В сущности, я оказался в таком же положении, как Вандервельде в Бельгии или Самба и Гед во Франции.
В четверг, 20 мая 1926 года, Генеральный совет бельгийской «рабочей партии» и Национальный комитет «Синдикальной комиссии» собрались в Народном доме в Брюсселе, чтобы обсудить предложение о вхождении в состав правительства, сделанное «рабочей партии» г-ном Жаспаром. Собрание выразило согласие 63 голосами против 11 при 3 воздержавшихся, подразумевая, «что дело идет о правительстве Национального единения временного характера, созданном прежде всего с целью оздоровления финансового положения страны». («Le Peuple», 21 mai 1926.)
И все же несомненно, что политическая свобода была, как мне представлялось, вновь жестко ущемлена. Во Франции и в других странах держатели ценных бумаг, банкиры, стояли над политическими деятелями, они были подлинными хозяевами Франции, незримыми, но вездесущими. Разрешите в заключение привести еще несколько цифр. С апреля 1924 года по октябрь 1926 года, то есть за тридцать месяцев, казначейству пришлось уплатить в денежных знаках по краткосрочному или текущему долгу, помимо бюджетных платежей, 18 миллиардов 248 миллионов по внутреннему долгу и 4 миллиарда 320 миллионов по внешнему долгу, то есть всего 22,5 миллиарда. За это время казначейство получило в декабре 1924 года в виде компенсации в качестве внебюджетных ассигнований лишь одну эмиссию казначейских билетов сроком на десять лет на сумму 4 миллиарда 912 миллионов. В конечном счете за эти тридцать месяцев казначейство было вынуждено уплатить без компенсации по краткосрочному долгу и по текущему долгу сумму в 17 миллиардов 656 миллионов.
Я сохранил горячую признательность друзьям, которые меня не покинули. В газете «Пти провансаль» от 12 сентября 1926 года Жорж Понсо дружески поддержал меня против тридцати социалистов-избранников Лиона, требовавших моей отставки с поста мэра города. В «Котидьен» от 29 сентября 1926 года публицист-демократ Пьер Бертран, с его жесткой и ясной логикой, делал следующий вывод из событий: «В кризисе, через который прошла Франция и из которого она еще не вышла, важно не банкротство «Левого блока» и не разногласия в лагере радикалов или робость социалистов, – важно то, что весь мир увидел власть денег над всеми органами общественной власти». Я принял портфель министра просвещения.
Очутившись на улице Гренель, я пожелал посмотреть свое личное дело. Уже в приемной начальника отдела среднего образования в незапертом шкафу я обнаружил копии моих аттестатов. Я довольно быстро удостоверился в том, как мало что изменилось с тех пор, как Куртелин писал здесь «Господа чинуши». Во главе крупных отделов я встретил товарищей, с которыми работал в полном контакте. Одной из особенностей характера питомцев университета является их чувство собственного достоинства и независимости. Меня восхищали доклады одного из таких генеральных инспекторов. Его характеристики были точны и кратки. Самонадеянный профессор был определен следующим образом: «Образцовая ограниченность». Старого чиновника заставили назначить в младшие классы одного из парижских лицеев приятельницу влиятельного человека. Он написал о ней: «Несравненная метресса»[109].
Меня иногда посещали выдающиеся люди. Однажды Жюль Камбон пришел ко мне по поводу рекомендации. Я сохранил к нему глубокую признательность и огромное уважение. Окно моего кабинета выходило в крошечный садик, где рос огромный платан, который так любил Жорес. Несколько минут Камбон предавался размышлениям: «Видите ли вы ту узенькую аллею, проходящую вдоль стены? – сказал он мне. – Я прогуливался по ней с Жюль Симоном, который пригласил меня в качестве сотрудника, когда Тьер поручил ему министерство просвещения в кабинете «умиротворения» 19 февраля[110]. Грохотали пушки инсургентов. Я возмущался ужасами гражданской войны. «И все же, – ответил мне Жюль Симон, – только она является законной». Странное признание со стороны человека, которого повстанцы держали пленником в ратуше!»
Меня беспокоило состояние национальной обороны.
12 января 1927 года в Елисейском дворце собрался Высший совет национальной обороны под председательством г-на Думерга, президента республики, и в присутствии вице-председателя, маршала Петена. Было принято следующее решение: «Принимая во внимание пограничную линию, скопление промышленных предприятий и близость Бельгии, невозможно осуществить то, что называется непосредственным укреплением северной границы. Оборона этой границы должна заключаться в создании обороны в Бельгии или обороны в тылу…»
* * *
Я посвятил себя главным образом проблеме так называемой единой школы по причинам, не утратившим своего значения и до сих пор. Именно среднее образование, через экзамен на степень бакалавра, сам по себе довольно бессмысленный, открывает доступ не только к высшему образованию, но и в специальные высшие учебные заведения и ко всем постам в общественных учреждениях, ко всем свободным профессиям. До тех пор пока это образование остается в какой-то степени классовым образованием, весь режим, на основе которого подбирается во Франции руководящая верхушка, будут считать в свою очередь противоречащим принципам истинной демократии. Всем гражданам, каково бы ни было их происхождение, должно быть предоставлено право доступа к любым должностям, руководствуясь при этом лишь их способностями и заслугами, – этот принцип неотъемлем от истинного понимания справедливости. С ним связана идея единой школы и бесплатность среднего образования, идущего вслед за начальным. Начиная с 1925 года были приняты некоторые меры, подготовившие эту реформу.
Со времени своего создания лицеи и коллежи дают не только среднее образование. Во все времена туда принимались дети самого младшего возраста для получения начального образования, отличающегося от образования в начальных школах, причем в коллежах и лицеях учителя имели специальное звание. Таким образом, это образование принадлежало фактически и юридически одной буржуазии. Следовательно, первая задача, которую надо было решить для подготовки единой школы, – это ликвидация этой двойственности образования. Это было достигнуто в результате четырех последовательных мероприятий: 1. При нашем правительстве 1924-1925 годов ученики публичных начальных школ могли быть приняты в начальные классы лицеев и коллежей на условиях бесплатного обучения и с учетом вакантных мест. 2. Декрет от 9 января 1925 года устанавливал единый конкурс на стипендии – отныне один и тот же экзамен открывал двери как в высшую начальную школу, так и в лицей или коллеж. 3. Декрет от 12 сентября 1925 года вводил единый преподавательский состав для начальных классов средних школ и для публичных начальных школ; таким образом, отменялся специальный преподавательский состав для начальных классов. По мере открытия вакансий прежний персонал заменялся преподавателями начальной школы. 4. Наконец, была установлена единая программа преподавания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});