аппарат, чтобы скомпрометировать Кебича. Я приезжаю в Минск, прошу ребят, чтобы сняли столик где-нибудь за городом, чтобы не было прослушки, и поехали туда: Кебич, его зам, я и еще один парень. Я говорю Кебичу: “Вячеслав, ты не соображаешь, что проигрываешь? Ты должен изменить свою линию поведения. Ты не дорабатываешь, тебе нужно совсем по-другому выстроить свою тактику”. — “Валера, брось, давай выпьем. Ты там в Москве, здесь обстановку не знаешь”. — “Вячеслав, ты проигрываешь выборы! Меня специально прислали сюда, чтобы я с тобой поговорил”. Выборы заканчиваются, он мне звонит. Я приезжаю к нему домой, вхожу — и сразу понимаю, что квартира напичкана спецтехникой. Тогда я говорю: “Поехали на дачу”. Приезжаем на дачу. Только стали с ним разговаривать, как через пять минут приходит сосед. Я понял, что нужно уносить ноги. Там были явно завербованные люди, которые работали против Кебича. Но оказалось, что это было только начало. После этого за мной началась настоящая охота.
Я знал, что в Минске в гостинице мне останавливаться нельзя. Меня там накроют. Пришлось ехать за город в правительственную резиденцию. Зашёл в свою комнату, потом спускаюсь вниз — а там кругом антилукашенковская литература. Я чувствую, что-то здесь не так. Зачем они меня сюда привезли — а если это провокация? Я стал собираться, а в это время звонит Козырицкий из аппарата министра МВД и говорит: “Валера, уходи. За тобой поехали”. Я выхожу, а там всего одна дорога, которая ведет к КПП. Во дворе малинник — и я прыгаю прямо туда. Минут через пятнадцать они приезжают, переворачивают дом вверх дном. Слышу, говорят: “Нет никого, поехали”. Садятся в машину и уезжают. Я перелез через забор, ушёл в лес, за лесом вышел на дорогу и приехал к двоюродному брату. Переночевал у него и на машине уехал в направлении Смоленска в сторону границы с Россией. За два километра до границы я вышел, прошёл через лес, добрался до железнодорожной станции, купил билет на поезд и приехал в Москву. Прихожу к Черномырдину и говорю: “Виктор Степанович, так и так”. Он вначале очень тепло ко мне относился. А потом вдруг как отрезало. Ну и я не стал ему больше звонить».
После создания российской контрразведки — сначала ФСК под руководством Николая Михайловича Голушко, затем ФСБ, первым директором которого стал Сергей Вадимович Степашин, Валерий Иванович Красновский стал начальником соответствующего своей предыдущей работе управления. В этом управлении была сосредоточена вся работа по контрразведывательному обслуживанию боевого железнодорожного ракетного комплекса (БЖРК) — самого грозного оружия, созданного в Советском Союзе и стоявшего на боевом дежурстве в России. Оно было настоящим кошмаром для американцев, и они прикладывали максимум усилий, чтобы проникнуть в его секреты. Они так и называли его — «поезд-призрак».
В 1983 году американская администрация Рейгана развязала беспрецедентную кампанию давления на Советский Союз. Как рассказал знаменитый восточногерманский разведчик Райнер Рупп (оперативный псевдоним Топаз), который занимал высокую должность в штаб-квартире НАТО в Брюсселе, на всех границах, контролируемых НАТО, началось некое бурление. Войска пришли в движение. Дороги, словно намеренно, забила военная техника. Американские самолёты появлялись на самых северных окраинах Советского Союза. Турецкая граница кишела диверсантами. Всё это делалось единым скоординированным усилием, узлы затягивались всё туже. В печати поднялась бешеная русофобская кампания. С помощью учений «Опытный лучник» Советскому Союзу стремились внушить, что силы альянса готовы нанести ядерный удар без всякого предупреждения.
В Брюсселе создали две группы: постоянной разведки и постоянных оперативных действий. Обе возглавил Райнер Рупп. Перед этими группами ставилась задача быть в курсе передвижения всех войск Варшавского Договора, местонахождения советских подводных лодок и пусковых ракетных комплексов. Информация, поставляемая натовской разведкой, постоянно взвешивалась и оценивалась. Разведчики и военные действовали в полном контакте.
Однако, по сведениям Райнера Руппа, в НАТО многого не знали, например, не располагали данными о нахождении командных пунктов советских Вооруженных Сил. Поэтому натовцы, балансируя на грани войны, «выясняли возможности гибкого ответа» со стороны противника. По словам Руппа, «они выясняли возможность “победы в ограниченной ядерной войне”. Для этого, считали они, надо “обезглавить командные пункты противника”, что парализует сопротивление армии врага, то есть Советского Союза. Советы даже не успеют направить свои ядерные ракеты в сторону США: приказы отдавать будет некому. Разрушив коммуникации, сразу уничтожив командный состав и партийную верхушку, они вынудят СССР капитулировать, перережут еще оказывающих сопротивление, как цыплят в курятнике. В Вашингтоне пытались убедить меня: в случае неожиданного нападения с конкретно обозначенными целями и точечными бомбардировками НАТО сумеет избежать крупных потерь».
В штаб-квартире НАТО в Брюсселе в закрытом помещении была установлена сотня специальных щитов. На них отражались три цвета — зелёный, жёлтый и красно-оранжевый. Каждый цвет соответствовал ситуации, сложившейся на том или ином участке расположения сил противника. Например, красный обозначал, что, по данным разведки, ядерные ракеты, скажем, в Восточной Германии, приведены в положение боевой готовности к пуску. Или около штаба, где заседают руководители Варшавского Договора, даже ночью припаркованы два десятка лимузинов и почти во всех окнах горит свет. В этом случае на щите — жёлтый. И чем больше красного и оранжевого цветов, тем выше степень угрозы. Американские баллистические ракеты «Першинг-2», расположенные в Европе, были выведены из укрытий и отправлены для развертывания в боевых условиях. В Советском Союзе положение сравнивали с Карибским кризисом 1962 года и ждали войны.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов занял жёсткую линию в отношении провокационных действий Запада. Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 768–247 от 9 августа 1983 года были предусмотрены ответные меры, в том числе создание единой ракеты для трёх вариантов базирования: стационарного (в шахте) и мобильных (железнодорожного и грунтового). Также была определена очерёдность разработки — сначала мобильные комплексы, затем — стационарный.
Разработка боевого железнодорожного ракетного комплекса была возложена на дважды Героя Социалистического Труда Владимира Фёдоровича Уткина — главного конструктора и начальника КБ «Южное» им. М.К. Янгеля (Днепропетровск, Украина), и его брата Алексея Фёдоровича Уткина, лауреата Ленинской премии, заместителя главного конструктора КБ «Южное». Владимир Фёдорович, специалист по твердотопливной тематике, проектировал ракету, а Алексей Фёдорович проектировал стартовый комплекс, а также вагоны для поезда-ракетоносца.
«Задача, которую поставило перед нами советское правительство, — писал Владимир Фёдрович Уткин, — поражала своей грандиозностью. В отечественной и мировой практике никто никогда не сталкивался с таким количеством проблем. Мы должны были разместить межконтинентальную баллистическую ракету в железнодорожном вагоне, а ведь ракета с пусковой установкой весит более 150 тонн. Как это сделать? Ведь железнодорожный состав с таким огромным грузом должен ходить по