выжимаю из себя этот вопрос.
— Да как со всеми. Ленка у нас была та еще свистулька. На мордашку хорошенькая, фигуркой ладная. Нравилась она ребятам, че уж там.
— Однако в невесты Илья хотел себе вашу Алену, — напоминаю, отчего-то разнервничавшись.
— Так о то ж! Ага… С одними гуляют, на других жениться хотят. Всегда так было, Санечка.
— И когда он загорелся идеей жениться на Алене?
— Из армии прибыл и понеслося. Зачастил к нам в гости наведываться. Прохода моей Ляльке не давал.
— Это он умеет, — отворачиваюсь к окну.
Прибитая, в растрепанных чувствах молчу всю дорогу. Не хочется размышлять о Свечкаревой, но не думать о том, что узнала, не в силах.
Лена приняла сторону Ильи.
Пошла против семьи.
После всего, что случилось.
Это ли не говорит о том, что она его действительно любит?
Обед проходит под монотонное бормотание телевизора. И меня едва ли хватает на то, чтобы поддержать беседу. Я не в том настроении, и, к счастью, баба Маша будто чувствует это. Не трогает меня, не мучает расспросами, а вскоре и вовсе уезжает с соседом в Жулебино. Какая-то рассада ей срочно понадобилась.
Плетусь на задний двор. Там обчищаю куст спелой малины и некоторое время лежу на траве под палящим солнцем, прекрасно осознавая, как активизируются после принятия солнечных ванн мои веснушки.
Чуть позже, рискуя поджариться, заставляю себя перебраться на чудную скамейку-качели под навес. Они-то меня и убаюкивают на пару с легким, теплым ветерком.
Засыпаю с блокнотом в руках, куда успеваю записать с десяток годных строчек…
* * *
Сколько дремала по пробуждении не соображаю. Потому что из царствия Морфея выхожу не по собственной воле.
Кто-то будит меня своим присутствием. И этот кто-то очень похож на Паровозова.
Я аж привстаю на локтях и чуть не валюсь с лавочки.
Это ведь на самом деле он. Если меня не подводит зрение.
— Ты нормальная? — первое, что слышу.
— М? — все еще пытаюсь примириться с картинкой.
Есть вероятность того, что я по-прежнему сплю. Иначе как объяснить тот факт, что Илья сидит со мной на качелях.
— Твой отец пол Москвы на уши поднял. В курсе? — подносит сигарету к губам и затягивается.
Ёпрст! Правда он! Смотрит на меня! Говорит со мной! Вот же…
— Я оставила дома записку, — подтягиваю к себе голые коленки и принимаю сидячее положение.
— Записку, — повторяет, выпуская дым.
— Ну да. В ней указано, что со мной все в порядке, — пожимаю плечом.
— Восемь дней прошло. Ты не появилась в университете.
— А… понятно, экзамены начались. То-то у папы подгорает, — взбиваю копну непослушных кудряшек. — Угостишь сигаретой?
— Ты куришь? — хмурится Илья.
— Да.
— Ну и дура.
Вскидываю бровь. Открываю рот, чтобы сострить, но потом закрываю, так ничего и не сказав.
— Семеновна где? — отдает мне свою сигарету.
Свою блин, а не новую!
— Уехала в Жулебино, — забираю ее дрожащими пальцами.
— Ясно.
Излишне внимательно рассматриваем друг друга. И чем дольше длится этот зрительный контакт, тем сильнее я начинаю нервничать. Даже дышать ровно не получается.
SOS.
Сбой всех систем.
Подумать только, он здесь!
Непроизвольно дергаюсь, когда небо разрывает раскат грома.
И когда только погода успела испортиться?
— В дом пошли, — поднимается со скамейки первым.
Провожаю взглядом широкую спину, докуриваю сигарету и иду за ним, совершенно сбитая с толку.
— Есть хочешь? — интересуюсь, когда застаю его за инспекцией содержимого кастрюль.
— Кто варил? Не отравлюсь? — поднимает очередную крышку.
— Оставайся голодным, — цежу сквозь зубы.
Уму непостижимо! Снова цепляет меня. Прямо как тогда, на следующий после нашего знакомства день.
— Вроде пахнет недурно. Накладывай, — выносит свой вердикт.
Закатываю глаза и подхожу к плите.
Он, оперевшись бедрами о столешницу, в этот момент уже закидывается оладьями.
— Ты прямо как будто знала, что приеду. Подготовилась, — не упускает возможности меня смутить.
Блин, вот на хрена я их напекла, скажите?
— Откуда мне было знать, что ты заявишься в Бобрино.
— Я регулярно здесь бываю.
Стоит совсем рядом. И это напрягает. Итак вон колотит всю…
— Трубу не взяла с собой специально?
— Я на идиотку похожа? — ставлю тарелку с борщом на стол. Кладу приборы. Нарезаю хлеб.
— А ты считаешь, умная, что ли? — пристально за мной наблюдает.
— Это ты к чему? — поднимаю на него глаза и в ту же секунду режу палец.
Твою-то мать!
— К тому, что дичь вытворяешь. Бросаешь университет на финишной прямой. Совсем спятила?
— Тебя-то это каким образом тревожит? — откручиваю кран и подставляю палец под ледяную воду.
Терпение на исходе. Я — сплошной оголенный провод. Находиться с ним наедине — то еще испытание.
— Задумала что-то менять — поступай, как здравомыслящий человек. Взрослеть пора, Сань…
Это его «Сань» непредвиденно разрывается в груди гранатой. Осколками повреждая все мое нутро.
— Я уже давно взрослая.
— Чисто номинально.
Как же бесит этот его нравоучительный тон!
— Ты всегда убегала от проблем, вместо того, чтобы их решать. Смелая и бойкая, но не там, где надо, — припечатывает в довесок.
— Да пошел ты! — разворачиваюсь к нему.
— Это ты иди. Собирайся. Отвезу домой, — с невозмутимым выражением лица принимается за свой ужин.
Отвезет он!
— Не надо. Я прекрасно доберусь до Москвы на электричке!
— Красивое кольцо, кстати, — смотрит на мою руку.
Заметил значит?
— Замуж выхожу, — вскинув подбородок, сообщаю прежде, чем отправляюсь в комнату.
Достаю рюкзак из шкафа. Ставлю на застеленную одеялом постель. С психом расстегиваю молнию и закидываю туда свои немногочисленные вещи.
«Взрослеть пора, Сань»
«Ты всегда убегала от проблем, вместо того, чтобы их решать»
«Смелая и бойкая, но не там, где надо»
Шмыгаю носом и тяну в себя горячий кислород.
Больно принимать правду. И вдвойне неприятно слышать ее от него.
— Обиделась?
Еще хватает наглости спрашивать.
— Нет, — яростно борюсь с молнией, но она никак не поддается.
— Дай помогу.
— УЙДИ ОТСЮДА! — отбираю рюкзак назад.
— Пиздец, Харитонова, ты все такая же!
Мне кажется, или я слышу в его голосе раздражение?
— Зато ты — нет! — бросаю ядовито.
— Пояснишь?
Ой, а куда подевалось из речи извечное «обоснуй»?
— Стоишь тут весь из себя такой правильный! Кто ты такой, чтобы меня судить? Что ты вообще обо мне знаешь? М?
— Знаю достаточно, — высекает холодно.
Знает он.
— Катись к своей Свечке! — отступаю на шаг.
— Причем здесь моя Лена? О тебе говорим.
«МОЯ ЛЕНА».
Где-то тут подорванная нервная система окончательно выходит из строя.
— Что с тобой происходит?
— Не твое дело! Ненавижу вас всех! — чувствую, как по щекам текут предатели-слезы. — Ненавижу! Надоело! Все надоело! Оставьте меня в покое! Не лезьте в мою жизнь со своими долбаными советами! —