остановились у черной чугунной ограды, окружавшей участок, да и всю территорию “Сан-Суси”, Питер хорошенько тряхнул забор, и отца пробрала дрожь.
– Ты же не попросишь меня залезть и на этот, правда?
– Только если ты сам захочешь, – ответил Салли. – Там дальше вообще-то проход. – И он указал на место, откуда накануне волшебным образом выехал самосвал.
По правде говоря, меньше всего Салли хотелось, чтобы Питер лез на этот забор, хотя штыри, некогда его венчавшие, давным-давно спилили. Полчаса назад, на дворе строительной компании “Тип-Топ”, когда Питер застрял наверху проволочной ограды и едва не свалился, Салли вдруг так живо заметил симметрию между этим воображаемым происшествием и другим, полувековой давности, когда Большой Джим потряс забор и насадил мальчишку на штырь, что даже не сомневался: сейчас тот кошмар повторится. Ему вдруг показалось совершенно естественным, что из-за него случится то же самое, что некогда из-за его отца, только еще ужаснее. И когда это случится, он, наверное, поступит в точности как его отец, и в те считаные секунды, пока Питер не поймал равновесие, Салли воображал не только как сын налетит на штыри, но и как он, Салли, будет объяснять Вере, что стало с их сыном, с тем самым сыном, которого она так старалась уберечь, разлучив с отцом, с тем сыном, которого Салли и сам старался уберечь, не препятствуя Вере, но в конце концов погубил его. Вот о чем Салли думал, стоя у дверей “Белой лошади”.
– Ты хоть знаешь, что это за место? – спросил Салли.
Питер окинул дом взглядом в тусклом свете далекого уличного фонаря.
– А должен?
Салли пожал плечами:
– Наверное, нет. Я думал, вдруг мать тебе показывала. Это дом твоего деда. Дом, в котором я вырос.
Питер, похоже, не проникся важностью этого известия, если вообще счел его важным, он разглядывал царапину на ладони, и Салли, заметив это, понял, до чего они разные и как много он потерял, предоставив Вере воспитывать сына. Но не будешь же сейчас читать ему нотацию. По всей вероятности, за первые тридцать пять лет жизни характер Питера уже сложился. И все равно Салли так и подмывало сказать ему: “Хватит пялиться на царапину. Ты только что проверял, там ничего не изменилось и не стало хуже”. На травмы не следует обращать внимания, как и на свои карты в покере, они не изменятся, сколько на них ни смотри. Как и на колено Салли – он позволял себе осмотреть колено всего один раз, утром после пробуждения, и потом весь день не обращал на него внимания, – как и на все ошибки, которые мужик делает в жизни. Можно, конечно, тревожиться из-за них, расковыривать, как болячки, но лучше все же не трогать. Вот бы сказать это все сыну, но Питеру тридцать пять, воспитывать поздновато.
– Может, он тебе для чего-нибудь пригодится? – спросил Салли.
Питер посмотрел на отца, на покосившийся дом, опять на отца. Салли догадался, о чем думает сын. Дескать, не очень понятно, кому и зачем может понадобиться эта развалюха. Умом Салли понимал, что Рут права и что земля, на которой стоит дом, явно чего-то стоит, тем более что земля эта граничит с территорией “Сан-Суси”, но, глядя на посеревшее, видавшее виды строение, трудно представить, что кому-то настолько нужны деньги, чтобы попытаться сбыть его с рук.
– Конечно, – ответил Питер. – Как летний домик.
– Я понимаю, – сказал Салли, – с виду дом ничего не стоит, но, по всей видимости, он принадлежит мне, и я охотно сбагрил бы его кому-то другому.
Питер смотрел на дом.
– Я тебя понимаю, – сказал он.
Салли не хотел злиться на Питера, но все равно раздражался. Меньше всего на свете он любил пользоваться чужой логикой и понимал, что сейчас вынужден это сделать. Он должен сказать то, что сказала бы Рут, будь она здесь.
– Ты не на то смотришь, – без особой уверенности сообщил он сыну. – Если бы владельцем был ты, то, наверное, первым делом снес бы дом и обломки продал как отходы. А вот за участок, скорее всего, дадут несколько тысяч. Выплатишь налоговую задолженность, продашь его и прибыль положишь в карман.
– Ты можешь сделать то же самое, – небезосновательно указал Питер.
Салли решил умолчать о настоящей причине – о том, что он не желает иметь ничего общего с Большим Джимом Салливаном, живым или мертвым, – все равно никто и никогда не находил ее убедительной, и Питера она вряд ли убедит. Салли вдруг подумал, что Питер вполне мог дать такой же зарок. И возможно, тот еще в силе.
– Мог бы, если бы оплатил налоги, а мне нечем.
– Мне тоже, – сказал Питер. – Я даже не знаю, смогу ли завтра взять напрокат машину. Если мою кредитку не примут, мне придется попросить у тебя взаймы.
Салли задумался, где в таком случае раздобыть денег.
– Я полагал, ты зарабатываешь прилично. – Он нахмурился. – Ты же преподаешь в университете, так?
Питер неприятно усмехнулся, словно намекая, что отец не разбирается в жизни.
– Ты хоть знаешь, сколько получает внештатный преподаватель?
Салли никогда этого не знал.
– Ты занимаешь высокую должность, вот я и думал, что немало.
– Высокую должность? – повторил Питер, точно Салли сморозил глупость.
– Я не знаю, как это называется, – продолжал Салли, – но у тебя же вроде ученая степень?
– Это называется “ниже некуда”, – пояснил Питер. – Ученые степени есть у всех. Если бы ты проучился в своем колледже еще месяц-другой, наверное, даже тебе ее присудили бы.
Салли пропустил оскорбление мимо ушей.
– Тогда зачем ты пошел в преподаватели?
– Чтобы не быть как ты, – выпалил Питер, и Салли подумал, что сын, наверное, давно представлял этот разговор и заготовил ответ. Салли, как обычно, удивился, как легко раздосадовать Питера. Не то чтобы у сына вовсе не было оснований, но в целом общались они мирно, а потом без всякого повода нате вам пожалуйста. – Вообще-то так говорила мама. Это она хотела, чтобы я стал преподавателем.
– Вам обоим нечего бояться, – сказал Салли, – ты не станешь таким, как я.
Питер расплылся в самой раздражающей ухмылке:
– Я не такой сильный, как ты, да?
– Даже рядом не стоял, – ответил Салли, поскольку так оно и было и поскольку ухмылка Питера мигом вывела его из терпения. – Но зато ты умнее, уже что-то.
– Но ты считаешь, что этого мало, – сказал Питер. – Я же вижу.
Салли ответил не сразу, а когда заговорил, постарался тщательно подбирать слова.
– Я никогда не хотел, чтобы ты был как я, – произнес он. – Порой я жалел, что ты пошел в мать, но это другое дело.