутренние шуточки, намеки и аналогии — официально (то есть в видимости) он с нами всего каких-то полгода проработал. Но поскольку Галя всегда была душой нашей маленькой компании, все искренне интересовались любыми ее новостями — коих Тоша был практически единственным источником. Интерес этот был не только глубоким, но и настойчивым — ребята, казалось, ежедневно давали понять Тоше, что вот он-то является желательным пополнением в наших рядах, а Ларисе — что ее предшественницу никто не забыл и забывать не собирается.
По правде говоря, если бы не его отношение к темной провокаторше, я бы уже давно сорвалась и наговорила ей чего-нибудь… лишнего. Как ему удавалось себя в руках держать, понятия не имею! Несмотря на то, что ему было вдвое неприятнее, чем мне, ежедневно видеть ее, он смотрел на нее как на постоянно всплывающее на экране окошко рекламы — причем такое, на котором нет кнопки «Больше не показывать это сообщение».
Чего не скажешь о его реакции на появление у нас Марины. Пока она шпыняла Ларису, он сидел, расслабленно откинувшись на спинку своего стула, и глаз не отрывал от экрана своего компьютера, в котором, как я знала, отражается наш угол комнаты. Но когда Марина, резко отчитав Ларису за некомпетентность, встала и протопала в кабинет Сан Саныча, он вдруг выпрямился и весь обратился в слух. Я со своего места ни слова не расслышала, но до него, похоже, какие-то обрывки разговора все же доносились — уж больно нервно он мышью по столу возил.
Откровенно поговорить с ним за все это время мне удалось лишь однажды — на следующий день после второго визита Марины. В тот день он не поехал на обед домой — Галю мать приехала проведать («Ха, лед тронулся!» — мысленно воскликнула я) — и мы вместе пошли в кафе.
— Татьяна, нужно что-то с Мариной делать! — решительно начал он со знакомыми мне до боли интонациями.
Понятно. Похоже, мой ангел — опять-таки по случайному стечению обстоятельств — к нам сегодня не присоединится. Решил Тошу ко мне подослать — раз уж у самого аргументов против Марины больше не хватает.
— Что именно делать? — невинно поинтересовалась я.
— Нужно это хамство ее как-то прекращать, — бросил с досадой Тоша.
Ну, так и есть! Разговоры об опасности и чрезмерной самоуверенности не сработали — зайдем со стороны манер.
— Лариса переживет, — небрежно махнула я рукой, — ей по должности положено в скандальных ситуациях барахтаться — у нее наверняка иммунитет на них уже выработался.
— Да я не о ней, а о Сан Саныче! — рявкнул Тоша. — Ты не слышала, как она с ним разговаривает! Хуже, чем любой из ее собственных особо зловредных клиентов — даже тот, которого она сама в лужу посадила.
Ага, уже и горлом брать у наставника научился! Так и я не впервые с таким приемом сталкиваюсь.
— А, по-моему, это ваши такой сценарий написали, — ехидно заметила я, — в котором ей роль стервы второго плана отведена.
— С ее подачи, между прочим, — буркнул Тоша и, помолчав, продолжил: — Но если уж ты о театре и кино заговорила… Я полностью согласен, что с ролью она справляется. Даже слишком хорошо. И не в первый раз. Но я в последнее время не могу избавиться от мысли, что она сейчас — как та молоденькая актриса, которой дебют всемирную известность принес. Она настолько уверовала в свой талант, что даже возможности будущей ошибки не допускает. А с Сан Санычем она явно ошиблась! — яростно добавил он.
Вот с этим мне трудно было спорить. У меня ни