— Ну и что тебе тут надо? — грубо спросил он, оттолкнувшись от дверного косяка и сделав пару шагов навстречу кузену. Тот только взглянул на него, приподняв бровь. Он даже не улыбнулся, но в глазах светился задор, что ещё больше разозлило Лисандро. — Если ты только попробуешь… Не подходи к ней, понял?
Данте постучал краями листов об стол, формируя из них ровную стопочку. Усмехнувшись, он подошёл к нему и похлопал его ладонью по груди.
— Спокойно, дружок, на этот раз тебе повезло, — он снисходительно улыбнулся брату, но улыбка не была такой приятной, как та, что он послал Селесте минуту назад. — Не в обиду даме, — он слегка кивнул Сел, — но рыженькие мне совсем не нравятся, так что можешь расслабиться.
Лисандро собирался ответить в том же духе, но бросив на Селесту взгляд, придержал язык и позволил Данте пройти в кабинет Яна.
Кровь прилила к щекам, лицо загорелось и разум тоже. Руки зачесались от желания съездить по лицу этому мужлану, да хоть кому-нибудь, не только ему.
— Селеста… — извиняющимся тоном начал Лис.
— Убирайся! — прошипела она. — Забирай своего дружка и уматывай отсюда! — она старалась не кричать, но сдержать себя было почти невозможно. Не хотелось ещё раз стать посмешищем в глазах Яна и остальных мужчин. Её и так обсуждали, словно неодушевлённую вещь.
— Я просто… — он не мог вставить ни слова между её гневными репликами. Она источала ярость, а глаза чуть не искры метали. Он на миг смутился, явно удивлённый её реакцией на произошедшее.
— Оставь меня в покое! Устроил тут представление! — она оттолкнула его и вышла из приёмной, боясь, что в своём гневе может зайти слишком далеко.
Лисандро так и остался оторопело стоять посреди кабинета. В растерянности и непонимании. Разве он сказал что-то обидное, чтобы вызвал такую бурную реакцию? Ничего такого не сказал. Только попытался предупредить слишком умного и самовлюблённого братца. Хотя может и не стоило самому так остро реагировать на его провокацию. В том, что это было провокация чистой воды, он даже не сомневался: Данте начал слащаво улыбаться, как только заметил его в дверях. И Лис, в свою очередь, не смог остаться в стороне, а тут же сказал ему пару слов. Мог бы и ещё пару ласковых сказать, если бы не заметил выражения лица Селесты. Вот кого-кого, а её он хотел обидеть меньше всего. Но может быть она в чём-то права. Не стоило делать этого на глазах у неё. Не стоило устраивать эту глупую сцену ревности. Данте с лихвой добился своего — разозлил его. А как теперь Селесту успокоить? Он был просто уверен, что на его оправдания она не обратит ни малейшего внимания.
Он расстроился, потому что хотел совершенно другого. Это давно перестало быть игрой, но она ему не верила. Чем ближе он подбирался к ней, тем яростнее она сопротивлялась. Он хотел всего лишь стать для неё всем миром — и водой и воздухом; почвой под ногами и опорой. Хотел обнять её и утопить в своей любви. Хотел подарить ей мечты и сделать их явью.
Но она не верила…
Лисандро состроил непринуждённое выражение лица и вернулся в кабинет Яна. Оттуда слышался смех и бурные обсуждения. Вот только ему уже было совсем невесело. Первым его желанием было выскочить вслед за ней, догнать и поговорить, но он не стал этого делать. Понятно, что она не в том настроении, чтобы выслушивать его излияния.
Господи, как бы она хотела вернуть эти моменты! Разозлиться из-за такой глупости! Накричать ни за что! Убежать в обиде! Это всё того не стоило! Совершенно не стоило!
Но как обычно, для раскаяния становится слишком поздно. Осознание не даёт облегчения, а изменить ничего нельзя. Это была одна из последних встреч, перед этим несчастьем. Одна из последних встреч, когда она видела его живым и здоровым.
Она присела на жёсткое кресло. Отложила сумочку в сторону, вытерла мокрые глаза. Разжала кулак и посмотрела на украшение. На руке, будто камень лежал, как и на душе, а перед глазами всё снова расплылось от накативших слёз. Но Селеста не стала им поддаваться, а достала из сумочки зеркальце.
«Н-да-а…», — протянула она. — «Видок, лучше не бывает…»
Порывшись, она нашла пустую упаковку от влажных салфеток и чуть не застонала от досады, но потом обрадовалась, всё-таки обнаружив одну. Повезло…
Как могла она стёрла остатки макияжа. Подумала, что стоит вообще пойти в туалет и умыться, но передумала. Не хотела уходить с места, где её оставил Данте. Он точно не станет разыскивать её по всей больнице, чтобы сообщить новости — плохие или хорошие. Кое-как справившись, она поискала глазами урну, но, не обнаружив таковой, затолкала использованную салфетку в пакетик и сунула в сумку.
Вздохнув, она посмотрела на часы, висевшие на стене напротив. Некоторое время следила за секундной стрелкой. Но та тащилась нестерпимо медленно, тем самым вызывая очередной приступ истерики. Тогда она отвела взгляд и оглянулась, задержавшись на посетителях больницы. Кругом расстроенные и редко радостные лица. Все со своими проблемами, со своими горестями, вряд ли в этом месте встретишь радостного человека. Она посмотрела в ту сторону, куда ушёл Данте, и сразу вскочила, заметив его. Он шёл широким размашистым шагом по направлению к ней, но, заметив, что она встала, остановился и просто махнул рукой, жестом подзывая её к себе. Селеста тут же схватила сумочку и почти бегом пересекла отделяющее их друг от друга расстояние.
— Пойдём, — сказал он и ухватил её под локоть. Сел едва поспевала за ним, когда он тащил её по лестнице. Но сказать слово против даже не решилась. Сломанный каблук — это незначительная потеря, которую она готова была понести, лишь бы увидеть Лисандро. Если будет нужно, она вообще скинет туфли и побежит босиком. Только бы увидеть его.
— Как тебе удалось уговорить его? — запыхавшись, проговорила она на ходу, а лучше сказать — на бегу.
— Удалось, — бросил он и открыл перед ней дверь палаты. Она на несколько секунд замерла на пороге в нерешительности и посмотрела на Данте. Посмотрела как-то затравленно, ища надежды в его черных глазах и слов ободрения. Но он только слегка подтолкнул её в палату. — Недолго, — сказал и осторожно прикрыл дверь.
Данте не сбирался сидеть с ней в палате и слушать пронзительный женский плач, то, что она разревётся через минуту, было ясно как белый день. Она и так была не в себе, еле сдерживалась, голос подрагивал, да и сама вся трепетала. Караулить её под дверью он тоже не хотел, но почему-то не мог отойти и оставить её одну. Прошёлся туда-сюда, постоял, засунув руки в карманы. Потом прошагал дальше по коридору и сел в одно из кресел.