углубляться в себя, любила тишину, и спокойней всего ей бывало в лесах и горах. Город глушил все ее чувства.
Эсбар ничего подобного не испытывала. И Канта, как видно, тоже, она здесь была как дома. Вернувшись, она сказала:
– Ни у кого из пекарей нет сына Анайсо. В Карментуме многие пекут хлеб и не вступая в гильдию, но гильдейские торгуют на одной улице, с ними было бы проще. Придется начать с нее, расспросить, не знает ли кто, случайно, семью, потерявшую сына. Наверняка такие известия расходятся среди людей одного ремесла.
Улица издалека манила запахами. Здесь выпекали самые разные изделия, лопатками подцепляли горячие лепешки из каменных печей и со сковородок, а карментцы выстраивались в очереди, спеша позавтракать. Первым Канта обратилась к мускулистому мужчине, который, выслушав описание, помотал головой.
Тунува гнала от себя страх неудачи. Карментум населяли сотни тысяч людей, а они искали среди них одну семью. Только в самом конце улицы что-то остановило Канту.
Она заговорила с пирожницей, украсившей себя старинным либирским ожерельем, а кудри перевязавшей широкой полосой ткани на макушке. Женщина отвечала на карментском, смотрела напряженно.
– Имена узнала, – сказала Канта, вернувшись к Тунуве. – Родителей зовут Мериет и Пабел, пекарня у них в квартале каменотесов. Это за Джунго, у гавани.
– Уверена, что это они?
– У них трое детей, и мальчик Анайсо в прошлом году пропал в Лазии.
– Веди к ним.
Река Джунго, давно не видавшая дождей, была мелководной и зеленой. Они перешли по горбатому белому мостику и двинулись в сторону порта. Канта часто останавливалась расспросить прохожих и точно вышла к пекарне.
Нужная улица скрывалась в тени зданий. На скамье перед пекарней сидела, горбясь, темноволосая девочка, на руках ее лежал знакомый младенец.
Тунува остановилась, как и сердце в ее груди.
– Прости, – на лазийском сказала Канта. Девочка испуганно встрепенулась. – Не знаешь ли ты пекарей, которых зовут Мериет или Пабел?
– Да, я их дочка. Они вас прислали?
Тунува с Кантой переглянулись.
– Ты Хазен? – спросила Канта, присаживаясь рядом. Девочка кивнула. – Мы не от твоих родителей, но ищем человека, возможно попросившего у них приюта. Ее зовут Сию.
Хазен прищурила на них темные, покрасневшие глаза. На вид ей было лет тринадцать.
– Кто вы ей?
– Я ее тетя, – сказала Тунува, – а это моя подруга.
– Она живет у нас.
– Мы так о ней тревожились, – сказала Канта. – Можно спросить, почему она пришла к вам?
– Мой брат Анайсо… он пропал на севере, в Димбау. Мы ждали и искали его, сколько можно было, но у нас деньги кончились. Сию хотела рассказать нам, что с ним сталось.
– Что же с ним сталось?
Хазен сглотнула:
– Родители говорили ему не ходить в пущу, а он вообразил себя разведчиком новых земель. Плутал там несколько недель и вышел к селению, где жила Сию. Она его выхаживала, обессилевшего. Мы считали его погибшим, а он все это время жил с ней. Потом решил вернуться к нам, но по пути его укусила змея. Ядовитая…
Тунуве показалось, что ночной кошмар продолжается. Обитель никогда еще так тесно не впутывалась в отношения с чужаками.
– Сию попросилась остаться с нами. Сказала, я теперь тетя. – Хазен опустила взгляд на Лукири. – Мы отвели ей постель, где раньше спал брат.
– Где она теперь? – мягко спросила Тунува.
– У нас не было места для ее ихневмона. Сию нашла ему укрытие под причалами, но такого большого зверя там не спрячешь. О нем узнал Хозяин Зверей. Он ловит животных и устраивает между ними бои. Сию отбивалась от его охотников копьем, но их было слишком много. Мои родители хотели ей помочь. Охотники их схватили.
Тунува напряглась:
– Сию тоже?
– Я слышала, они говорили, что ее отправят в Львиный сад. Куда увели родителей, не знаю.
– Хазен, эти охотники видели тебя и твою сестру? – спросила Тунува.
Девочка покачала головой. На глазах у нее навернулись слезы.
– Хорошо. Жди здесь. Мы вытащим Сию с Лалхар, а потом вернемся и отведем вас в безопасное место. У тебя другие родные в городе есть?
– Дядя. – Хазен взглянула на нее. – Сколько вас ждать?
– Постараемся поскорее. – Тунува протянула к ней руки. – Давай я возьму Лукири.
Хазен отдала ей ребенка. Лукири взглянула на Тунуву и с улыбкой потянулась к ее щеке.
– Привет, солнышко. – Тунува ласково поцеловала ее. – Все хорошо. Тебе нечего бояться.
– Львиный сад – гултагская забава, – крикнула ей Канта, пробираясь через рыночную площадь. – Там воины бились с волками, медведями и другими зверями – ради славы или в наказание. В Инисе и в Искалине тоже было такое. Я слышала, королева-кошка обожала звериную травлю.
Тунува поспевала за ней. Лукири она привязала к груди шалью.
– Карментцы терпят жестокого вора?
– Хозяин скупает зверей законным путем, но все охотники у него в кармане. Я сама должна была догадаться. – Канта обошла телегу с крашеными шелками. – Ты и правда собираешься вернуться за девочкой?
– Да.
Сагул посоветовала бы ей порвать все связи с горожанами, но нельзя же было бросить двух детей. Самое малое, чем она могла загладить случившееся, – это помочь им найти родителей или отвести их к дяде, и уж на том все.
«Пожалуйста, пусть на том и кончится!»
При виде Львиного сада она чуть не споткнулась. Лукири заморгала, вися у нее на груди. Здание из багрового песчаника высилось на добрую сотню локтей – торчало среди низких карментских домиков, как обломок кости, и сплошь было покрыто изображениями животных. Видно, кроме кровавых обычаев Гултаги, здесь решили перенять и тамошнюю резьбу по камню. Канта провела Тунуву подальше от входа, где зрителей пропускали по входным биркам.
– Там нам не пройти. Бирки все пересчитаны.
Они обогнули наружную стену и по ступенькам вошли в глубокую нишу. Тунува, осветив путь, увидела тяжелые двери. Зайдя в тоннель поглубже, она сменила цвет огня на красный и взяла висячий замок в ладонь – железо стекло на пол между целехонькими пальцами.
Тунува толкнула дверь, за которой протянулось помещение, напоминавшее положенный набок бочонок. Дневной свет проникал сюда через решетки в потолке, а по сторонам стояли клетки со зверями. Слон с грустными, изъеденными мошкарой глазами. Пустынный лев. Грязная белая медведица, страшно исхудавшая и с медвежонком.
В конце нашлось несколько пустых незапертых клеток. В одной Тунува подобрала с полу пучок бурой шерсти:
– Лалхар.
– Должно быть, бои уже начались, – сказала Канта. Словно подтверждая ее слова, сверху донеслись ликующие вопли. – Надо спешить.
– Ты не боец. Останься здесь с Лукири.
Канта кивнула. Тунува передала ей ребенка вместе с шалью и побежала наверх, в полуденный зной.
Под огромным навесом поднимались ряды каменных скамей на много тысяч зрителей. На песке арены била хвостом Лалхар. Мех ее свалялся от крови из нескольких рваных ран, на ляжках остались следы укусов.
Ее с трех сторон окружали тощие дикие коты. Четвертый лежал мертвым, а выжившие были изранены, но наступали, как будто не