Читать интересную книгу Тисса горит - Бела Иллеш

— Не понимаю, — сказал Тимар, — о каких кольцах вы говорите?

— Не понимаете? Ну ладно, бросим это. У каждого своя фантазия. Впрочем, это неважно. Сейчас речь идет не об этом. Что же касается дел — я к вашим услугам.

Тимар без долгих разговоров заявил, что он желает познакомиться с организацией, которую Деме представляет. Если все в порядке, организация будет вовлечена в работу.

— Как вы изволили сказать?

Тимар повторил.

— Ха-ха-ха, братец, не торопись! Здесь, видно, какое-то маленькое… да какое там маленькое — громадное недоразумение! Насколько я понимаю, целью переговоров является включение ваших мелких организаций в партию? Так, что ли?

— В какую партию? — удивился в свою очередь Тимар.

— Партия в нашей стране одна — Венгерская коммунистическая партия.

Тимар промолчал. Он не знал, что сказать, не понимал, с кем он имеет дело — с сумасшедшим или с провокатором. Но ведь Вера говорила, что дело серьезное. И Мартон вряд ли приведет с собой провокатора. Это невозможно. «Ну, ладно, посмотрим», — подумал он.

Сначала Тимар хотел бросить своего спутника и скрыться в рощу без всяких объяснений, но теперь он раздумал.

— Видите ли, — продолжал Деме, — я вас лично не знаю, но я знаю тех, кто вас послал сюда. Особо хорошего мнения у меня на их счет нет, но и ничего дурного сказать о них не могу. В общем это честные ребята, и если они вас послали, это говорит за то, что и вы должны быть в общем честным парнем. Поэтому я и хочу взять вас на наше совещание, которое начнется через полчаса. И лучше, если до тех пор мы не будем заводить никаких переговоров. То, что вы там увидите и услышите, я уверен, сразу рассеет все ваши сомнения. Согласны?

Они проехали на трамвае несколько остановок, затем прошли пешком — в обратном направлении. Эту игру они повторили несколько раз, пока наконец не оказались перед той же самой кондитерской, откуда недавно вышли. Было уже около десяти.

— Я живу в этом доме, — объяснил Деме. — Квартира, в которой я занимаю комнату, принадлежит моей бабушке. Бабушка моя как по происхождению, так и по материальному положению и мировоззрению — наш классовый враг. Но она настолько несознательна, что, хоть и догадывается, кто я такой, все-таки меня терпит. Я в свое время не буду с ней так церемониться.

Оба окна в комнате Деме были занавешены. Толстый ковер заглушал шум шагов. В комнате стояли низкий широкий, покрытый ковром диван, большой письменный стол, книжный шкаф и десяток тяжелых резных стульев. Стулья были расставлены вокруг письменного стола, на котором среди книг, журналов и газет возвышалась массивная лампа, покрытая красным шелковым платком вместо абажура. Лампа освещала лишь небольшой круг около стола, большая часть комнаты тонула во мраке.

За четверть часа собрались еще около десятка «братьев». Входя, никто не здоровался.

— Этот буржуазный предрассудок мы бросили, — объяснил Тимару Деме.

Последним, к немалому удивлению Тимара, вошел Мартон, который, по знаку Деме, закрыл за собой дверь на ключ.

Деме уселся в кресло за письменным столом, гости разместились на стульях, Мартон и горбатый блондин в очках устроились на диване.

«Двое из них студенты, — определил про себя Тимар, — а может быть, служащие. Остальные — рабочие».

— Кроме членов комитета здесь присутствует еще один брат, — громко заявил Деме. — Он представитель некоторых организаций, именующих себя коммунистическими, но в партию еще до сих пор не влившихся. В повестке дня: пункт первый — отчет секретариата о взаимоотношениях партии и Коминтерна. Пункт второй — доклад военных организаций. Наконец — текущие дела. Имеются другие предложения? Таковых нет? Предложение секретариата принято единогласно. Брат Евгений, — обратился он к Мартону, — ты будешь вести протокол.

Доклад о взаимоотношениях партии и Интернационала делал сам Деме. Говорил он гладко, красивым звучным голосом, но слишком быстро. Правой рукой он опирался на стол, левой покручивал усики.

Собрание слушало его с большим вниманием. «Как будто по команде», — подумал Тимар. Все кивали головами в такт речи оратора. Один только Мартон, усевшись по-турецки, без устали барабанил пальцами по подошве своих огромных ботинок и украдкой бросал взгляды на Тимара. Тимар сидел неподвижно, внимательно наблюдая за ораторствующим Деме и его покорными слушателями.

Деме яростно нападал на Третий интернационал за пренебрежительное отношение к Венгерской коммунистической партии. Но в то же время он как будто его и защищал.

— Брат Александр, — заявил он, повышая голос, — был не прав, называя Ленина оппортунистом. Секретариат, на основании тщательного расследования, установил, что Ленин не оппортунист, он просто плохо информирован. Случается, — продолжал он уже несколько тише, — случается, что и я ошибаюсь. Почему же не мог ошибиться Ленин? Прошу не ставить так вопроса: или он — или мы. Наш долг — его информировать. Ведь нельзя же отрицать его больших заслуг. Мы должны дать ему возможность исправить ошибки. Да, да! Наш долг спасти его для революции. Конечно, если это нам не удастся…

И сделал такое движение, будто он ломает палку и бросает ее на пол.

Слушатели одобрительно кивали головами.

Тимар слушал в полнейшем недоумении. Он совершенно отказывался понимать, куда он попал, о какой Венгерской компартии идет речь, от имени кого выступает этот самоуверенный оратор.

Между тем Деме продолжал свою речь:

— Итак, вот каково положение. Я беру на себя смелость итти дальше. Секретариат решил повременить брать под подозрение всю венгерскую эмиграцию и связанные с ней мелкие организации тут, в стране. Я надеюсь, никто из братьев не будет считать меня оппортунистом, если я внесу предложение — пока что не возбуждать вопроса об исключении из партии ни Куна, ни Ландлера. Надо дать им возможность защищаться. Я должен сказать вам, что это не только мое мнение, но и мнение брата Леготаи. Я полагаю, что для вас этого достаточно. В ответ на наше отношение из Вены нам послан вот этот брат, фамилии называть не буду, — тут Деме показал на Тимара, и все присутствующие, как по команде, повернули головы в его сторону. — Он явился сюда, чтобы оправдать себя и своих товарищей и получить указания насчет дальнейшей линии поведения, — вдохновенно врал Деме. — Наш меморандум, который мы собираемся послать Ленину, я предлагаю задержать до тех пор, пока мы не выясним, каким способом и в какой мере эмиграция и связанные с ней мелкие организации в Венгрии желают и в какой мере сумеют исправить свои ошибки и упущения. Вношу предложение: для выяснения этого вопроса избрать специальную комиссию… Доклад окончен, — заявил он, садясь. — Начинаются прения. На выступление дается три минуты.

Началась дискуссия. Сначала спокойно, потом все с нарастающей страстностью. Деме пришлось потратить немало энергии, чтобы поддерживать порядок. В чем была суть этой страстной дискуссии, что являлось причиной этого скрежета зубовного и битья себя в грудь кулаками — Тимар, как он ни старался, никак понять не мог. Блондин в очках нападал на Бела Куна, жонглируя словом «предатель». Он толковал о каком-то вооруженном восстании, которое якобы было уже подготовлено «до последней пуговицы», но этот «трус» сорвал его. В конце концов он предложил исключить из партии Куна и Ландлера.

Другой оратор, по внешности студент, критиковал Леготаи.

— Леготаи, — говорил он, — в области теории, конечно, не слабее Ленина. По мировоззрению он, пожалуй, даже выше его, но в практических вопросах он слаб. Стоит вспомнить историю с восстанием, когда он не мог предотвратить предательства Куна и Ландлера. Называйте меня пристрастным, но все же я должен сказать, что в практических вопросах один Деме стоит сотни Леготаи.

— Не будем касаться личностей, — перебил его Деме.

Теперь заговорили сразу двое. Деме с трудом удалось восстановить порядок. Когда наконец страсти улеглись, совещание единогласно привяло предложение Деме: для расследования спорных вопросов избрать комиссию из девяти членов.

— Я буду краток, — начал свою речь блондин в очках: он был докладчиком по военным делам. — Пусть говорят вместо меня цифры.

Прежде чем начать речь, он подтянул свой серый пиджак солдатским ремнем. Его движения были решительны, но говорил он нараспев.

— Людского материала у нас достаточно. Со снаряжением дело обстоит хуже. В Кебане три тысячи двести, в Чепеле — четыре тысячи пятьсот сорок, в Кишпеште — три тысячи пятьсот двадцать, в Эржебетфальве — две тысячи сто пятьдесят, а в самой столице — около четырнадцати тысяч человек ждут приказа о выступлении. Но я не согласен отдать приказ о выступлении до тех пор, пока в моем распоряжении нет ни тяжелой артиллерии, ни соответствующего количества аэропланов. У меня нет ни одного танка! Скажу прямо, по-военному: ответственность за создавшееся положение падает на Ландлера и прежде всего на Бела Куна. Ленин тоже не без вины в этом деле. И чем только эти господа заполняют свое время, вместо того чтобы заботиться о снаряжении моей армии! На что они тратят деньги пролетариата?