я сам отвезу его в Олбани, вдруг у тебя не получится, – сказал он Салли.
– Получится, – заверил Салли.
– Я впервые за двадцать лет попросил его об одолжении, – вставил Питер якобы в шутку, но в словах сквозила обида.
Салли осенило.
– Давай заедем на минутку ко мне, – предложил он.
– Сейчас? – Голос у Питера был усталый. День и без того выдался насыщенный. Жена его бросила, он украл снегоуборщик, его чуть не загрыз доберман.
– На минутку, – повторил Салли и повернулся к Ральфу: – Я сразу его привезу.
Чуть погодя они подъехали к его дому, Салли вынул ключи из замка зажигания и протянул Питеру.
– На, – сказал Салли. – Ты же вернешься через три недели, так?
– Да, но…
– Бери. – Салли бросил ключи сыну на колени.
– Сперва ты пытался отдать мне дом, теперь вот машину. А дальше предложишь забрать твою женщину?
– Нет у меня женщины. Да и машины нет. Это машина того чувака, у которого мы сегодня сперли снегоуборщик. Он поймет.
– Он поймет, – повторил Питер.
– Да. Я ему объясню.
– А ты на чем будешь ездить?
– Я завтра куплю новый пикап, – сказал Салли. – А эту машину взял на время. Обычно она стоит во дворе, – соврал он.
Питер взял ключи, посмотрел на них с сомнением.
– Меня арестуют, как только я пересеку границу штата, не так ли. – Он вздохнул.
– Не успеют, если ты уедешь сегодня, – возразил Салли. – Ну побесится чувак денек-другой. И все.
– Но я собирался уехать утром, – напомнил Питер.
Салли прочел его мысли.
– Езжай сейчас. А с твоей матерью Ральф разберется. Иначе ты все только испортишь. В этом ты весь в меня.
Питер посмотрел на Салли и вставил ключ в замок зажигания.
– Наверное, мама права, – сказал он, – тебе действительно живется весело. Ты живешь в свое удовольствие.
– Когда получается, – согласился Салли. От того, что он отдал сыну чужую машину, настроение его значительно улучшилось. Почти весь вечер он упрекал себя за то, что в трудную минуту ему нечего дать сыну, тем приятнее сознавать, что он заблуждался.
Они пожали друг другу руки более-менее сердечно, ведь иронию и обиду трудно выразить рукопожатием.
Питер развернул “эль камино” и укатил прочь по Главной, в свете его фар Салли заметил что-то на веранде, остановился и, прищурясь, вгляделся в темноту. Сначала он подумал, что там разлеглась кошка и это кошачьи глаза на мгновение блеснули в луче света. Но, приблизившись, Салли увидел, что никакая это не кошка, а олень, он лежал неподвижно в снегу. Тот самый олень, о котором рассказывал Уэрф, – получается, история была правдой. Салли удивило не столько то, что на террасе лежит мертвый олень, сколько то, что он опутан веревками, точно его сперва связали, а потом пристрелили. Или связали уже мертвого, чтоб не воскрес. Тот, кому поручили убрать оленя, – если, конечно, такой человек был – явно решил, что дело подождет до утра. На оленьих рогах болталась бумажка, и поскольку на ней было что-то написано, Салли наклонился прочесть. “ОЛЕНЬ, НЕ ТРОГАТЬ, – гласила записка, и в уголке пояснение: – ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ”. Записку нацарапали ручкой, и кто-то исправил карандашом точку после слова “олень” на запятую. Секунд тридцать Салли силился разгадать загадку, к чему здесь олень и записка, но в конце концов сдался, радуясь тому, что в этой неизменно странной жизни еще остаются загадки, не имеющие к нему отношения, – заключение, пожалуй, резонное, хоть и ошибочное.
Поднявшись к себе, Салли скинул куртку на подлокотник и рухнул на диван; он вымотался, но все же чувствовал себя лучше, чем, строго говоря, имел право, и он это знал. Когда он проснется утром, дела окажутся бесспорно и значительно хуже, чем когда-либо на его памяти. Щедрые дары Ральфу и Питеру не исправили, а лишь усугубили трудное положение, в которое он попал. И все равно его охватила сонная уверенность в том, что он как-то выкрутится. Решения существуют. Одни находишь, другие принимаешь, третьи желаешь, четвертые тебе навязывают.
Одной из загадок жизни, над которыми Салли бился перед тем, как уснуть на диване, был мерзкий запах, преследовавший его весь вечер. Карл Робак заметил, что у дверей “Лошади” воняет, но когда Салли ушел из таверны, вонь преследовала его по пятам. Ее учуял и Питер – в машине, по пути в супермаркет, – и заметил, что этот запах напоминает ему одно местечко неподалеку от Бока-Ратона, где у них с Шарлоттой был медовый месяц. Потом запах сделался нестерпим, и Салли, невзирая на холод, пришлось открыть окно в “эль камино”.
Он проспал несколько минут и, вздрогнув, очнулся – ему приснилось, что у него гниет нога, отсюда и запах. Как ни странно, во сне он нашел отгадку. Салли взял куртку, порылся в кармане, нащупал дыру в подкладке и за ней тухлую венерку, та раскрылась и перепачкала слизью всю подкладку до другого кармана, где Салли и обнаружил ее под перчатками. Венерка – мелочь, как заметил Уэрф, но Салли, разгадав загадку, не сдержал ликования.
* * *
Внизу, в темной спальне, мисс Берил слышала смех квартиранта. Вообще-то она слышала и как подъехал автомобиль, даже чуть было не встала, чтобы встретить Салли у двери, но передумала. Скоро наступит утро, успеется сообщить ему плохую новость. Если начистоту, сегодня ей не хотелось видеть Салли, не хотелось, поддавшись его обаянию, вспоминать того парнишку, которого они с Клайвом-старшим когда-то очень любили. Инструктора Эда она тоже больше слушать не будет. Она была бы рада не слышать этот нахальный смех, доносящийся сквозь потолок, точно Салли желал развеять ее уныние, точно после того, что творилось за окном ее гостиной, хоть что-то способно развеять ее уныние. И все-таки до чего приятно звучит его смех по сравнению с голосом Клайва-младшего, с этой его хладнокровной интонацией банкира, с этой фразой “разве я не предупреждал тебя”, которую она вынуждена была слушать весь вечер. Он приехал с этой жуткой женщиной, Джойс, сказал, что якобы видел машины полиции, но мисс Берил подозревала, что ему позвонила миссис Грубер. Мисс Берил тогда была потрясена случившимся и не то чтобы не обрадовалась Клайву-младшему – в конце концов, он ее сын, он носит имя того, кто ее любил, кто был звездой ее небосклона. Нет, она была благодарна, что Клайв-младший приехал, что поговорил с полицейскими со спокойной уверенностью человека, который платит им жалованье, и они согласно кивали. Потом она призналась ему, что боится: в этом году Господь обрушит на нее кару, и позволила убедить себя, что Салли (о чем Клайв-младший неоднократно ее предупреждал) и есть та самая символическая ветка, которая на