узнал бы. И, как нередко бывает с признаниями, откровения сына вызвали у Салли недоумение. Питер так рассказал о случившемся – точнее, обрисовал в общих чертах, – будто бы эти события не имеют к нему отношения и ни капли его не трогают. Он и правда был из тех мужчин, кто за рулем орет на других водителей, но из машины нипочем не выйдет и в драку не полезет. Об отъезде Шарлотты он известил Салли буднично, как бы между прочим, разглядывая прилавок с мясными полуфабрикатами, словно надеялся вычитать на этикетках котлет объяснение случившемуся. Даже взял их в руки и осмотрел.
– Собаки булки не едят, – заверил Салли в ответ на вопрос Питера, не понадобятся ли им булки.
– Ты покупаешь фарш для своей собаки? – рассеянно, безо всякого интереса спросил Питер.
Салли решил ничего не объяснять, пока Питер не проявит искренний интерес.
– У меня нет собаки, – сказал он. – Это для чужой.
На кассе Салли расплатился и схватил упаковку фарша, так что кассирша не успела положить ее в пакет.
– Это лишнее, куколка, – сказал он.
– Чек нужен? – настырно вопросила кассирша.
– Зачем? – спросил Салли.
На улице он бросил Питеру ключи от “эль камино”:
– Ты за рулем.
– А почему ты не взял собачьи консервы? – спросил Питер, выехал задом с парковочного места и свернул на улицу.
– Чтобы наверняка, – пояснил Салли, разрывая целлофановую упаковку. – Вдруг эта собака не любит консервы.
Питер ехал за город, следуя указаниям отца. Салли нашарил в кармане штанов пузырек с пилюлями Джоко. Вытряхнул две таблетки и воткнул в фарш.
– Этого должно хватить, – сказал он, – как думаешь?
Питер недоуменно покосился на мясо.
Салли не удержался от ухмылки. Почему-то люди с высшим образованием неспособны признать, что чего-то не понимают. Его молоденький преподаватель философии такой же – входит в класс, слышит разговор о спорте и притворяется, будто понимает, о чем речь.
– Может, ты и прав. – Салли вытряхнул третью таблетку. Ему самому хватило и двух, но он решил перестраховаться и упрятал в фарш третью таблетку. – Сюда. – Он указал на двор, где Карл Робак держал тяжелую технику. – Давай к задним воротам.
Питер послушно так и сделал, по-прежнему ничего не понимая.
– Жди здесь, – велел Салли и вылез из машины.
Распутин, доберман Карла Робака, уже с рычанием прыгал на изгородь. Салли поискал взглядом щель под забором, куда можно просунуть кусок фарша; Распутин в ярости бросался на изгородь, изо рта у него шла пена. Салли нашел щель, положил фарш на землю и палкой просунул под изгородь. Распутин перестал лаять, за пару секунд проглотил весь фарш и вновь кинулся на изгородь.
– Надеюсь, твои сны окажутся лучше моих, – сказал Салли, вспомнив сон, который снился ему позавчера, когда его разбудил Питер.
– Глазам своим не верю, – сказал Питер, когда Салли вернулся в “эль камино”. – Я только что помог тебе отравить собаку?
– Не-а, – ответил Салли. – Во-первых, это не яд. Во-вторых, ты мне не помог. Твоя очередь впереди. Мы успеем выпить пива.
– Почему бы и нет? – согласился Питер с видом человека, чей день уже невозможно испортить.
– Ты обедал?
Нет, признался Питер.
– Вот и хорошо. – Салли вдруг почувствовал, что проголодался. – Угощу тебя гамбургером.
– Твоего гамбургера мне что-то не очень хочется, – сказал Питер, выезжая на шоссе.
* * *
Уэрф сидел там же, где Салли его оставил. По телевизору над стойкой шел выпуск “Народного суда”, Уэрф и дюжина завсегдатаев пытались предсказать решение судьи. Это был ежевечерний ритуал. Завсегдатаи соревновались, кто угадает больше правильных ответов. Сейчас Уэрф занимал четвертое место – после Джеффа, вечернего бармена, Бёрди, дневной барменши (порой она задерживалась после смены), и Салли, который не особенно верил в правосудие и обычно кидал жребий между истцом и ответчиком.
– Ответчик мудак, – объявил Джефф. У него на все было свое мнение, и он удивительно точно угадывал, как обернется дело. – Судья ни за что не встанет на его сторону.
Бёрди покачала головой.
– Это же суд, – заметила она. – Мудак он или нет, роли не играет.
– В этом ты ошибаешься, – сказал Уэрф. – Судьи любят мудаков не больше тебя.
Уэрф не видел, как они вошли, Салли сделал Питеру знак молчать, подкрался сзади к своему адвокату и пнул его по протезу с такой силой, что тот слетел с подножки табурета и ударил в стойку бара.
– Господи Иисусе! – ахнул Питер, и лицо его исказила гримаса ужаса, как в ту минуту, когда он подумал, что отец намерен отравить собаку. Неизвестно, что удивляло его больше – то, что отец подкрался к человеку и пнул его, или что тот, кого пнули, не почувствовал боли.
– Двигайся. – Салли уселся на табурет рядом с мужчиной, которого только что пнул. – И как это ты вечно умудряешься занять два табурета?
– Я держал его для тебя, – сказал Уэрф.
– Зачем? – спросил Салли. – Я же сказал тебе, что поеду домой.
– Я никогда не верю тому, что ты говоришь, – ответил Уэрф. – И уж совсем не верю в то, что ты в пятницу в половине седьмого вечера якобы поедешь домой. Когда-нибудь, – добавил он, – ты забудешь, какая нога у меня искусственная.
Салли кивнул.
– Я уже забыл, – сказал он. – Просто угадал. Ты знаком с моим сыном?
Уэрф повернулся на табурете, протянул руку Питеру.
– Не понимаю. – Уэрф нахмурился. – Он выглядит как человек образованный.
– Так и есть, – с неожиданной гордостью ответил Салли, пытаясь вспомнить, когда в последний раз знакомил кого-то с сыном. Давным-давно, решил он. – Питер преподает в колледже.
Питер пожал руку Уэрфу.
– Ваш старик до недавнего времени тоже учился в колледже, – сообщил Уэрф. – Наверное, должен был вот-вот чему-то научиться, поэтому и бросил. – И добавил, обращаясь к Салли: – Ты, как всегда, пропустил все интересное.
– Окей, – сказал Салли. – Хватит с меня на сегодня интересного. Кстати, о чем ты?
– Какой-то чувак прямо на Главной подстрелил оленя.
Салли задумчиво нахмурился. Олень вполне мог выйти на Главную. Когда Салли был маленьким, олени щипали траву в “Сан-Суси”. Даже сейчас на рассвете и после первого снега обитатели Главной порой утверждали, будто видели у себя на лужайке оленьи следы, хотя Салли ничего такого не видел.
– Чувак, наверное, решил, что ему повезло, – продолжал Уэрф. – Весь день проторчал в лесу, отморозил яйца, наконец поехал домой, припарковался, взял ружье с заднего сиденья и подстрелил оленя прямо перед собственным домом. В следующем году, пожалуй, просто усядется у окна и будет в тепле ждать оленя.
– Я так понимаю, сам ты этого не видел, – сказал Салли.
Новости в Бате распространялись двумя способами. Быстро и ошибочно.
– Не-а, – ответил Уэрф. – Я