верю этому во сне, и, когда вспоминаю, что ее нет, горе настигает с прежней силой.
Тунува даже кивнуть сумела с трудом. Столько слов теснилось в горле, запыленных слов, которые ей так хотелось высказать когда-то, а пришлось проглотить и запереть в себе.
– Я бы рада заверить тебя, что боль проходит. Потерять ребенка – не большая редкость, но такая утрата противна природе. – Канта отставила кубок. – Я вижу, как крепко ты любишь Сию. Может, потому и пошла за тобой. Ты заслужила легкую жизнь, Тунува, – ты, сохранившая доброту вопреки тому, как жестоко с тобой обошлись.
Тунува, дотянувшись через стол, накрыла ладонью ее руку. Канта замерла.
– Канта, – сказала Тунува, – твоя боль – не моя боль, но она мне понятна. Мне жаль.
Их пальцы сплелись.
– И я сожалею о твоей. – Канта с натугой улыбнулась. – Прошу тебя, Тунува, ложись спать. Ты устала.
Она вышла на балкон. Тунува допила вино и легла на кровать, впервые за долгие месяцы погрузившись в мысли о нем.
За окном темное море омывало берега Карментума.
49
Юг
Сначала Тунува ушла в сон, словно в глубину под волнами. Когда она открыла глаза, рядом с ней на кровати лежала Эсбар, гладила ее по волосам. И улыбалась, как заря. Тунува с облегченным вздохом потянулась к ней. Эсбар пришла, потому что любит – ее и Сию.
Когда их губы встретились, Тунува насторожилась. Где-то гудели пчелы. Они роем вылетали из Эсбар, из ее горла, проникая в Тунуву. Она вскрикнула и проснулась – грудь тяжело вздымалась, холод охватил тело.
– Тува?
Канта подняла голову. Огонь почти прогорел, комнату поглотили тени.
– Все хорошо, – отозвалась Тунува. – Просто сон.
Она села, подтянула голые колени к груди.
– Хочешь поделиться? – спросила, повернувшись к ней, Канта.
Тунува прижалась щекой к стене. Рассказывая, она бы словно предала Эсбар, но ей так хотелось выгнать сон из головы на свет.
– У меня кошмары про Эсбар.
– Что в них происходит?
– Она причиняет мне зло. – Тунува наморщила лоб. – Не знаю, откуда у меня такие мысли. Она не давала мне повода себя бояться или не доверять. Меня это… тревожит.
– Я знавала когда-то одну снежную провидицу, мудрую женщину из Хрота. По ее словам, сны – это скрытая нами правда.
– Эс никогда не делала мне зла.
– Намеренно – нет. Но для нее долг важнее прочего.
– Наша любовь к Матери превыше всего.
– Бывает любовь, которая требует большей близости. – Встав на колени перед огнем, Канта подложила припасенные в нише поленца. – Знаю, сестры в обители верят, что не следует слишком привязываться к своей плоти. Должно быть, трудно вспомнить об этом, когда Лазийская пуща отняла у тебя сына.
Тунува закрыла глаза. Она вновь ощутила под собой размокшую землю, капли дождя на коже, запах глины. «Оставь меня, – шептала она лежащей рядом Нинуру. – Дай умереть».
«Ихневмоны не дают маленьким сестрам умереть».
– Ты, верно, много знаешь о сидене, – сменила тему Тунува. – Можешь объяснить, почему Огненное Чрево, создавшее такую тварь, как Безымянный, в то же время засветило апельсиновое дерево?
Канта вернулась на место.
– Деревья сидена, как и маги, – единственный естественный выход содержащейся в Огненном Чреве магии. Мы забираем излишки, чтобы не дать ему опасно раскалиться, – пояснила она. – Безымянный – урод. Ошибка природы, возникшая от слишком быстрого прорыва магии.
– Так мы, маги, не такие, как он?
– Нет. Мы берем лишь столько сидена, сколько нам предложено. – Канта расчесывала пальцами влажные волны волос. – Тунува, как ты поступишь, если Сию не захочет вернуться в обитель?
– Она еще ребенок, – пробормотала Тунува, отводя взгляд. – Я не могу оставить ее одну в целом мире.
– Мы ее найдем, – сказала Канта. – Обещаю.
Тунува хотела бы ей поверить. В голосе Канты ей слышалась правда.
Проснувшись с рассветом, она увидела Канту уже одетой – в кожаных сандалиях и шелковом платье цвета заката. Женщина расчесывала волосы.
– Доброе утро, Тува, – сказал она. – Я подобрала тебе новую одежду, чтобы нам здесь не выделяться.
– Спасибо. – Тува разминала затекшие плечи. – Ты так рано ходила в лавку?
– Когда ты уснула. В городе есть и ночной рынок.
– Ты говоришь на карментском?
– Да, хотя здесь почти все говорят на таанском наречии лазийского.
Тунува накинула складчатую полотняную сорочку, натянула светлые шаровары и поверх затянула перевязь. Отказавшись от сандалий, она снова надела запыленные сапоги и дорожный плащ, укрывавший ее копье. Наконец она взяла в руки плат, как будто из мягкой бурой шерсти, но, когда поднесла его к свету, ткань обернулась в руках чистым золотом.
– Морская шерсть. – Канта отложила гребень. – Мне подумалось, она будет тебе к лицу.
– Канта, я не могу ее принять. Морская шерсть стоит…
– На побережье она дешевле, а у меня остались монеты. Кому нужно богатство, если им нельзя поделиться? Ты была ко мне добра, Тува. Давно никто не бывал со мной так добр. – Канта чуть заметно улыбнулась. – Знаешь, в мое время отказ от подарка считался оскорблением.
Тунува не без облегчения улыбнулась ей:
– Спасибо.
Шаль казалась на диво тонкой, но когда легла на плечи, стало ясно, что такая сумеет отогнать ночной холод. Отдать бы ее Сию, когда та найдется. Сию всегда любила красивые вещи.
– Пока мы здесь, хочу тебе кое-что показать. – Канта прошла к двери на балкон. – Эта гостиница называется «Конец Эдина». Ты знаешь, что она самая дорогая в городе?
Тунува повела бровью. Спалось здесь удобно и спокойно, но в Карментуме попадались заведения куда роскошнее. Канта, словно прочитав мысли, поманила ее к себе:
– Ты уж мне поверь.
Она протянула руку. Тунува вышла на балкон, и у нее перехватило дух.
Заря окрасила пустыню румянцем. С высоты Одинокого холма им виделось море за городской стеной – море без воды, море лиловых цветов. Они цвели вокруг величественной арки из светлого выветренного камня – арки, похожей на малую гору.
Она была высечена и выбита ветрами из возвышения пустынной почвы и поднималась в высоту на тысячу локтей или выше. За ней соляная равнина, сколько хватал глаз, стелилась чистой белизной.
– Унгулус, – выдохнула Тунува. – И Эрия.
Она ухватилась за перила:
– Не думала, что увижу…
– Сомневаюсь, есть ли на свете более величественное зрелище, – кивнула Канта.
Тунува смотрела, пока не заболели глаза. Бесконечные солончаки, которые каким-то чудом преодолела горстка Радостных. Она вообразить не могла, как страшно было Сутту Сновидице решиться на такое путешествие.
– Идем, – позвала Канта. – Давай разыщем Сию.
В этот час над городом еще стояла холодная дымка. Они спустились по лестнице в утреннюю суету, где собирались у колодцев люди и открывали свои двери храмы зеркальщиков. Обходя холм с севера, Тунува пыталась замечать все лица, но скоро поняла, что это невозможно: на улицы уже высыпали тысячи карментцев.
– Начнем с гильдии пекарей, – перекрывая уличный шум, сказала Канта. – Это недалеко.
Тунува ждала перед зданием с куполом и двумя ловушками для ветра, радуясь, что с ней Канта. Все сестры умели идти по следу, но Тунува всегда была склонна