земле бюрократа.
Шла рядом, нацелилась на Лоту, но по ошибке сцапала Гиту. Сама, небось, удивлялась, отойдя подальше и развернув свои грязные тряпки - надо же, кто-то попался незнакомый, рыжеволосый и бледный.
Гитина смерть была под знаком Cкорпиона. А что если знак зодиака влияет не только на рождение, но и на смерть? Смерть под знаком Cкорпиона: ранимая, злопамятная, обидчивая. Присыпанный снегом тулуп медленно ковыляет в сумерках леса. Обиженный мокрый тулуп. Уносит с собой добычу. А Лотина несостоявшаяся смерть - та, которая была возле нее так близко - под знаком Близнецов. Нетерпеливая и легкомысленная любительница приключений, склонная к переменам. Жизнерадостная добродушная смерть.
Глава тридцать пятая
Когда зима пришла
Миновал месяц, но звонить Гитиным родителям Лота не решалась. Гитина мать по-прежнему считала, что в гибели дочери виновато окружение. Виноваты все. Тот, кто утянул Гиту вон из дома, и тот, кто не сумел ее удержать. По-своему она была права: никто не пытался убедить Гиту стать другой, все знали, что это пустое занятие.
Лота слышала несколько версий Гитиной гибели.
Во-первых, существовала целая детективная история. Поздно вечером в середине ноября, когда кровавое солнце без остатка поглотило черные деревья, птиц и дома, к Гитиному крыльцу подъехал в такси некто неизвестный, предположительно - молодой мужчина, и Гита, торопливо накинув новый итальянский плащ прямо поверх ночной сорочки, надев на голые ноги сапоги и не прихватив с собой ни единой вещи - ни кошелька, ни сигарет, ни зубной щетки - выскочила на улицу, села в машину и уехала в неизвестном направлении.
Мать слышала, как хлопнула дверца и завелся двигатель.
А спустя неделю Гиту нашли мертвой где-то за гаражами, на пустыре.
Как странно, думала Лота: когда-то неправдоподобно далекой весной они вместе бродили по колдовской Гитландии, где в тополином пуху лежали высохшие голубиные трупики.
Рассказывали также, что Гита еще летом была больна и умерла в больнице в Германии, куда ее в спешном порядке увезли лечиться родители, подключив всех родственников, все деньги, все связи. Это была вторая версия.
Имелась еще и третья, совсем трагическая и невероятная: некто неизвестный, предположительно, молодой мужчина, в самом деле умыкнул, похитил, выманил уже смертельно больную, не вылеченную ни лучшими российскими, ни дорогими заграничными докторами Гиту и увез к себе домой, где она умерла несколькими днями позже. А потом решил замести следы: ночью вынес на руках мертвую Гиту из дома, отвез подальше - на окраину, к какому-то парку, к каким-то пустырям, постелил на земле одеяло, сверху положил тело и укрыл пальто.
Что он чувствовал, укладывая Гиту поверх одеяла - этот безвестный отчаянный человек? Как вел себя, укрывая ее пальто - торопился, брезгливо морщился или беззвучно рыдал?
По необъяснимой причине именно эта третья версия, наиболее трагическая и нелепая, казалась Лоте верной - что-то в ней напоминало Гитину жизнь.
* * *
В гости к ее родителям Лота собралась в середине зимы. Сама не могла понять, как решилась.
Впрочем, нельзя было не позвонить и не заехать, она же часто бывала у них дома.
Она позвонила из автомата у метро. К телефону подошла Гитина мать. По голосу Лоте показалось, что она куда-то торопится, но все равно ответила в трубку: заходи. Она всегда была такая - бесстрастная, равномерно-вежливая.
Было холодно, Лота разговаривала с Гитиной матерью, прикрывая рукой свободное ухо, а изо рта у нее шел пар. И от лиц прохожих тоже поднимался пар. Прохожие шли быстрым шагом, угрюмо глядя под ноги в снежное месиво. Им не терпелось поскорее сесть в трамвай или спуститься в метро.
Лота не знала, что берут с собой в дом, где недавно кто-то умер. Конфеты, цветы? Она ни разу не бывала в таких домах. Будто собиралась в больницу навестить неизлечимого больного - все понимают, что он скоро умрет, и сам он об этом знает, но его все равно навещают. Заходят в палату и болтают о всякой ерунде - погоде, клюквенном морсе, книжке на тумбочке - и ни слова о будущем, все разговоры - только о настоящем. Бедный больной заперт в этом чертовом настоящем, как в герметичной барокамере, куда вот-вот перестанут подавать кислород.
Лота прошлась взад-вперед по площади возле метро, по хрустящему снегу, зашла в цветочный киоск, где продавались эквадорские, как ей объяснили, розы, убедилась, что денег все равно не хватит даже на одну-единственную, самую паршивую эквадорскую розу, не обнаружила в гастрономе приличных недорогих конфет и, на всякий случай, не стала покупать ничего.
В почерневшем саду возле крыльца неопрятно торчали вовремя не срезанные замерзшие цветы. Дверь открыла Гитина мама - как всегда ухоженная, приторно-вежливая. В ушах бриллиантовые серьги, крошечные пальцы унизаны кольцами. Лоте показалось, что она стала еще меньше ростом и рот у нее сделался еще печальнее - вместо растерянно опущенных уголков между щеками и носом пролегли две глубокие горькие борозды. Увидев Лоту, она насторожилась. Лотин визит вряд ли ее обрадовал: она же думала, что это Лота была с Гитой в Крыму в те последние, роковые для ее здоровья летние месяцы.
-Туберкулез. Милиарный туберкулез. Острейшая форма. Поздно поставили диагноз, - спокойно рассказывала Гитина мама, не глядя Лоте в глаза. - И ты, девочка, срочно проверься. Обещай, ладно? Я дам адрес, они там никуда не сообщают. Завтра же сходи, не откладывай. И друзьям своим скажи, чтобы