вызовом. Не просить, а требовать, и ни в коем случае не давать слабину. Мертвые очень хорошо чувствуют страх и нерешительность. Нондер, к слову, теперь тоже острее ощущал действительность.
Тени недовольно зашуршали, а потом пришел ответ:
«Мы приведем тебя туда, где были совершены убийства. Следуй за нами».
Лич задумался, а не ловушка ли это. Но тут же одернул себя: что бы его не ждало за поворотом, он справится с любой напастью. Теперь неприятности будут у тех, кто окажется у него на пути. К тому же, фантомы должны ощущать его могущество, а значит, не посмеют обмануть. Слабые мертвые всегда трепещут перед более сильными существами.
Фантомы снова указали ему на узкий провал в скале. Черный ход уводил в неизведанные глубины лабиринта пещер, куда, возможно, не ступала нога смертного.
Нондер шагнул во тьму и тут же услышал знакомый писк. Сколопендры. Сразу три гигантских насекомых ринулись к нему по узкому пещерному коридору. Лич поднял руку, надменно ухмыльнулся. Клуб тьмы вырвался из ладони и поразил сначала одну сколопендру, а потом сразу вторую и третью. Безжизненные, пустые тела насекомых рухнули на землю. Как же быстро он теперь мог отнимать жизни!
Снова писк, на этот раз дальше, из глубины пещеры. Похоже, сегодня ему придется пробиваться с боем. Хотя какой тут бой, если враги не могут оказать даже малейшего сопротивления?! Он просто будет выжимать из сколопендр жизненные силы, словно из лимонов — сок.
Тьма ничуть не мешала, он видел сквозь нее так же хорошо, как и при свете дня. А еще он ощущал впереди, под землей, в сотнях узких и широких пещерных проходах многочисленное мерцание жизни. Гигантских насекомых было много, настолько много, что лич был уверен: скоро он утолит свой непомерный голод.
Волны били о борт шлюпки, обдавая легкими брызгами походную накидку Булфадия. Талли сидел напротив, работал веслами как заправский гребец. Мешок с лютней лежал у него на коленях. Чародей смотрел вперед, на приближающуюся стену Барьера, через которую им нужно было как-то пройти. Он еще не придумал как. Решил, что разберется на месте.
— Зря ты со мной поплыл, — сказал магистр, не в силах больше слушать всплески воды да свист ветра. Парень все время задумчиво молчал. Магистр понимал, что нервы молодого барда натянуты до предела. Он был смелым парнем, но возраст и неопытность все равно брали верх.
— Нет, не зря. Кому-то же надо управляться с лодкой, — натянуто улыбнулся Талли.
— Хочешь сочинить балладу о нашем путешествии?
— Почему бы и нет, — как бы невзначай пожал плечами лютнист. — Мне нравится петь и играть. А еще я думаю, что лучшие песни сочиняют очевидцы.
— Там, в море, тебя спасли боги. Такого больше может не повториться. Околос — опасное место, двое дефенов погибли там за два дня.
— Так, может, потому боги меня и спасли, чтобы я сочинил балладу о вашем походе и прославил в веках? И погибшие дефены станут героями, о них будут помнить всегда.
Булфадий не ответил. Он будет только рад, если слова парня окажутся пророческими.
Почти прозрачное магическое полотно Барьера было уже близко. Глядя на него, магистр задумался о тех бессонных ночах и мучительных днях, потраченных Богоподобными Творцами на его создание. Даже отсюда, с расстояния, ощущалось, сколь могущественная магия была заключена в защитном куполе. Наверное, для древних чародеев он действительно играл значимую роль. И не важно, оберегал Барьер внешний мир от чего-то зловещего или же, наоборот, таил что-то недоброе и безумное под собой, он, Булфадий, должен исполнить свой долг, чего бы это ни стоило.
Воздух внезапно задрожал, и Хранитель Барьера ощутил сильный порыв ветра. В ушах загудело, как от грома сотен медных труб. И без того неспокойная вода пошла рябью, лодку закачало.
— Неужели шторм начинается? — затревожился Талли и глянул вверх. — Небо чистое, туч нет. И откуда такой ветер взялся?
Булфадий крепко ухватился за края шлюпки. Утлое суденышко стало разворачивать. Парень лихо работал веслами, но его усилий было недостаточно. Неизвестно откуда взявшийся ураган был в разы сильнее обычного человека.
Что-то здесь не так, подумал Булфадий, глянув на Барьер. И все понял. Купол, тысячелетия назад созданный Богоподобными Творцами, начал разрушаться. Магическая ткань истлевала прямо на глазах — выглядело это так, словно жирные разводы стекали с чистого стекла, делая его удивительно прозрачным.
— Барьер рушится! — громко сказал магистр, чувствуя, как к горлу подкатывает отчаяние.
Они не успели! Никто не успел!
— И что теперь будет? — спросил лютнист, продолжая бороться со стихией, силы, которой только росли.
Хранитель Барьера не ответил. Он не знал. Никто не знал. Сотни лет Последователи следовали строго выверенному плану, и вот настал момент истины: никому-то иному, а именно ему, Булфадию из Огонеппа, выпала великая честь отправить дефенов в великий поход. Но он не справился. Хранитель Барьера не смог совершить то, для чего был выбран судьбой.
Он подвел не только своих предшественников, но и самих Богоподобных Творцов!
От острова исходили, словно отталкиваясь, огромные волны. Небо было ясным, но здесь, у самого купола, творилось нечто невообразимое.
Булфадий почувствовал: от умирающего Барьера исходят сильнейшие магические волны. Они все накатывали и накатывали, порождая магическую бурю в дополнение к настоящей. Любое, даже самое слабое, заклинание в таком хаосе может стать убийственным. Безобидная искра способна взорвать корабль, а тусклый луч света — ослепить любого, кто на него взглянет. Поэтому что бы сейчас ни случилось, ни в коем случае нельзя применять магию.
Булфадий оглянулся на корабль — судно раскачивалось на волнах с неистовой силой. Сквозь шум урагана можно было разобрать крик матросов и ругань Зигмунда. Барк стоял на якоре, и пока что выглядел неповрежденным.
Волны становились больше и били о борта шлюпки все сильнее и сильнее. Вода попадала внутрь, брызгала крупными холодными каплями со всех сторон. Магические обрывки заклинания, которое недавно скрепляло Барьер, витали вокруг неприкаянными призраками.
— Господин чародей, — прокричал Талли. — Ветер становится сильнее, я не могу совладать с лодкой.
Булфадий понимал, к чему ведет парень — ему хотелось вернуться на барк, оказаться в тишине и сухости. Правда,