Состав правительства был опубликован 20 июля в «Журналь оффисьель».
21 июля г-н Моро, управляющий Французского банка, направил министру финансов следующее письмо с копией на мое имя:
«Как я уже имел честь устно сообщить вам вчера вечером, положение счета казначейства в банке еще более ухудшилось за минувший день. Сегодня утром лимит сумм, которыми казначейство вправе законно распоряжаться уменьшился до 60 миллионов франков. Приходится опасаться, как бы его окончательно не исчерпали за сегодняшний день и как бы наша еженедельная сводка, которая будет составлена вечером и опубликована завтра, не обнаружила превышения законного лимита авансов государству, в связи с чем банк был бы вынужден приостановить по всей стране платежи по счету казначейства.
Дабы немедленно обеспечить казначейству необходимые средства в ожидании результатов тех мер, которые ваш предшественник хотел осуществить, последний собирался уступить банку свободный остаток валюты, сохранившийся от займа Моргана.
Я дал ему знать в своем письме от 19 июля, что генеральный совет согласился бы на эту операцию на условиях, изложенных в этом письме, и после того как правительство получит разрешение парламента.
Дабы не повредить мерам, которые надлежит принять правительству, чтобы обеспечить в дальнейшем регулярный приток средств казначейства, если только ваше министерство не располагает ресурсами, могущими быть реализованными немедленно, вроде тех, которые мог бы ему дать, например, учет части его портфеля, я считаю уступку упомянутой валюты, сегодня же одобренную обеими палатами, единственным средством избежать опубликования завтра задолженности казначейства банку и приостановки платежей, которое неизбежно последует за этим».
Нам приставили нож к горлу. Мне было известно отношение г-на Моро к левым политическим деятелям. Я выслушал его во время беседы, на которую он позднее сослался в статье в «Ревю де дё монд». Я показался ему очень смешным со своими разговорами о беспокойстве патриота, как и любой француз, верящий в возможность вести в такое время подобные разговоры с другим французом. Я был, очевидно, приговорен заранее. Но, конечно, меня заботила не судьба моего правительства. Я лишний раз убедился в том, как в трагические минуты власть денег торжествует над республиканскими принципами. В государстве, являющемся должником, демократическое правительство – раб. После меня в этом могли убедиться и другие. Будем надеяться, что этой муки избегнут впоследствии остальные! Если бы поставленная таким образом проблема оставалась бы неразрешимой, это противоречие имело бы для капитализма тяжелые последствия.
Во всяком случае, у нас не было выбора. Мы решили ускорить созыв палат и, прежде чем излагать наши финансовые проекты, потребовать голосования доверия, необходимого для всякого правительства, и одобрения проекта Моргана. Против нас была развязана кампания. Она дошла до форменного призыва к убийству. Сформированное мною правительство было в свою очередь опрокинуто. По крайней мере мне удалось заявить о своем убеждении, что страна должна «сама себя спасти». «Мы являемся принципиальными сторонниками абсолютной независимости ее действий во всех областях, – заявили мы. Амортизационная касса должна быть независимой, и мы склонны утвердить ее дотации в случае надобности путем конституционных законов… Чтобы вознаградить держателей французских рент за принесенные ими жертвы, необходимо ввести равномерный налог на все статьи актива, не используемые для государственного кредита… Чтобы осуществить эту чрезвычайно срочную меру, мы добились республиканского единства, вполне совместимого с разделениями, к которым привела избирательная система, которую невозможно долее сохранять». Пока палата обсуждала запросы, вокруг Бурбонского дворца происходила манифестация. На бирже разразилась буря. Во вторник, 20 июля, курс фунта стерлингов поднялся до 240 франков 25 сантимов. Но в пятницу, 16 июля, то есть до моего выступления, он котировался в 208 франков 75 сантимов. В среду, 21 июля, перед моим падением, курс фунта был равен 222 франкам 75 сантимам.
Кабинет Пуанкаре (июль 1926 года – июнь 1928 года)
Единая школа
Формирование кабинета было поручено г-ну Пуанкаре. Сделав мне первый визит вежливости, он при втором свидании, 23 июля, ближе к полудню, попросил моего сотрудничества. Он заявил мне о своем намерении создать не политический, а национальный кабинет, правительство франка. Он резервировал четыре портфеля для партии радикалов и радикал-социалистов, два – для партии независимых социалистов и один – для радикальной левой. Поскольку он сам должен был немедленно дать ответ, он просил меня. сообщить ему мое решение не позднее середины дня.
Одно было несомненно. Ни в случае отказа, ни в случае согласия я не мог посоветоваться со своей партией. Я должен был принять решение самостоятельно. Я не в силах выразить, что я пережил в этот момент; впрочем, каждый человек с сердцем меня поймет. Я был разбит, но я сражался. Лишенный поддержки части левых, я вынес со своими друзьями-радикалами всю тяжесть борьбы. При данном составе палаты мой отказ делал невозможным создание правительства или большинства в палате, тогда как положение ухудшалось с каждым часом. Я думал о том, что приостановка платежей банком может привести к гибели республики – в результате обесценения национальной валюты, повышения цен и снижения реальной заработной платы. Я не хочу произносить громкие фразы, говорить о жертве во имя родины. И все же я думал о своей стране больше, чем о себе. Я знал, сколько это вызовет ненависти и злобы со стороны тех, кто, может быть, оставался на берегу, пока я барахтался в потоке, но я согласился.
Надо полагать, что финансовые трудности носили отчасти искусственный и политический характер. Едва было создано правительство Пуанкаре, как непосредственная угроза исчезла как по волшебству. Правительство смогло разработать свою программу и найти время, чтобы заставить одобрить ее. Я получил удовлетворение в одном важном пункте. Финансового оздоровления решено было добиться без помощи внешних займов. В законе, принятом парламентом, налоги на потребление составляли не более трети того, что взимали с налогоплательщиков. Цена на хлеб снизилась. Приобретенное богатство впервые вынуждено было чем-то поступиться. Налог на первую передачу собственности, введения которого я требовал и добился, представлял, в сущности, семипроцентный налог на капитал, распространявшийся отныне на все передачи недвижимой собственности и прав на недвижимую собственность, торговых предприятий или клиентуры, так же как на обмен и раздел тех же имуществ. Таким образом, приобретенное богатство должно было непосредственно содействовать погашению долга и финансовому оздоровлению страны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});