Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белая смерть
«Наше счастье, что мы во-время удрали из «Зеленого охотника». Пока мы там сидели и дожидались товарищей из провинции, четыре сыщика встретили их на Восточном вокзале. Один из товарищей, — кто мог бы подумать! — после первой же пощечины признался, что его ждут в «Зеленом охотнике», и что ждет его Иоганн Киш. Двое других держатся стойко, но это не меняет дела. Словом, я должен сматываться. Надеюсь, что через недельку удастся вернуться под другой фамилией, с другими документами. Наши дела я успел устроить. За тобой, когда это понадобится, пошлю Мартона. До свиданья!»
На квартире Веры собралось человек пять. Андрей еще не вполне оправился после болезни. Лицо его пожелтело, глаза лихорадочно блестели. Лаци и Тимара привел сюда Мартон. По неизвестным причинам он отрастил такие усы, что казалось, словно он выпачкался чем-то. Вера только что срезала волосы и, не привыкнув к новой прическе, ежеминутно хваталась за затылок.
— Речь идет о том, — начал Андрей, — что мы должны под свою ответственность выпустить листовку. С тех пор как Киш уехал, мы совсем отрезаны. Ничего ни о ком не знаем, и о нас никто не заботится. Сами должны как-то выкручиваться.
Андрей сжал кулаками виски, как бы желая раздавить голову. Когда у него болела голова или тревожили неприятные мысли, этот жест заменял ему лечение.
— Итак, говоришь, под свою ответственность? — переспросил Лаци.
— Главное не в этом, ребята, — заметила Вера. — Мы должны поставить новые вопросы. Заработная плата, рабочее время, жилищная политика, налоги — вот вопросы, которые мы должны поставить.
— Не совсем так. Если до сих пор мы занимались исключительно большой политикой и каждой своей листовкой вновь объявляли мировую революцию, вовсе не следует впадать в другую крайность. Допустим, речь идет о снижении безработицы. Мы не должны замалчивать, что одна из главных причин — это перевод заводов из Словакии в Венгрию, потому что у нас рабочая сила дешевле. Социал-демократы правы, приписывая уменьшение безработицы себе: снижение зарплаты — это действительно их заслуга. Одним словом…
Андрей говорил обычно так, как будто читал лекцию. В начале речи вставал; кончив говорить и сделав широкий жест, садился. Но сейчас он не ушел сесть, Тимар перебил его.
— Постой-ка, постой-ка! Я теперь каждый второй или третий день пью пиво. Это говорит не только за то, что я становлюсь пьяницей, но и за то, что я прилично зарабатываю. Иными словами…
— Иными словами, мы должны признать, что некоторые отрасли промышленности — как, например, обувная промышленность — защищаются высокими пошлинами. Это опять-таки идет за счет других слоев рабочего класса.
— Да, да, — кивал головой Лаци. — Это так. Но, я боюсь, мы сами себя обманываем: мы упускаем из виду, что огромное большинство рабочих в этом не разбираются. Они заинтересованы лишь в получении работы.
Андрей хорошо продумал свою мысль, и возражения его не смутили. Он как будто даже обрадовался этим возражениям. Отвечал спокойно, неторопливо.
— Мы должны признать, что настоящая конъюнктура — временное явление. Если не сказать — минутное. Вскоре наступит кризис, куда более жестокий, безработица, равной которой еще не было.
— Постой-ка! — снова перебил его Тимар и тоже поднялся.
После него говорил Лаци.
Мартон также подал несколько реплик.
Порядок дискуссии нарушился.
Агитация, направляющая массы к конечной цели, открыла новые возможности. Гости Веры не сразу осознали это, но они почувствовали важность новых задач и страстно спорили о самых мельчайших деталях предстоящей работы.
Бледное лицо Андрея порозовело.
Вера молча прислушивалась к спору. Когда она наклоняла голову, прядь волос нависала на глаза. Потом, словно ей надоело слушать пререкания, подсела к письменному столу, спиной к спорящим. Те не унимались. Трое — все с большим жаром. Андрей — с неизменным хладнокровием.
— А ты ничего не скажешь? — обратился Андрей к Вере.
В соседней комнате часы били двенадцать.
— Хорошо, что еще не забыли о моем существовании, — пошутила Вера.
Она встала, улыбаясь посмотрела в блестевшие от возбуждения глаза товарищей, потом, сделав серьезное лицо, быть может, даже слишком серьезное, опустила глаза.
«Совсем монашенка», — подумал Мартон.
— Пока вы тут спорили, я составила листовку. Проект, разумеется.
Если Вера рассчитывала на эффект, она ошиблась. Один лишь Мартон соскочил с места. Остальные, видимо, нашли это вполне естественным.
— Ладно, — сказал Андрей. — Читай. Но только тихо. Твои хозяева скоро вернутся. — И с принужденной улыбкой добавил: — Ты, верно, у них научилась играть комедию.
— Я очень рада, что мои хозяева — актеры: по крайней мере до полуночи мы одни в квартире. Итак, слушайте!
Вера читала нервно. Лицо ее раскраснелось. Когда она кончила, слово взял Андрей. Он раскритиковал проект Веры в пух и прах. Тимар проект одобрил, дополнив его несколькими практическими поправками. Видно было, что он работает на производстве. Лаци и Мартон поддержали Веру. Андрей защищал свою точку зрения, но шаг за шагом принужден был сдавать позиции. Приняли только несколько его поправок.
Было уже три часа утра, когда Тимар наконец ушел.
Утром Тимар и Лаци, совсем разбитые, садились за свой рабочий стол. Тимар то и дело протирал глаза, стараясь отогнать дремоту.
Шульц неодобрительно качал головой:
— Выпивали, что ли?
— Допустим, — согласился Тимар.
— Бооди тоже был с вами?
— Что вы, что вы!
— Чорт возьми, куда же он запропастился?
Из производственного процесса Тимар усвоил только несколько мелких деталей. Он не знал ни одного приема, кроме того, которым сам пользовался. Теперь, когда Бооди — впервые за все время пребывания Тимара на фабрике — не явился, сразу же возникло затруднение. Работу Бооди распределили между Шульцем и Лаци. Тимару, самому слабому из всех, пришлось задержать свою работу. Он стал нервничать.
— Побольше хладнокровия! — подбадривал его Шульц. — Когда что-нибудь неладно, вот тут-то и нужна выдержка. Когда все в порядке, нервничай себе на здоровье!..
После обеда ребята разгулялись и пришли в отличное настроение. Зато на старика напала хандра.
— Что за чорт! Что могло случиться с Бооди? За девками как будто не бегает. Вряд ли и заболел. Нашего брата болезнь не так-то легко сваливает с ног… Разве с ребенком что случилось?
Когда рабочий день кончился, Лаци и Тимар стрелой помчались к Вере. Пока Шульц по привычке начищал рукавом свой котелок и протирал ботинки тряпкой, которую неизменно носил в кармане, они были уже далеко.
— Господин Шульц! Дорогой господин Шульц! Я вас жду. Помогите нам!
— Что такое? Что случилось?
В первую минуту Шульц не узнал жену Бооди. Маленькая белокурая женщина, дрожа от волнения, стояла перед ним. Серые глаза ее были окаймлены темными кругами, губы посинели, из-под платка беспорядочно выбились пряди волос?
— В чем дело? Что случилось?
— Мой Иосиф… Сегодня ночью его забрали!
— Полиция?
— Офицеры. Из отряда.
— Гм…
Она судорожно сжала руку Шульца, тело ее содрогалось от плача. Шульц отвел дрожащую руку женщины.
— Идем. Не надо привлекать к себе внимания.
— Ночью забрали. Прямо из постели. Все перерыли! Били на наших глазах! Как только рассвело, я побежала в полицию, оттуда — в юридическую консультацию, потом снова в полицию… Ребенок мой, мой Густи — один дома. Лежит больной. Меня никто не хочет выслушать. Бог мой! Что с нами будет? Что с нами будет?
Лишь только стемнело, Мартон принес машину на квартиру Веры. Машина эта оказалась весьма занятной штукой. Раньше на ней печатали литографским способом. Теперь Мартон так ее приспособил, что на ней можно было работать шрифтом. Свинцовые буквы набора хранились в спичечных коробках, уложенных в двух сигарных ящиках.
— У нас, — хвастался Мартон, — все — как в государственной типографии.
— Прекрасно! Великолепно! — потирая руки, похваливал Андрей, впервые изменяя своему обычному хладнокровию.
Вера еще раз просмотрела наскоро текст. Мартон приступил к работе. Оказалось, что государственная типография оборудована все-таки лучше. В типографии Мартона некоторых букв недоставало. Но Мартон не унывал. Не хватало мелких букв — он брал большие буквы. Их оказывалось недостаточно — заменял одну букву другой, перевернув ее вверх ногами. Ничего, и так будет понятно!
— Читателям даже особое удовольствие доставит разглядывать, какой именно буквы не хватает, — утешался Мартон.
— От такого удовольствия я предпочел бы отказаться, — охлаждал энтузиазм товарища Андрей.
Около полуночи машина выбросила наконец первый отпечатанный экземпляр листовки.