Покрутив головой, он заметил гридня Лутобора, подпиравшего спиной терем. Он стоял на углу, зажмурившись и подставив лицо солнечным лучам. Горазд пошел к нему, чтобы побольше расспросить про Сбыгнева, но тут как раз по двору забегали холопы, созывая дружину в гридницу, и задуманное ему не удалось.
Увидев в тереме князя, Горазд подумал, что ночью тот спал не больше его самого. Привычное место дядьки Крута на скамье пустовало, и никто не решался его занять. Интересно, отправит ли Ярослав Мстиславич в Белоозеро весть?..
Дружинники степного князя Некраса Володимировича вместе с молодым княжичем, князем, Желаном Некрасовичем сидели особняком, ошуюю княжеского престола.
Горазд уже собирался скользнуть вдоль стены вглубь гридницы, в конец, где обычно сидели отроки да молодые кмети, но его оставил Лутобор.
— Иди сюда, глазастый, — велел тот и указал на скамью подле себя.
Когда два кметя привели в гридницу бывшего десятника Сбыгнева, вспыхнувшие было разговоры да пересуды разом стихли, и в тереме стало очень, очень тихо. Не отрываясь, Горазд смотрел на Сбыгнева, руки которого были связаны спереди веревкой. Выглядел тот получше, чем ночью: отогрелся, проспался в теплой клети. Ему вернули рубаху и плащ, которые он и надел. При свете дня стала отчетливо видна седина в его русых волосах: немало он уже встретил зим.
Расставив широко ноги, Сбыгнев остановился в шаге от княжьего престола, так, чтобы видеть и Ярослава Мстиславича, и часть дружины на скамьях. Старшие гридни и опытные мужи, знавшие Сбыгнева еще по его службе князю Мстиславу, глядели на него с мрачным недоверием и неприязнью. Те, кто помоложе был, да ни о чем не ведал, смотрели с любопытством.
— Нынче ночью приехал в терем десятник моего брата, — Ярослав поднялся с престола и сделал несколько шагов, чтобы быть ближе к дружине.
Казался он сейчас гораздо спокойнее, чем накануне, отметил Горазд. Уже и не кривился всякий раз, когда о незваном госте говорил.
— Сбыгнев, сын Дарёна.
Князь повернулся к нему и посмотрел в глаза.
— Говори, зачем приехал, — велел сквозь зубы. — Перед дружиной моей говори.
Горазд почувствовал, как шевельнулся подле него Лутобор. Гридень вцепился ладонью в штанину и сжал ее до побелевших костяшек. Что же такого натворил в прошлом Сбыгнев?..
— Повиниться перед тобой, Мстиславич, — после молчания уже в третий раз произнес бывший десятник.
На дружину перед собой он глядел, ощетинившись. А вот когда на князя смотрел, то такое делалось у него лицо, что Горазд и не разумел, что тот чувствует...
— И рассказать, что княжич... что Святополк сговорился с хазарским воеводой Багатур-тарханом...
Горазд бросил быстрый взгляд в сторону скамьи, где сидел Храбр Турворович с Баженом и дюжина уцелевших воинов. Каждый из них подался вперед, чтобы лучше слышать, и, казалось, даже не дышал. На Желана Некрасовича даже смотреть больно было: до того жалким, побитым выглядел мальчишка.
— Потому и разорили хазары степное княжество, — договорил Сбыгнев, и гридница взорвалась громкими голосами и ропотом.
Ярослав не стал унимать дружинников, позволив всем излить свой гнев. Никто допрежь одно с другим не соединял. Хотя болтали про княжича Святополка всякое... И что с хазарами он спутался, тоже говорили. Но спутаться — одно дело. Другое же — сговориться и на своих напасть. Чужими руками, но тут уж все едино. На своих — да так люто. Хазарам на разорение, на поругание отдать... Ведь не мог не знать Святополк, что сотворят степняки с теремом да князем Некрасом Володимировичем. Обо всем он ведал, но не дрогнуло сердце, не отвалился язык, скрепивший союз.
Пока кмети шумели, Храбр Турворович подорвался с лавки и в пару шагов уже вознамерился добраться до Сбыгнева, когда Ярослав остановил его на середине, схватив за плечо.
— Нет, воевода, — среди всеобщего шума Горазд прочитал у князя по губам. — Сядь.
Невероятно долго смотрел Храбр Турворович в глаза ладожскому князю, не желая отводить первым взгляд. Но все же отступил, пересилив себя, и подорвавшийся следом за отцом Бажен подошел к нему, стал рядом. Вдвоем они вернулись на лавку. Сын все говорил ему что-то, настойчиво и быстро, а воевода слепым взглядом смотрел перед собой, и мысли одна тяжелее другой мельтешили у него в голове. А молодой князь Желан, казалось, и вовсе к нему подступиться страшился.
— Я не ведал про степное княжество, — когда дружинники выдохлись, и толки стихли, Сбыгнев заговорил вновь. — Как узнал — ушел прочь из дружины. Больше я княжичу не десятник.
Он смотрел теперь только на Ярослава и говорил только с ним, словно остались они в горнице вдвоем.
— А что мой брат против меня замышляет — ведал? — князь впился в него требовательным взглядом.
Он не повышал голоса, но глаза у него были совершенно жуткие: мертвые, черные. И бледной, толстой нитью выделялся старый шрам на правой щеке.
Горазд затаил дыхание.
— Ведал, князь, — все же чуть сгорбившись, отозвался Сбыгнев. — Ведал, — повторил он громко и четко, чтобы каждый в гриднице услышал.
Пуще прежнего загомонили дружинники. Нынче же их злость захватила и Горазда. Уж таких слов к своему князю стерпеть не мог никто. Ох, был бы нынче в гриднице воевода Крут... живым святополковский десятник не ушел бы.
— Что темнить, Мстиславич, сам все ведаешь, — Сбыгнев, похоже, собрался шагать в пропасть до конца, уж коли начал. — Не был я с твоим отцом согласен, когда он тебе велел в верности поклясться.
Ярослав сжал челюсть и вскинул руку вверх, успокаивая вновь зашумевшую дружину.
— Говори дальше, — выплюнул он сквозь зубы.
Сбыгнев провел пятерней по спутанным на затылке волосам.
— Пошел к твоему брату... Мыслил, он князь наш по крови. Ему должен отцовский престол отойти.
— Тихо! — рявкнул Ярослав, обернувшись к гридням да кметям. Его взгляд пылал.
— Поддержал его, когда он дружину из Белоозера увел... и потом, когда вести дошли, что ты с женой погубили старую княгиню...
Горазд взвился на ноги прежде, чем успел подумать. Ярость распирала его изнутри, ища выхода, и он стиснул кулаки. Лутобор потянул его за запястье, усаживая обратно на лавку. Впрочем, гридень и сам не отводил от Сбыгнева ненавидящего взгляда. Весь его вид кричал: позволь же нам, батька, потолковать с десятником самим... без тебя...
Сбыгнев вздохнул. Видать, несладко ему было стоять перед дружиной да такие вещи про их князя говорить. Не мог не чувствовать обращенной к нему ненависти — горячей, как кровь молодых парней, и такой же неистовой.
— Кругом я ошибся, князь. Святополк погубит княжество, коли займет престол. Прав был твой старый отец. А я — старый дурак. Руби мне голову, князь. Твоя воля, — и Сбыгнев медленно, тяжело опустился перед Ярославом на одно колено и склонил голову.
— Как я могу тебе верить? — глухо спросил тот. — Ты предал двух князей, моего отца и брата. Почем мне знать, что не предашь и третьего?..
Сбыгнев молчал. Что ему было ответить? Такое обычно искупалось кровью. И, коли пришел он сам к ладожскому князю, стало быть, готов?..
— Я не стану тебя казнить, — сказал Ярослав чуть погодя. — Но и верить тебе — тоже. Верните его в клеть под запор, — он махнул рукой двум кметям, что привели Сбыгнева в гридницу, и те подошли, под локти подняли с колен не сопротивлявшегося десятника.
— Благодарю, князь, — успел сказать тот, пока его не увели прочь.
Казался он мудрым воином, похожим чем-то на воеводу Крута али сотника Стемида. Как же так получилось, что принял сторону Святополка, пошел за ним, проливал за него кровь? Обо всем этом думал Горазд, пока смотрел вслед Сбыгневу.
— ... делать станет: с братом моим и хазарами, — он до того задумался, что упустил, когда князь вновь заговорил.
Ярослав же, дождавшись, когда за кметями и Сбыгневом закроется дверь, обратился к дружине. Им было, что обсудить.
* Студень — декабрь
Кметь с косой II