Читать интересную книгу Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - Эдуард Эррио

Таким образом, в основе лежит воспитание масс. Для такой нации, как Франция, с ограниченной рождаемостью и обилием иностранной рабочей силы, проблема формирования кадров имеет исключительно важное значение. Франция не может добиться количественного превосходства. Поэтому всеми средствами и любой ценой она должна сделаться нацией качества. Отсюда необходимость национальных профессиональных школ для всех ведущих специальностей. Затем для создания кадров руководителей понадобятся не только центральные школы, технические училища, высшие школы коммерческих наук, но и специализированные институты (оптика, мукомольное дело, керамика, фотография, кинематография, кожевенное дело, электромеханика). Инженер найдет в этих заведениях лаборатории. Таким образом, техническое образование будет связано с высшим образованием, и будет обеспечено независимое и единое развитие культуры.

Так представлял я себе в 1927 году план технического образования, над которым я работал с помощью выдающегося директора г-на Эдмона Лаббе, одного из лучших сынов Франции. Я полагал, что, организованное таким образом, оно сможет не хуже, чем классическое образование, способствовать формированию общих идей. В своем выступлении в палате мне пришлось вновь затронуть вопрос о светском обучении, вокруг которого столько было и еще будет ожесточенных споров и конфликтов. Будучи противником монополии образования, я напомнил указания людей, подобных Жюлю Ферри. С того дня, когда страна объявит обязательное обучение, иначе говоря, соберет в публичных школах детей самого различного происхождения и взглядов, она должна будет быть нейтральной во всем, что касается домашнего воспитания и личной совести. Это фанатизм – стремиться, как это иногда делали, превратить принцип светского обучения в антирелигиозный прагматизм. Но фанатизмом является и желание подчинить образование религии какой-либо одной группы, даже если эта группа самая значительная в стране. Я не был согласен с господином Деа, считавшим, что светская мораль должна быть моралью социальной борьбы. Светская мораль должна быть вне партий и над всеми партиями.

* * *

В своих инструкциях по министерству от 25 июля 1928 года я анализировал реформу, предусмотренную статьей 89 финансового закона от 27 декабря 1927 года. Прежде всего совершенно очевидно, что новый порядок бесплатного обучения не должен привести к отмене конкурса на стипендии. Бесплатное обучение касается только экстерната, и каждый ученик, желающий добиться стипендии контролируемого экстерната, полупенсии или интерната, должен предстать перед конкурсом. Я особенно настаивал на духе, которому необходимо следовать при проведении реформы.

«Следует обратить внимание, – говорилось в циркуляре, – что расходы, возлагаемые на государство законом от 27 декабря 1927 года, не должны быть превышены. Реформа должна исходить из существующих основ бюджета; нельзя допустить, чтобы она привела к увеличению числа преподавателей или количества дополнительных часов. Чтобы не нарушать существующих финансовых границ, необходимо воспрепятствовать излишнему увеличению числа учеников в публичных средних учебных заведениях, к тому же этот приток учеников не нужен и даже вреден. Дело не в том, чтобы увеличить число кандидатов на степень баккалавра, а в том, чтобы облегчить доступ к среднему образованию тем детям, способности которые позволяют им это, но которые лишены этой возможности в силу имущественного положения своих родных. Бесплатное обучение должно поднять уровень среднего образования, сделав его доступным для наиболее способных, вместо того чтобы быть привилегией людей малоодаренных, но способных его оплатить.

Чтобы определить количество учеников, которое можно принять в каждый из классов средней школы, где законом было установлено бесплатное обучение, нужно учитывать нормальное развитие, на которое может рассчитывать каждое учебное заведение в соответствии с количеством имеющихся учеников. Если взять учебные заведения, в которых закон от 27 декабря 1927 года получит немедленное применение, то общее число не должно будет превышать 15-20 человек на класс в коллежах, где в настоящее время в средних классах насчитывается менее 80 учеников, и 30-35 человек в тех коллежах, где в настоящее время количество учеников в средних классах колеблется от 100 до 200 человек.

Очень важно, кроме того, чтобы у родных не возникло иллюзий, будто вступить в публичное среднее учебное заведение можно без всяких условий, так сказать, по праву, важно также дать почувствовать самим ученикам, которые хотят воспользоваться преимуществами образования за счет государства, что они должны прежде всего заслужить это своим серьезным трудом. Это еще одно соображение в пользу ограничения контингентов…

В конце пятого и даже четвертого класса следует ввести очень строгий переходный экзамен. Поскольку среднее обучение является бесплатным, но не обязательным, ни один ученик не может претендовать на продолжение обучения лишь на основании того, что он его начал. Только труд, прилежание и успехи могут обеспечить ему это право».

Эти инструкции впоследствии дополнил министр Пьер Марро циркуляром от 15 июля 1930 года, когда парламент распространил эту меру в отношении шестых классов на все наши средние учебные заведения. Он подтвердил, что целью реформы является не увеличение числа обучающихся в средних учебных заведениях, а защита классического образования – путем компенсации его длительности бесплатностью, а также повышение уровня этого образования – путем приобщения к нему наиболее достойных детей для подготовки национальных кадров. Как удачно и метко выразился г-н Леон Берар, «нужно искать ум там, где он есть». Министр советовал разработать для набора учеников возможно более гибкую систему, которая учитывала бы то, что есть порой капризного в развитии ребенка. «Нашим лозунгом должно быть – не исключать из классов никого из тех учеников, которые сейчас в них обучаются, кроме самых отъявленных тупиц, и привлекать взамен извне всех, обнаруживающих способности».

В декабре 1926 года умер Жан Ришпен. От имени правительства я провожал в последний путь писателя, другом которого я был, последнего романтика, ученика и литературного наследника Гюго, старого трубадура, певца униженных и страдающих, певца маленьких детей, убаюкиваемых в корзинках, и калек, просящих милостыню под дождем. Это был истый француз, несмотря на его некоторые словесные крайности периода юности; он был гидропатом и, как Борель (Петрюс), страдал ликантропией. Автор «Ласк» и «Богохульств», на которого так часто нападали за его смелость, умилялся нашим пейзажам, умирающему дереву, пересохшему ручейку, его всегда трогали все эти отверженцы природы, пустыри в пригороде, которые он сравнивал с ржавыми озерами. Он предпочел ярмо ремесла рабству в роскоши и жил вольным кочевником земли и морских просторов. На морском берегу на его столе Франциск Ассизский стоял рядом с Вийоном. Он был первоклассным лектором и блестящим рассказчиком, особенно когда делился своими воспоминаниями школьных лет, своими приключениями партизана в армии Бурбаки или театральным дебютом вместе с Андре Жилем; он живо рассказывал о том осуждении, которое вызвала его «Песня босяков», и о своих матросских скитаниях. Он начал свою карьеру в тюрьме Сент-Пелажи и закончил ее во Французской академии. Он рассказывал, как ему довелось видеть Наполеона, когда его отец – военный врач захватил его с собой, отправляясь к управляющему Дома инвалидов, в тот день, когда императора перекладывали в новый гроб.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});