Историческая справка
Как и все прочие авторы исторических романов, сколько бы их ни было до меня, я глубоко обязана людям, потратившим бесчисленные часы на исследование и описание жизни Древнего Рима. Их труды позволили мне, в силу собственного умения и таланта, поведать, каким был мир более двух тысяч лет назад, когда детей Марка Антония и Клеопатры вывезли из Египта, чтобы в течение нескольких лет воспитывать на Палатине. Возможно, Селена и Александр и кажутся развитыми не по годам; причиной тому — данное им прекрасное воспитание и образование при дворе царицы, одной из ученейших женщин своей эпохи. Подобно сегодняшним детям-актерам, они росли в мире взрослых, к ним предъявлялись «взрослые» требования, и образования Селены, очевидно, хватило для того, чтобы она впоследствии сделалась мавретанской царицей.
Почти все герои этой книги представляют людей, существовавших в реальности, то есть на самом деле окружавших Селену и Александра; обрисовывая судьбы и характеры, я опиралась на сохранившиеся записи. Будь то страсть Августа к театру или возведение Пантеона Агриппой (его имя и по сей день высечено на фронтоне) — я старалась по мере сил придерживаться исторической правды. Пожалуй, самым большим отступлением было создание образа Красного Орла. Персонаж этот вымышлен, хотя существуют свидетельства, что Юба испытывал неодолимое отвращение к системе рабовладения, широко распространившейся в Риме. Сочувствие нумидийца к невольникам отнюдь не выглядит странным, если учесть, что одно лишь высокое происхождение не позволило ему разделить их участь. После его воцарения в Мавретании рабство там мало-помалу искоренилось. Описанные в романе судебные разбирательства основаны на событиях, предположительно происходивших в Древнем Риме; на мой взгляд, они хорошо иллюстрируют некоторые из проблем, порожденных системой, при которой один человек угнетает другого, а также напоминают нам, насколько порой факт может впечатлить сильнее любого вымысла. Возьмем, к примеру, попытку Поллиона скормить старика-раба угрям, побег разъяренного быка, разбившегося при падении с балкона, или одержимость Августа своими заметками — все это упоминается в исторических записях. Даже игры, используемые учителем Веррием в школе, упоминание о племени телегениев, боровшихся с леопардами на арене, и небрежность Октавиана в мавзолее Александра Македонского, приведшая к перелому носа у покойного, — эти подробности взяты из письменных свидетельств, оставленных современниками. И хотя некоторые тонкости быта наверняка показались читателю анахронизмом, но и бассейны с подогревом, и элегантные ставни на окнах, и путеводители для приезжих, и многое-многое другое действительно существовало в Римской империи.
Древние римляне поражают нас размахом своих свершений, особенно если вспомнить, что средняя продолжительность жизни в те времена составляла чуть менее тридцати лет. Самые крепкие сооружения относятся именно к эпохе Агриппы и Августа — это и знаменитый Пантеон, и базилика Нептуна, и Септа Юлия, и форум Августа, и множество бань. Император и полководец украсили их любимыми статуями, будучи, как и прочие римляне, страстными собирателями древностей, особенно греческих. В отличие от музейных экспонатов, предстающих сегодня перед нашими глазами, мраморные изваяния были покрыты росписью, причем зачастую довольно кричащих оттенков — ярко-алого, желтого, оранжевого, бирюзового. Как ни странно для нас вообразить себе горожан, собиравших древности две с лишним тысячи лет назад, но временами их общество поразительно напоминает наше. Римляне обожали ходить в театр, приветствовали друг друга рукопожатием, и многие из ведущих мыслителей (например, Цицерон) жестоко высмеивали царящие вокруг суеверия, а то и веру в богов. Дети играли в кости, баюкали кукол, а взрослые проводили время на скачках, делая ставки и просто встречаясь с друзьями. Юмор эпохи отличается явной грубостью. Сохранившиеся в Помпеях надписи и рисунки на стенах дают представление о римском сарказме. Император Веспасиан, умирая, подмигнул сыновьям: «Увы, кажется, я уже становлюсь богом».
Существует причина, по которой нас привлекают рассказы о Древнем Риме: на мой взгляд, дело в том, что в людях, живших две тысячи лет назад, мы вдруг узнаем себя. Приглашаю вас поразмышлять над следующими отрывками. Думаю, некоторые из них покажутся выдержками, взятыми из современной литературы.
«К берегу вдруг прибился труп. Волны легко покачивали его то вверх, то вниз. Со скорбью в сердце стоял я и созерцал увлажнившимися глазами труд вероломной стихии. «А ведь где-нибудь, — обратился я сам к себе, — где-то там несчастного ждет жена, или сын, или, может, отец, не подозревающий о буре и страшном крушении. Уверен, что этот юноша оставил кого-то, поцеловал на прощание. Так вот он, итог человеческих замыслов, вот завершение наших великих планов. Только взгляните, как он теперь послушен волнам!»»
Петроний. Сатирикон, 115
«Я был счастлив узнать от людей, навещавших тебя, что ты обходишься со своими рабами, словно с друзьями… Кто-нибудь скажет: «Это просто рабы». Нет, это люди, во всем подобные нам! «Просто рабы» — но они живут среди нас! «Просто рабы» — нет, наши товарищи, если вспомнить, что все мы в одинаковой мере подвластны судьбе… Не хочу пускаться в пространные рассуждения по поводу обращения с рабами, к которым мы слишком надменны, слишком сварливы и слишком жестоки. Однако прими мой совет: обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше».
Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Письмо XLVII
«Женщина, первой убившая нежный зародыш в утробе, — лучше б сама умерла в этом неравном бою! Можно ль, из страха за белизну своей кожи, за стройность фигуры — плод жаркой страсти сгубить?.. Как предоставить утробу орудиям на растерзанье? Как отравить нерожденного соками проклятых трав?.. Злые тигрицы Армении так не поступят, львица не тронет малых детенышей когтем своим. Нежные ж девы — не против, но кары не все избегают: та, что убила дитя, гибнет нередко сама».
Овидий. Любовные элегии, XIV, 5–6, 25–26, 34-36
«С чего это ты разошелся? Не оттого ли, что я живу с царицей[47]? Да, мы не женаты — а ты впервые об этом услышал? Разве наша связь не длится вот уже девять лет? Можно подумать, ты живешь с одной лишь Ливией? Чтоб я провалился, если, читая это письмо, ты не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или с каждой из них, да и какая, в конце концов, разница, где и с кем ты утоляешь похоть?»